(Жизнь и гибель Эрнесто Че Гевары)
Окончание.
Герильерос
Так звала его Таня Бунке, его последняя подруга, наполовину русская, наполовину немка, выросшая в Аргентине, когда они оставались наедине.
Он не взял ее в Африку, он взял ее с собой в Южную Америку… Он исчез из Гаваны в 65-ом и вернулся в 66-ом. Пятнадцать месяцев его не было на Кубе. Он решил сначала попробовать в Бельгийском Конго, но там у него ничего не получилось. Конголезские повстанцы, которым Куба пришла на помощь, не обладали теми качествами, что могли привести к континентальной герилье. Но он не пал духом. Он понял, что ошибся в выборе страны, ошибся в людях, но не в идее. В идее он не разочаровался. Она, как жена Цезаря, была для него всегда вне подозрений. И тогда он исчез вторично…
Почти полгода он, пользовавшийся его особым доверием негр-капитан, ветеран Сьерра-Маэстры Помбо, бывший с ним в конголезских болотах капитан-метис и тоже ветеран Маэстры Рикардо, и еще несколько десятков людей, обученных методам партизанской войны, находились в Боливии. Сколько лет прошло с тех пор, как там отказались от его добровольных услуг. Теперь он пришел освобождать Боливию силой. Круг замкнулся. Он выбрал ее потому, что генерал Рене Баррьентес сверг демократически избранного президента Виктора Пас Эстенсоро – на падшего он не держал зла. Но не только свержение законного правительства было единственной причиной, приведшей его в сельву. Ни его родная Аргентина, ни Перу, ни Венесуэла – ни одна из этих стран не была слабым звеном в цепи, которую он хотел разорвать. Режим Баррьентеса не успел еще укрепиться, армия была плоха, новый президент не справился бы без иностранной помощи с герильей. Они думали с Фиделем, что генерал запросит помощи у своего союзника – Вашингтона. Это вызовет протесты и возмущение на всем континенте, что в конце концов приведет ко всеобщей войне латиноамериканцев против гринго. Латинская Америка не Африка, Боливия, черт возьми, не Конго – здесь обязательно должно было рвануть… Он вынашивал мысль о втором Вьетнаме, как женщина вынашивает ребенка. Но где-то он ошибся – «ребенок» оказался недоношенным…
В Ньякауасу они приобрели ранчо «Каламину», занимавшее площадь в тысячу гектаров. Расположились там лагерем и втайне готовились к герилье. Но они все же вызвали подозрительность у соседей и на них донесли. Полиция нагрянула с обыском ночью, желая поживиться чем Бог пошлет – местные чины полагали, что это база наркоторговцев. Не найдя кокаин и даже не обнаружив оружия, полицейские убрались восвояси с не внушающего доверия ранчо. Но уже не спускали с него глаз. Он увел отряд в тренировочный поход, и именно это стало началом его конца. Зарядили проливные дожди, разлились реки, леса переходили в горы, горы в леса – и они заблудились. Не вступая ни с кем в бой, они потеряли первого бойца, боливийца Бенхамина. Он сорвался с обрывистого берега и утонул. Все произошло мгновенно – бедолагу не успели спасти. Во время переправы на плотах утонул другой боливиец – Карлос. Вместе с ним был кубинец Браулио. Когда плот перевернулся, Браулио сумел доплыть до берега, Карлос – нет. Вторая смерть потрясла всех еще больше, чем первая. А он в сердцах еще подумал, да что это за боливийцы-герильерос, неужели ни один из них, шедших на великое дело, не умел плавать?.. Еще не начав боевые действия, они стали заложниками местности, по которой продвигались неведомо куда. Когда были съедены весь хлеб и консервы, они начали ловить маленьких голых обезьян и попугаев. Голодные, измученные и вымотанные походом, они наконец-то вышли на дорогу, приведшую их к «Каламине». В отряде осталось к тому времени всего лишь 47 человек. На ранчо они узнали про двух боливийцев-дезертиров, и он приказал занять круговую оборону. А через день решил уводить оставшихся людей из «Каламины». Но было уже поздно. Весь район Ньянкаусасу был окружен правительственными войсками. Два месяца, вступая в стычки с отрядами регулярной армии, они вырывались из окружения, теряя все больше и больше людей – он хотел вывести своих бойцов из зоны герильи…
Он пришел в себя и сейчас, лежа с закрытыми глазами, мучительно размышлял, где он просчитался. Он совершил много ошибок в этой так и не начавшейся широкомасштабной войне, но одна из них была роковой. Он мучительно думал – какая. И вдруг его озарило. Ну, конечно, та, которую он совершил в тот несчастливый день, разделив отряд в нескольких километрах от Белья-Висты. Но что он мог сделать, если у Тани, его Тани, начался жар, и она не могла ни шагу ступить дальше. Он приказал Хоакину с 12 партизанами, из которых четверо отказались воевать, оставаться на месте и ждать три дня его возвращения. Он должен был, он просто был обязан спасти трех иностранцев, которые были с ним в «Каламине». Они знали, на что шли, когда присоединились к нему, они сделали это добровольно. Теперь его долг был отвести от них удар, направленный на него. Потом он должен был обязательно вернуться за Таней. За всеми, кто остался, надеясь на его помощь. Но он не вернулся. Он ушел с остальными партизанами в сторону Белья-Висты и не вернулся. 17 человек, которых он взял с собой, окружило 2 000 боливийских солдат. Коридор, который оставили ему правительственные войска был слишком узок и, в конце концов, должен был кончиться стенкой…
