Нет ничего увлекательней
дорожных встреч и разговоров со случайными попутчиками. Встретились случайно,
разошлись, вернее всего, навсегда. Одно это наталкивает человека на исповедь,
на искренность, на попытки объяснить что-то самому себе.
Вот об одной такой беседе и расскажу. Наверно,
не все в точности я запомнил, не так "красиво" мой попутчик рассказ
свой изложил, но постарался, чтобы отсебятины было в нем, как можно меньше.
- Может быть, этот материал
заинтересует вашу газету, - сказал он. - Недавно я был гостем Израиля, но
прибыл сюда по приглашению моего старого арабского друга. Не думаю, что он
будет рад, прочитав свое имя в русскоязычной газете, а потому назову его
Азизом.
Мне 64 года, я не еврей, в Израиле прежде не
был ни разу. Хочу также признаться, что не могу считать себя человеком,
лишенным антисемитских предубеждений…. Ну, например, вы уж извините: никак не
могу отнестись с симпатией к еврейской привычке всегда бежать впереди паровоза,
а в неизбежно раздавленном виде вопить, что во всем виновата антисемиты.
Однажды рискнул, взял на работу тихого паренька, еврея, так этот тихий всего
лишь через несколько месяцев такую бучу устроил, что пришлось его уволить….
Тем
не менее, до недавнего времени у меня не было ясности касательно
арабо-израильского конфликта. По природе я человек крайне любознательный. Вот и
решился принять приглашение Азиза и сделать попытку разобраться в том, что
происходит в вашем регионе.
Два дня Азиз возил меня по стране ( были мы в
Иерусалиме, Беэр-Шеве, Акко), но остальные дни провели в разговорах о
национальном характере арабов и евреев.
Не
стану расточать комплименты Израилю. То, что вам удалось за короткий срок в
сфере государственного строительства, достойно глубокого уважения, но, думаю,
даже закоренелые антисемиты никогда не считали евреев ленивым и бездарным
народом. Скорее, вы слишком уж талантливы и слишком деятельны, но об этом я уже
говорил.
Да, необходима некоторая информация. Мой друг
– Азиз – квалифицированный зубной врач. Я познакомился с ним в клинике при
университете им. Патриса Лумумбы в Москве. Он там проходил ординатуру после
окончания института, а я, как больной, перенес операцию по удалению камней из
почки, а заодно и решил заняться ремонтом зубов. Так мы с Азизом и
познакомились. Знакомство это, со временем, переросло в добрые приятельские
отношения. Азиз часто бывал у меня дома и даже ухаживал за моей дочерью
Светланой. Что-то у них там не заладилось.
Зато мы с Азизом нашли общий язык: мы с ним любили шахматы и рыбную
ловлю.
Даже
не знаю, зачем это предисловие, но иначе, как мне думается, для вас будет
непонятна высокая степень откровенности моего арабского друга.
Однажды он мне сказал, что не менее 80% арабов
с израильским паспортом поддерживают восстание их братьев на оккупированных
Израилем территориях.
Я
заметил, что арабы в Израиле, как мне показалось, живут совсем неплохо.
Он
сказал, что это так, что в соседних арабских странах уровень жизни гораздо
ниже, но все дело не в жизни, а в смерти.
Я
высказал непонимание такого поворота в
разговоре. На что он заметил, что высший гуманистический смысл ислама
состоит в его подготовке человека к неизбежному концу. Он сказал, что ислам
разрешил для живущих на земле главную проблему: боль и отчаяние при мысли о
конечности земного существования человека. Ислам лечит психику человека от
ужаса перед неизбежным концом. Он сказал, что именно мысли о скорой смерти
омрачают душу любого человека. Он сказал, что только малые дети, подобны
ангелам, и не думают о конце бытия.
