История для нормальной повести страниц на триста, с возможностью пауз, неторопливого диалога, размышлений по поводу, осторожной, медленной и внимательной разработки характеров и зарисовки всевозможных картин.
Но не дано. Тороплюсь куда-то. Нет покоя в душе. Так и бегу вприпрыжку от сюжета к сюжету, пробуя сжать текст до значимости атома. Атома, способного взорваться и стать целым миром. Мне кажется, что и читателю моему некогда. Он занят необходимым, насущным, зачем ему тратить время на подробное знакомство с чужой, вымышленной жизнью, чужими страстями?
Вежливость обязывает быть кратким. Никак не могу привыкнуть к справедливой мысли, что пачкаю белую бумагу черными знаками себе в удовольствие, прежде всего, а уж потом с похвальной целью развлечь грамотного человека, взявшего в руки газету или книгу.
Веню откачали. Он принял дюжину таблеток снотворного. Он так хотел умереть, но Вене не повезло – к нему заглянул продавец ковров – нахальный тип с кривой бородкой и в кипе. Самоубийца забыл повернуть ключ в замке , и продавец ковров, поскребся в дверь для приличия, а потом и открыл ее настежь, заподозрив неладное.
Веня обычно запирал дверь, а тут не сделал этого. Видимо, в глубине души, надеялся, что его спасут, вернут к жизни, несмотря на то, что жизнь стала ему совсем не нужна.
Так решил этот молодой, красивый, сильный и здоровый человек. Не нужна – и все. Он и раньше считал, что жизнь – это всего лишь очередь к смерти. Но вот спасли Веню. Оказалось, что его очередь еще не пришла..
Продавец ковров навестил спасенного в больнице. Он, этот кривобородый тип, очень гордился своей ролью в трагической истории самоубийства. Он принес Вене целый мешок шоколадных медалей и толстый молитвенник на русской языке.
- Это еще зачем? – удивился Веня.
- Так просто, - сказал продавец ковров. – Ты читай каждый день по молитве. Можешь даже не задумываться, что читаешь. Только прочти.
Веня, человек добрый, не стал спорить. Пожал плечами и положил Сидур на тумбочку.
Продавец ковров вскоре ушел, а спасенный открыл красный том с «двойным» ( на иврите и русском языке) текстом и прочел на первой странице: « Благодарю Тебя, Царь живой и сущий ,за то, что по милости Своей Ты возвратил мне душу мою. Велика верность Твоя».
Веня удивился прочитанному, но дальше углубляться в текст не стал. Если честно, Веня не особенно любил сам процесс чтения. Он так не узнал тогда, что речь в этой молитве шла не о жизни и смерти, а о простом возвращении из ночного сна в реальность утра.
Самоубийц долго в больницах не держат, если нет на то показаний по здоровью. Но им положена бесплатная консультация с психологом. Веню перед выпиской посетила такая девица, недавно получившая диплом и вынужденная, в ожидании своей собственной практики, за гроши халтурить в больницах.
- Ты где работаешь? – спросила она у Вени, записав его имя, фамилию и первые биографические данные.
- Котом, - ответил Веня. /
- С тобой тут не шутят, - довольно грубо сказала девица – психолог.
- Я не шучу, - тихо ответил Веня. – Рекламирую корм кошачий в больших каньонах.
Вене нравилось превращаться в кота: усатого, лохматого, хвостатого. Гримироваться под маской не было нужды, но он подводил глаза черной тушью. Он мог сам и не пробовать корм, но пробовал и даже привык к его горьковатому вкусу. Веня, человек не шумный и застенчивый, в кошачьем обличье вел себя смело, раскованно и предлагал консервы своей фирмы с известным артистизмом и даже талантом.
Он даже стихи придумал на тему, хотя прежде никогда в жизни стихов не писал.