Их выследили с воздуха и загнали в глухой овраг, поросший непроходимым колючим кустарником. Бой начался 8 октября 1967 года пополудни. Рейнджерам и солдатам регулярной армии Боливии понадобилось около часу, чтобы расправиться с его герильерос. Его самого ранили в ногу. Вилли, теперь уже мертвому, лежащему за стеной Вилли, не удалось дотащить его до спасительных зарослей, росших по склону холма – может быть, им бы удалось уйти от преследования. И тогда капитан, командовавший рейнджерами, взял их в плен…
Смертник
Теран вытащил пистолет как раз в тот момент, когда он открыл глаза. Ярко сияло боливийское солнце, лучи, отражавшиеся от вороненой стали, слепили зрачки. Пели птицы, сельва жила своей ни от кого не зависимой жизнью и ей ни до кого не было дело. Он старался не отводить взгляд от дула, через которое на него в упор смотрела его смерть. Он хотел, чтобы добро в этом мире победило зло. Любыми средствами. Любыми методами. Любой ценой… Он давно сделал свой выбор. И даже сейчас перед лицом смерти, после ужасной неудачи с герильей, после своего постыдного поражения в ней, он продолжал считать этот выбор единственно верным. Он не испытывал ни раскаяния, ни мук совести. Ему просто не в чем было раскаиваться. Он любил жизнь, но только такой, какой она, по его мнению, должна была быть. И если она такой не стала, то нечего было и жалеть об этой жизни… Он задохнулся в так некстати обрушившемся на него приступе астмы… Теран взвел курок и выстрелил в лежащего у его ног пленника в упор…
Выстрела он не услышал. Мир треснул, как старое запыленное зеркало, и раскололся на тысячу крошечных осколков – в них отразилась вся его жизнь, которая распалась как целое, перестав существовать. Последнее, что он ощутил, был горький, но для него всегда такой сладостный вкус чая мате1, который он так любил и который так любила заваривать для него мать…
Взревев моторами, вертолеты медленно поднялись в воздух, сделали круг над Игерой и взяли курс на столицу.
Капитан рейнджеров Гарри Прадо щегольски козырнув, развернулся и начал спускаться с плато.
Поросшая кустарником кромка гор смыкалась с умытым после дождя неестественно чистым голубым небом, ни на минуту не умолкали распевать птицы, послеобеденный зной постепенно спадал.
Капитан потянулся за фляжкой, висевшей у него на боку – все-таки нынешняя осень в этой паршивой сельве была чертовски хороша…
P. S. Пейзаж после битвы
С того момента, как Че Гевару взяли в плен, до его гибели прошли сутки.
Он еще был жив, когда полковник Сентено объявил по национальному радио, что вождь герильи погиб в бою.
Отряд Хоакино был разгромлен у брода Вадо дель Иесо. Тане пуля попала в грудь, она упала в воду, течением тело унесло к Рио-Гранде, где его обнаружили через семь дней. Власти предали тело земле, на скромной церемонии присутствовал сам президент Баррьентес, лично знавший девушку-герильерос.
Много позже Гюнтер Меннель, бывший сотрудник госбезопасности, бежавший из Восточной Германии на Запад, утверждал, что она работала на МГБ ГДР.
Во время герильи Че Геварра вел дневник. Летом 1968 года фотокопии этого “Боливийского дневника” были тайным путем переправлены в Гавану. Убедившись в подлинности документа, Фидель Кастро распорядился опубликовать записи Че огромным тиражом для бесплатного распространения на Кубе и безвозмездно передать право на их публикацию любой стране, которая того пожелает.
Вокруг еще первого исчезновения Че как на острове, так и во всем мире, строилось много гипотез и ходило столько же домыслов и слухов. Чтобы их опровергнуть, Кастро на заседании ЦК 3 октября 1965 года зачитал письмо Эрнесто Че Гевары, обращенное к нему. Там были и такие слова: «Фидель!.. Однажды нас спрашивали, кому нужно сообщить в случае нашей смерти, и тогда нас поразила действительно реальная возможность такого исхода. Потом мы узнали, что это на самом деле так, что в революции (если она настоящая революция) или побеждают или погибают… Сейчас все это имеет менее драматическую окраску, потому что мы более зрелы, но все же это повторяется. Я чувствую, что я частично выполнил долг, который связывал меня с кубинской революцией на ее территории, и я прощаюсь с тобой, с товарищами, с твоим народом, который уже стал моим… Сейчас требуется моя скромная помощь в других странах земного шара. Я могу сделать то, в чем отказано тебе, потому что ты несешь ответственность перед Кубой, и поэтому настал час расставанья…»
Почти через два года после этого заседания, 23 мая 1967 года, в аргентинской печати появились два письма Че. Одно – родителям, другое – детям.