Араб
воспитан своей религией, и с незапамятных времен он привык относиться к жизни,
как явлению временному и случайному, всего лишь подготовке к вечному блаженству
или муке после смерти. Отсюда наше сравнительно спокойное отношение к благополучию
в этой жизни. Простой араб, если он не отравлен "зловонным дыханием
Запада" ( это буквальные слова
Азиза) легко довольствуется тем малым, что послал ему Аллах и больше
беспокоится о своей душе, а не о теле.
"Дом
араба – это его душа, - сказал он. – Здесь ты найдешь уют, порядок и достаток,
но то, что расположено за порогом
арабского дома, принадлежит одному Аллаху, а потому не нуждается во
вмешательстве человека.
Я сказал, что за порогом его дома Израиль, но
эту землю арабы считают своей.
-
Нет, - возразил
он решительно. – И эта земля принадлежит Аллаху. Евреи не понимают этого и
превращают каждый камень, каждую песчинку в свою, личную собственность. Евреи
слишком любят жизнь и стараются не думать о смерти. Они, даже самые религиозные
люди, не склонны верить в загробную жизнь так, как верим в нее мы. Отсюда и
чрезмерная жадность к времени, им отпущенному, и месту. Мы, арабы, никуда и
никогда не торопятся. Они спешат так, будто их за пятки хватают шакалы.
Тебе, я уверен, не понравится, как живут
беженцы на территориях, но живут они во имя будущей жизни: не грызут ближнего,
не толкаются локтями, не стремятся быть первыми в очереди, что так свойственно
евреям. Равенство в нищете – вот что угодно Аллаху.
Тут я рискнул возразить, напомнив о терроре. Я
сказал, что, если земля за арабским порогом принадлежит Аллаху, значит, только
ему и принадлежат жизни людей, заселяющих эту землю.
-
Это так, -
согласился Азиз. – Но у Аллаха есть слуги: особая категория людей, любящих Бога
больше самих себя. Аллах поручает именно этим людям творить суд и приговор на
своей земле…. И прошу тебя не произносить больше это слово "террор".
Это лживое и глупое слово.
Я обещал хозяину дома больше не делать этого,
но заметил, что большая часть человечества все-таки жизнь свою ценит больше
посмертного существования. Мало того, не верит в рай и ад, и дело здесь не
только в евреях и Израиле.
Он мне не сразу ответил. Я чувствовал, что
Азиз по мере сил старается не обидеть своего гостя поспешными словами. Наконец
он сказал: "Дорогой Андрей! Любая нация держится на ощущении своей
правоты. Забери у нее эту правоту – и она исчезнет. Я верю и в другую вечную
жизнь: жизнь, которую проживут мои дети, внуки, правнуки…. Я верю в правоту
своего рода, и в его право всеми силами распространять свою истину по земному
шару.
Я сказал, что подобное не может пройти
безболезненно, так как он сам сказал, что все народы мира живут своей правотой.
И арабам, например, будет трудно доказать современному русскому человеку,
гражданину США или китайцу, что бедность – благо, а преждевременная смерть,
отягченная убийством неверного, - верный путь в райские кущи.
-
Не отягченная, а
освященная, - поправил он меня.
Тут
я, признаюсь, вспылил и предложил ему незамедлительно лишить меня, атеиста,
жизни. Он рассмеялся и сказал, что я ничего не понял в арабской и исламской
ментальности. Гость, кем бы он не был, свят. Беда евреев Израиля в том, что они
отказались быть гостями на арабской земле и возомнили себя хозяевами.
Еврей,
сказал он, жертва своей собственной гордыни. Евреи – нация гостей. В этом суть
еврейского народа. Они всегда были пришельцами и гостями. Они знали, как нужно
вести себя в гостях, но не знают, и знать не могут роли хозяина.
Я вновь осторожно отметил, что евреи не пришли
бы обратно на родину предков, если бы в гостях с ними обращались
по-человечески. Я даже про гитлеровский геноцид напомнил.