- Хорошо живется киске, если корм от «Галы» в миске! – объявлял он, небрежно, одной рукой в рукавице, раскручивая хвост, а другой, отправляя в рот мясо из банки. Веня очень нравился детворе. Вокруг него всегда толпился народ, и Веня порой забывал, что никакой он не артист, а шут гороховый, нанятый хозяином для рекламы обычного, кошачьего корма.
Он рассказал той девице-психологу, что в Израиле вот уже семь лет. Прибыл он в страну один по программе «Наале», получил багрут в киббуце, потом служил в армии, приобрел там профессиональные водительские права, а потом устроился на работу «котом» с машиной. Машину, разукрашенную разной, затейливой рекламой Вене выдала фирма. Он ездил на ней по разным крупным торговым заведением и по дороге продолжал своим видом и образом самой машины рекламную работу.
Веня тогда, в больнице, сделал попытку рассказать, почему он оказался в Израиле один, но девице показалось это лишним. Ее больше интересовали вредные привычки спасенного самоубийцы, но таковых не оказалось. Веня не пил, не курил и никогда не пробовал наркотики. Психолог спросила о болезнях родителей. Спасенный ничего не знал об об этом. Он только вспомнил, что его отец, Ефим Лазаревич Грусин, долго лечил, после аварии, сломанную ногу, а мама, Екатерина Ивановна Грусина пережила операцию аппендицита.
Он сказал тогда, что в России у него есть родные: брат старший, сестра младшая и много других людей разной степени родства.
Он не сказал девице, что большая семья его жила разного рода хищениями с местного посудного комбината, а ему это совсем не нравилось. Веня не хотел таскать ворованную посуду на базар и торговать ей.
И однажды мама ему сказала, тяжко вздохнув:
- Честный ты, Веничка, тебе в России не прожить./
А тут, как раз, вышло объявление в газете, что таких, как Веня, приглашают учиться за границей, в государстве Израиль на полное содержание .
- Вот, - сказала мама Вене. - И от твоего папаши хоть какая-то польза вышла. Раньше был он неподходящей нации, а теперь то, что надо. Езжай, сынок, там народ образованный живет, по закону. Там тебе легче будет.
А папа Венин сказал так:
- Знаешь, Вениамин, мне никогда не нравилось быть евреем. Может тебе понравится. Кто знает.
Веня уехал, сдав чисто формальные экзамены . В киббуце Веня без особого труда закончил школу, овладел языком, прошел курс армейских наук, и вот устроился на хорошо оплачиваемую работу по рекламе. Он решил поднакопить деньжат и снова пойти учиться на какие-нибудь подходящие курсы или в колледж.
Девица-психолог спросила у самоубийцы, что его заставило выпить столько таблеток?
- Долги, - подумав, ответил Веня. – Сорок тысяч долгов. Я о них только и мог думать. Спать перестал. И днем и ночью одна мысль о деньгах, а потом решил заснуть навсегда, чтобы не о чем таком не думать больше.
Девица сказала, что все это глупость, что жизнь у человека одна и впадать в панику из-за такой мелочи, как деньги, не стоит. Она сказала все то, что ей полагалось сказать перед тем, как попрощаться со спасенным самоубийцей.
Потом она ушла, исполнив свой бесплатный долг, а Веня, неожиданно для самого себя, глухо застонал прямо в девичью спину уходящей девицы.
- Что случилось? –резко повернулась она. – Ты что-то хочешь сказать?
- Ничего, - сказал Веня, улыбнувшись. – Спасибо.
Он застонал, потому что вспомнил Эстер. Как она тогда смотрела на его кошачью физиономию: с недоумением, потом испугом, брезгливостью. А он, совсем растерявшись, пошел на нее, кривляясь и размахивая хвостом и стал орать рекламную ерунду без всякой необходимости. Веня знал, что у Эстер нет дома кошки. Но он все равно орал, подпрыгивая и дергая плечами:
- Хорошо живется киске, если корм от «Гала» в миске!! /
Потом он приехал туда, где давно уже не был: на арендованную им когда-то виллу в чистом и тихом районе Холона, умыл лицо, лег на диван и принял те таблетки, не торопясь, одну за другой, запивая снотворное, купленным по пути, яблочным соком.
