Не знаю, каким - таким своим ключиком открывает Улицкая сердца читателей.. Мое сердце осталось закрытым.
Модная
в либеральных кругах писательница озаботилась «еврейским
вопросом» и написала на эту тему целый роман, под названием «Даниэль Штайн
переводчик», за который тут же получила одну из литературных премий России.
Оговоримся, что у почвенников, националистов в
этой стране своя табель о рангах, свои премии. Вот и у либералов - персональная
шкала ценностей. Ничего не поделаешь – такова реальность, продиктованная, как
всегда, конъюнктурой и партийными пристрастиями. Изящной словесности это очень
мешает, если не перечеркивает вообще отягощенные подобным тяжким грузом опусы.По мне, хрен редьки не слаще. Первые писатели - слишком часто открытые антисемиты, вторые - не менее часто замаскированные.
Читаю роман Людмилы Евгеньевны, «спотыкаясь» на
каждом шагу, не только потому, что написан он бледной, на мой взгляд,
невыразительной прозой. Останавливают умозаключения автора.
«Что главное в
еврейском самосознании? Целеустремлённый, сам на себя
направленный интеллектуализм…. Я обнаружил, что учителю не меньше, чем
суть учения, важна интеллектуальная подвижность учеников, умение ставить, выворачивать
наизнанку или даже аннулировать сам вопрос. Тогда я понял, что ядро еврейского
самосознания — полировка мозгов как содержание жизни, постоянная работа по
развитию мышления. Именно она и дала в итоге марксов, фрейдов и эйнштейнов. В
отрыве от религиозной подпочвы мозги эти заработали ещё интенсивнее и
качественнее».
Это как понять? Выходит, у всех других народов
«полировка мозгов» направлена на благо окружающих, а у евреев исключительно и
только на себя. Они, мол, умствуют по принципу «искусства ради искусства», а
мыслители иных национальностей далеки от эгоизма. Впрочем, и с этой «интеллектуальной» юдофобией мир знаком
давно.
Насчет «отрыва» тоже «затык». Ну, все
несчастья лихой теории внука раввина именно в этом отрыве и состоят, но почему
Улицкая так лихо отнесла к абсолютным атеистам Фрейда и Эйнштейна не совсем
понятно. Здесь все гораздо сложнее, чем ей кажется.
Общие соображения в романе не идут в отрыве от
реалий Ближнего Востока. Улицкая, как и все ее почитатели, крайне обеспокоены
еврейским присутствием на Святой земле. Читаем: «Однажды в отделение привезли
молодого араба с ножевым ранением в область сердца. Его удалось спасти. Врач
любит своих безнадёжных, с того света вытащенных больных не меньше, чем они
его. Мы подружились с пареньком. Оказалось, что его семья бежала из Эйн Карема,
оставив дом и старый сад сразу же после начала Войны за Независимость. Я не
сказал ему, что живу в Эйн Кареме. Не смог. Да и зачем?»
Вот позор-то! Герой романа оказывается самым
настоящим оккупантом. Стыдно ему невероятно. Вот жителю бывшего Кенигсберга не
должно быть совестно, а ему впору вешаться под гнетом своей несуществующей
вины.
Еще один симптом латентной, чисто еврейской,
юдофобии. Что там дальше?
«Всю жизнь меня занимает тема личной свободы.
Она всегда представлялась мне высшим благом. Возможно, что за долгую жизнь мне
удалось сделать несколько шагов в направлении свободы, но с чем мне определенно
не удалось справиться, от чего я не смог освободиться,— это национальность. Я
не смог перестать быть евреем. Еврейство навязчиво и авторитарно, проклятый
горб и прекрасный дар, оно диктует логику и образ мыслей, сковывает и пеленает.
Оно неотменимо, как пол. Еврейство ограничивает свободу. Я всегда хотел выйти
за его пределы — выходил, шел куда угодно, по другим дорогам, десять, двадцать,
тридцать лет, но обнаруживал в какой-то момент, что никуда не пришел».
Принадлежность к датчанам, китайцам, шведам
или русскому народу никак свободу не ограничивает и не создает массу неудобств.
Еврейство – «проклятый горб». Это, извините, у горбатых, Людмила Евгеньевна. У
евреев, не наделенных инвалидностью ненависти к самому себе, все обстоит самым
обычным, «прямым» образом. Комплексом неполноценности они не страдают. Скорее,
излишней гордыней, что, конечно же, вам тоже известно.
«Как всякая большая
книга, эта меня доканывает. Не могу объяснить ни себе, ни тебе, зачем я за это
взялась, заранее зная, что задача невыполнимая. Наше сознание так устроено, что
отрицает нерешимые задачи. Если задача есть, должно быть решение. Только
математики знают про спасительную формулу — при заданных условиях задача
решения не имеет»
Жалеть себя надо, не позволять «доканывать».
Литературный труд, как и всякий другой, должен быть в радость человеку, а не на
муку. Мучительство в любом виде противно природе людской. Чего уж так казнить
себя, приносить в жертву. Насчет математиков не знаю, но какая упоительная
задача решать вопросы неразрешимые. Собственно, вся человеческая цивилизация
построена на этой страсти. Даже в гуманитарной сфере все неразрешимое сегодня
станет понятным завтра. Здесь заблуждается в своем пессимизме уважаемая Людмила
Евгеньевна.
Дальше Улицкая приводит джентльменский список
«неразрешимых загадок»: «Но если нет решения, то хорошо бы хоть увидеть саму
проблему, обойти ее с заду (так у автора А.К.), с переду, с боков, с верху, с
низу. Она вот такая. Решить невозможно. Вещей таких множество — первородный
грех, спасение, искупление, зачем Бог, если Он есть, создал зло, а если Его
нет, в чем смысл жизни…. Все вопросы для честных детей. Пока малы, задают
вопросы, а когда вырастают, находят подходящий ответ в отрывном календаре или в
катехизисе».