Азиз
только пожал плечами. Мы арабы, сказал он, столетия не знали своей
государственности, веками жили под гнетом чужеземцев, однако никому из них не
пришло в голову травить нас газом. Значит, мы умели быть рабами точно также,
как сейчас умеем быть хозяевами своей судьбы, а потому и говорим евреям ясно и
прямо: " Вы гости, но возомнили себя хозяевами, а потому не умеете вести
себя правильно в гостях. Вы можете молиться нашему общему Творцу, но при этом
не тащить в чужой дом алчность, разврат, наркоманию, порнографию,
гомосексуализм. Все это, кстати, тоже от неуемной страсти к жизни, как таковой,
в привычке наполнять ее одними плотскими удовольствиями. Ты думаешь, мы требуем
ликвидировать их поселения, потому что нам нужна земля, свободная от евреев.
Нет, нет и нет, но нам на своей земле нужны гости, а не наглые, спесивые
хозяева.
Я вновь рискнул осторожно заметить, что нет
греха страшнее преднамеренного убийства, какими бы мотивами оно оправдывалось.
Он возразил с горячностью, что это не так, что цена здоровья народа гораздо
дороже цены жизни отдельных людей. Восстание народа Палестины происходит во имя
духовного здоровья арабской нации, а потому отдельные смерти в двух
противоборствующих лагерях не имеют никакого значения. Он бы, конечно, оплакал
героическую гибель одного из своих сынов, но в глубине души гордился бы его
решимостью отдать жизнь во имя нравственного здоровье своего народа.
Я слушал моего друга и думал, что вы, в
Израиле, да и мы, в России, имеем дело с врагом, ругань в адрес которого только
искажает картину конфликта. В России я только и слышу: нелюди, бандиты, убийцы
детей. Но вот поговорил я с Азизом, гражданином Израиля, и понял, что все не
так просто. И конфликт современной
цивилизации с исламом гораздо глубже, чем это пытаются, иной раз,
изобразить.
Но главное о чем я подумал, что никакого мира в
вашем регионе быть не может, а может быть только кровавая драка, не на жизнь, а
на смерть, хотя бы только потому, что вы, евреи, слишком цените жизнь, а арабам
она, как бы, "до лампочки". Они себя считают людьми духа, людьми
Аллаха, а вы, евреи, с их точки зрения, в низменных мерзостях копошитесь.
После последнего нашего разговора с Азизом я
бродил вокруг его дома и думал, что, конечно, далеко не все арабы не страшатся
смерти, и, конечно, не все евреи с такой алчностью относятся к жизни, но дух
народа – это все-таки константа, нечто общее.
Пейзаж
за порогом всех арабских домов в округе был одинаков. Проще говоря, мерзость и
запустение. И тогда я еще подумал, что, если земля эта принадлежит Аллаху,
почему нужно превращать ее в свалку и малую нужду справлять, не доходя до дома,
и заливать эту землю кровью своих же детей.
Нет, что-то тут не так, думал я….
А
если нет этого рая с гуриями, если вообще ничего нет, кроме пустоты, тогда
зачем эти юные смерти, зачем убийства людей ни в чем неповинных?
Вопрос,
собственно, только в одном: вот большевикам нужны были гекатомбы жертв, фашизм отправил на тот свет 50
миллионов жизней, сколько мертвых тел понадобится нынешнему исламу, чтобы
вернуться к первоначальному своему значению – покорности? И выдержит ли
человечество этот новый период жертвоприношения во имя идеалов чужой
веры?"
Не знаю, что еще добавить к рассказу
случайного знакомого. Вот только прочел недавно одно любопытное письмо Льва
Толстого по поводу 1-ой русской революции: " Чем сложнее события, тем
раздраженнее жизнь людей вокруг нас, тем большие усилия надо делать, чтобы
устоять в том единственном деле Божьем, к которому мы призваны и которое не
совпадает с той суетой и раздражением, которое охватило теперь русских
людей".
Ныне "суета и раздражение" охватило
слуг Аллаха. Все-таки гении не зря роняют слова. "Суета и раздражение –
суть любой революции, в том числе и исламской.
2002 г.