Эстер он впервые увидел на пляже. С утра, в тот день, настроение у Вени было отличным. Ему тогда казалось, что сегодня обязательно должно произойти нечто удивительно, замечательное. В молодости бывают такие дни. Вот и у Вени такой день случился, когда он встретил на пляже Эстер. И понял, увидев ее, что эта девушка – его девушка, и больше ничья в этом мире, к великому сожалению, слишком переселенном разными, наглыми парнями.
Эстер была в компании таких парней. Но они и в подметки не годились Вене. Один сутулый и волосатый без меры, другой с заметным животом, несмотря на юный возраст, третий с физиономией перекошенной, будто от зубной боли. /
Эстер убежала от своих кавалеров в море, и Веня бросился за ней. Они вошли в воду вместе, рядом. Вене тогда показалось, что он в костюме кота, потому что куда-то подевалась его застенчивость, и он сказал Эстер, повернувшись к ней лицом, а спиной к теплым и тугим волнам:/
- Какая ты красивая! /
- А ты нахал, - сказала Эстер. /
- Нет, - сказал Веня. – Просто ты и в самом деле очень красивая. /
Так они познакомились. В тот день Эстер уехала вместе с теми, наглыми парнями, но оставила Вене свой телефон. Она записала цифры большим пальцем ноги на прибрежном песке. Номер телефона быстро смыла волна, но Веня успел его запомнить.
Так он начал жить новой жизнью влюбленного человека. Жизнью удивительной, когда со всеми нами начинают твориться фантастические вещи. /
Эстер нужен был другой человек, и он стал тем, другим, человеком.
- Ты «русский», - сказал Эстер. И с этим он ничего не мог поделать, но Веня мог придумать себе других родителей, создать иной быт и встречаться с любимой так, как она к этому привыкла./
Эстер, девушка неглупая и не злая, родилась в семье знаменитого адвоката и привыкла ни в чем себе отказывать. Ей нравилась любовь, предложенная Веней, но не могло понравится обрамление этой любви. /
Веня снимал квартиру на пару с одним парнем. Он так и не решился затащить на четвертый этаж типового дома на юге Тель-Авива свою любимую. /
Веня арендовал виллу за бешеные деньги. Небольшую виллу, удобную, уютную, обставленную приличной мебелью, но без электротоваров. Вене пришлось купить холодильник, телевизор с большим экраном и стиральную машину. Он даже компьютер приобрел и украсил им полированный, письменный стол в кабинете. Он купил все в рассрочку, и траты эти как будто не могли подорвать его платежеспособность. Так ему казалось. /
Веня зажил совсем иной, вымышленной жизнью, в которой только одно было настоящим: любовь к Эстер, ее покорное ласкам тело и постоянная радость от мысли, что завтра он встретиться с ней вновь.
Он придумал себе родителей –банкиров и заочную учебу в колледже Лондона. Веня даже друзей себе придумал совсем других, из чужого, близкого к Эстер, мира. Раньше Веню никто не мог заподозрить в такой изощренной способности к фантазиям разного рода. Прежде все были уверены, что такие правдивые и честные парни, как он, встречаются нечасто, а тут, будто черт в него вселился. Веня не просто лгал, но упивался своей ложью почти так же, как обликом кота в супермаркетах.
Эстер не отличалась особой наблюдательностью. Ей нравилось то, что придумывал о себе Веня. Он был отличным любовником, красивым и заботливым парнем, что еще нужно?
Эстер училась на третьем курсе университета. Замужество не входило в ее близкие планы. Отсюда и отсутствие особого внимания к обстоятельствам жизни Вени.
Он говорил, что работает клерком в офисе. Ее это вполне устраивало.
Он говорил, что на учебу в престижном колледже за границей, деньги, и немалые, ему подбрасывает богатый папаша – и это не казалось Эстер чем-то исключительным.