Опять как-то все лихо, хоть и «с заду». Куда
девать взрослых потомков Адама, которые находят ответы или, по крайней мере,
двигаются к разрешению «неразрешимых вопросов»? Неужели Людмила Евгеньевна с
такими личностями не знакома? Не может быть! Хотя, кто знает, возможно, именно
таких людей она считает «честными детьми», а себя, естественно, взрослой тетей.
Но вперед и ближе к теме! "Для Бориса
Пастернака христианство было болезненной и важнейшей точкой его биографии, а
еще более болезненной - факт собственной принадлежности к еврейству", -
говорит в одном из интервью Улицкая. - Герой же моего романа любит свое
еврейство, не стесняется его, равно как и христианства, которое выбрал в
острейший момент своей жизни, в момент погибели своих соплеменников и
соотечественников. Это разные пути, разные биографии. Один - реальное лицо,
интеллектуал, поэт, второй - полувымышленный персонаж, монах,
простодушный".
Только вслушайтесь: «болезненный факт
собственной принадлежности к еврейству». То есть, личную проблему Пастернака и
свою собственную Улицкая считает общим местом. Уверен, что многие замечательные
русскоязычные писатели и поэты никакой
такой «болезненности» не испытывали, так как не имели склонность прислушиваться
к голосу толпы и понимали зависть, ненависть и месть, как, увы, б е с п р и ч и
н н у ю сторону характера рода людского.
Полно в романе и других
банальностей, вроде извечной ссылки на Холокост, как причины еврейского
атеизма. Да все последние 2 тысячи лет существования народа Книги - сплошная
Катастрофа в том или ином виде. Можно сказать и так: вопреки всему Бог хранит
потомков Иакова для каких-то, только ему известных целей.
Да что там евреи! Вся история рода людского
никак не способствует вере в Бога, если понимать под этой верой рыночные,
потребительские отношения. Не дал Всевышний счастливой, сытой жизни – значит,
его и не существует. Скучно. Еще и потому, что и не была она, подобная жизнь,
изначально обещана. Изгнание из рая понимать нужно буквально. Юдоль земной печали
– это не ад, но чистилище.
«Очень хочется
понять, но никакая логика не дает ответа. И христианство тоже не дает. И иудаизм
не дает. И буддизм. Смиритесь, господа, есть множество неразрешимых вопросов.
Есть вещи, с которыми надо научиться жить и их изживать, а не решать». Советует
в романе Улицкая. Читателям советует. Можно подумать, что своей книгой она
ставит точку в извечных усилиях человеческой мысли. «Смиритесь, господа!» Я
сделала за вас всю необходимую работу. «Изживайте», а не решайте проблемы
бытия.
Что же это она так. И за меня, выходит, тоже. Мне
лично иудаизм помогал и помогает решать многие «неразрешимые» вопросы. Я вовсе
не собираюсь «смиряться» по совету писательницы. Смешно, наивно, но и невероятно кокетливо, как
и разрешение Улицкой в финале романа ее критиковать нещадно, отрицать и
перечеркивать.
Чем я, с разрешения Людмилы Евгеньевны, и
занят в этих заметках на полях ее романа.
Но вернемся к
упомянутому, «полувымышленному» монаху, к его финальным откровениям. Они
просты: Израиль плохо относится к христианам и евреи не хотят мира «впрочем,
арабы не хотят его еще больше». И на том
спасибо.
Если иные умозаключения автора романа всего
лишь банальны и наивны, то эта злонамеренная ложь полностью обнажает
либеральную гниль, под диктовку которой «Переводчик» и написан. Это они там, на
юдофобском Западе, приняли удобный постулат «виновности двух сторон». С арабов,
что взять, на то они и арабы, дикари несознательные. Вот евреи должны бы были
стремиться к миру, но не стремятся – противные такие, жестоковыйные.
Настолько мне известно, Людмила Улицкая не раз
посещала Землю Обетованную. Где, когда, при каких условиях она встретила еврея,
мира не желающего?
Читаю дальше:
«Палестину трясло, сионистское государство превращалось в религиозный
символ, евреи — в израильтян, арабы — в каком-то смысле — в евреев. Меня мутило
от национальной идеи — в любом ее прочтении.
Мы переглянулись с Ликой и Сережей — вот она,
церковь Иакова. Здесь, в Израиле, будут православные и католики,
разговаривающие с Богом на иврите. Но будут ли среди них евреи? То ли это, о
чем мечтал Даниэль? А может, это не важно?»
Нет, Людмила Евгеньевна, совсем не важно.
Важно то, что «трясясь», вооруженное ненавистной вам национальной идеей,
сионистское государство умудрилось за десятки лет своего существования
построить сильную, демократическую, современную страну. Некоторым державам
подобное не удается вот уже в течение тысячелетий. Укладывается это в ваши
идеологические схемы или не укладывается, с фактами не поспоришь.
Я думаю и здесь все несложно и напрямую
связано с манией ассимиляции самой Улицкой. Никак не желает она понять, что
евреи не хотят жить в арабо-еврейском государстве, а хотят растить детей по
своим правилам и обычаям в своей стране. Вот эта своя страна, Еврейское
государство, и мешает писательнице точно так же, как и ее «болезненное»
отношение к своему, такому неудобному и хлопотному происхождению. Но это,
повторим, не есть мировая проблема, а всего лишь проблема автора очередного
«еврейского» романа.
2008 г.