Первое начиналось так: «Дорогие старики! Я вновь чувствую пятками ребра Росинанта, снова облачившись в доспехи, я пускаюсь в путь… Считаю, что вооруженная борьба – единственный выход для народов, борющихся за свое освобождение, и я последователен в своих взглядах. Многие назовут меня искателем приключений, и это так. Но только я искатель приключений особого рода, из той породы, что рискуют своей шкурой, дабы доказать свою правоту. Может быть, я пытаюсь сделать это в последний раз. Я не ищу такого конца, но он возможен, если логически исходить из расчета возможностей. И если так случится, примите мое последнее объятие…»
Детям он писал: «Дорогие Ильдита, Алеидита, Камилио, Селия и Эрнесто! Если вы когда-нибудь прочтете это письмо, значит меня не будет среди вас… Ваш отец был человеком, который действовал так, как думал и оставался верен своим убеждениям. Растите хорошими революционерами… Помните, что самое главное – революция и что каждый из нас в отдельности ничего не значит…”
Для борьбы с отрядом Че Гевары президент Боливии обратился за помощью к США. Американские инструкторы, прибыв в Ла-Пас, отобрали около тысячи солдат и сформировали из них два батальона рейнджеров, тренировавшихся по специальной программе. Им помогала группа “зеленых беретов”. Правительство Штатов сочло это вполне достаточным, чтобы не получилось ни “второго Вьетнама”, ни континентальной герильи и не ошиблось в своих расчётах. “Второй Вьетнам” и широкомасштабная герилья не получились бы даже в том случае, если бы Северная Америка направила в Боливию свои войска. В этом было глубочайшее заблуждение Че Гевары.
17 октября 1967 года ЦК КПСС направил Фиделю Кастро телеграмму соболезнования. В ней, в частности, говорилось: «…Товарищ Че Гевара погиб за великое дело освобождения народов от гнета и эксплуатации. Он навсегда останется в нашей памяти как мужественный революционер, человек высокой душевной чистоты и беспримерной самоотверженности».
На следующий день “Правда” напечатала вместе с телеграммой некролог, подписанный Генеральным секретарем ЦК КПСС Л.И. Брежневым и всеми членами Политбюро, где говорилось примерно то же самое.
(За полтора месяца до смерти у Че сдали нервы, и он в кровь избил одного из своих бойцов, не подчинившихся его приказу. Запись в дневнике от 26 августа 1967 года начинается со слов: «Все получилось скверно…»)
Всего лишь трем кубинцам – Помбо, Бенингно и Урбано – удалось выбраться живыми из герильи и в конце концов с невероятными трудностями добраться до родины.
Уцелевшие боливийцы – комиссар отряда Инти (Гидо Альваро Передо Лейге) и боец Дарио (Давид Андриосоля) – решили не прекращать вооруженную борьбу. 9 марта 1969 года полиция напала на след Инти. Он погиб в завязавшейся перестрелке. 31 декабря того же года таким же образом погиб и Дарио.
За девять месяцев до этого в авиационной катастрофе разбился президент Боливии Рене Баррьентес.
Роберто Кинтанилья, руководивший ликвидацией террористической группы Инти вскоре был назначен консулом в Гамбург. В 1971 году он был застрелен неизвестными лицами.
Дневник и посмертную маску Че в Гавану переправил министр внутренних дел Боливии Антонио Аргедас, бежавший в 1968 году в Чили.
Вскоре на Кубе был открыт мемориал Эрнесто Че Гевары, ставший местом паломничества кубинцев. Для революционеров всего мира, придерживающихся самых разных взглядов, Че превратился в культовую фигуру.
Мир после гибели “безумного аргентинца” (так называли Гевару многие его товарищи) изменился до неузнаваемости, но не стал таким, каким видел его в своих призрачных мечтах неудавшийся поэт, не сбывшийся врач и “скромный кондотьер ХХ века»2.
А сам Че превратился в рыночный бренд – майки с его изображением носят не только молодые американцы, ничего не знающие о безумце, хотевшем перевернуть мир, но и студенты в Европе, не говоря уже о Латинской Америке.
Перефразируя Фому Кемпийского – эти заканчивается прижизненная слава.
1 Сорт чая, растущего в Парагвае.
2 Слова из письма к родителям. Кондотьер – от итальянского condottiertere – наемник, предводитель военного отряда в средневековой Италии.