Он говорил, что скоро они поженятся и уедут в свадебное путешествие на Майами, и с этим Эстер не спорила, хотя и не собиралась выходить замуж за Вениамина.
Наметилась одна небольшая проблема. Ефим Лазаревич Грусин надумал посетить сына . Веня встретил отца в аэропорту и долго растолковывал гостю необходимость своих фантазий и умолял подыграть ему в случае необходимости.
Только потом Веня понял, что он мог не опасаться разоблачения. Отец не знал ни одного языка, кроме русского, а Эстер, напротив, владела многими языками, но русский был ей неведом совершенно.
Вене не пришлось особенно напрягаться. Он только купил старшему Брусину наряд, подходящий для банковского деятеля. Вскоре отец уехал, очень довольный тем, как устроился сын, но сам он перебираться в Израиль не собирался, так как процесс хищений на комбинате посуды достиг своего пика, а исполнять черную работу на родине предков Ефим Лазаревич не хотел.
Брусин старший спокойно отнесся к фантазиям сына. Он, естественно, и не подумал сделать замечание Вене, придумавшему себе новую биографию с несуществующими родителями. Самому Вене нравилось тогда жить во лжи, а возлюбленную вполне устраивало то, чем жил Веня. Расклад этот прост и не так уж редко встречается, как кому-то может показаться.
Не знаю, жил ли в грехе Веня. Ложь нужна была ему, казалось, не в корыстных целях, а совсем даже наоборот, чтобы рано или поздно превратиться в полного банкрота. Не по лжи он жил, а внутри лжи, а это, как мне кажется, не грех, а что-то вроде несчастья, тяжкой болезни. Хотя, надо признать, что и любовь – корысть особого вида.
Все сказки, и в жизни, и в литературе, рано или поздно кончаются. Наступил предел финансовым возможностям Вени. Он понял, что размер долга совершенно смертелен, и ему никогда не рассчитаться с банком.
Веня погас как-то вдруг, съежился, исчез. По инерции лжи он сказал Эстер, что уезжает в Лондон сдавать очередные экзамены, и снова поселился в убогой квартирке с другом. Он продал по дешевке все, что смог продать. Он стал работать по 15 часов в сутки, но долговая яма, несмотря ни на что, становилась все глубже.
Иногда он подходил к дому Эстер. Украдкой следил за ней и мучился невозможностью обнять любимую. Девушка не умела быть в одиночестве, и ревность терзала Веню жестоко.
Теперь он жил в правде, но она была горькой и мертвой, как жухлая трава жарким летом. Он не хотел так жить. Он не мог так жить больше.
Ключ от виллы Веня не отдал хозяину. В тот день, когда он, игривым «котом», встретил в каньоне Эстер, Веня не вернулся в жалкую квартирку друга. Он направился в пустую виллу и там проглотил смертельную дозу снотворного.
Остальное вы знаете. Что можно добавить к этой истории? Прошел год. Веня чудом избежал суда и тюрьмы. Работу по рекламе кошачьего корма он потерял, но устроился «псом» в фирму по продаже консервов для собак. Вполне возможно, вы встречали этого бедного парня. Он играет грустную собаку с повисшими ушами и без хвоста, и уже не осмеливается жевать сухарики из пакета, на котором нарисован довольный щенок.
Рекламные стихи, тем не менее, Веня сочинил. Он их иногда произносит перед особым скоплением публики, но без особого энтузиазма: « Будет весел, счастлив пес, если ты ему принес корм компании «Сабире». Самый лучший в этом мире».
Молитвенник, подаренный продавцом ковров, Веня иногда читает, хотя и не думает обращаться к Богу за советом и помощью. Перелистывает Сидур он просто так, как обычную книгу, в которой можно встретить что-то полезное, необходимое именно в эту минуту. Иногда он перечитывает ту, первую свою молитву о возвращенной душе, но Веня и сегодня не знает получил ли он обратно свою душу или осталась она там, в искаженном сказочном царстве лжи, где были высокие груди Эстер, ее зеленые глаза и усталая улыбка при расставании.
