> Роковой
> диагноз...
> диагноз...
> Дина Рубина
> А
> вот у меня знакомый есть, Петя
> Черноусов, человек русский,
> православный,
> выпивающий...еврейский поэт,
> пишущий на идиш.
> Да-да, Петя с ранней юности,
> оказывается, попал в еврейскую
> историю. Дневал и ночевал в доме
> своего любимого учителя,
> пристрастился бегать в синагогу,
> часами просиживал там над
> святыми письменами и, благодаря
> блестящим лингвистическим
> способностям, легко усвоил не
> только идиш, но и иврит...
> Короче, русский человек оказался
> здесь, в Израиле, ведущим
> еврейским поэтом, знатоком
> идишисткой культуры. Недавно
> получил премию Союза писателей
> за лучший сборник стихов на идиш.
> (Если б я все это изобразила, меня
> в очередной раз упрекнули бы в
> "пережиме" ситуации.)
> Кроме того, у Пети оказался
> хороший голос, и он с
> удовольствием поет хазанут —
> еврейскую литургию.
> Когда хорошее настроение, Петя
> даже выходит попеть на наш Арбат
> — пешеходную улицу Бен-Иегуда.
> Поет религиозные гимны в
> ашкеназской транскрипции,
> величаво кивая прохожим,
> бросающим в его кепку шекели...
> И вот недавно стоит он на
> Бен-Иегуде, поет. Подходит к нему
> старый человек, по виду — рав из
> религиозного района Меа-Шеарим.
> Слушал, слушал, смахнул слезу,
> бросил в Петину кепку пять
> шекелей и говорит — на идиш,
> разумеется — ведь
> ультрарелигиозные евреи в быту
> не говорят на иврите, считая этот
> язык святым:
> — Сын мой, — говорит старик, —
> тебе бы стоило надеть кипу.
> На что ему Петя, тоже на идиш,
> отвечает:
> — Да кипу надеть дело-то
> нехитрое, только это нечестно,
> ведь я — гой!
> А старик покачал головой и
> говорит:
> — Сын мой, ты не понял. Я сказал
> надеть кипу, а не снять штаны!
> Вообще, Петя — человек честный
> до оскомины — время от времени
> попадает в такие, вот, забавные
> ситуации, из которых выбирается,
> как правило, с величайшим
> достоинством. Он и рассказывает
> о них без тени улыбки, гордясь
> своей уникальностью.
> Иду, рассказывает, как-то
> вечерком, тихой улочкой в
> религиозном районе Геула. Вдруг
> из дверей маленькой синагоги
> выскакивает немолодой еврей,
> хватает меня за руку и
> выпаливает на идиш:
> — Друг, как хорошо, что ты
> подвернулся! У нас не хватает
> человека для миньяна.
> (миньян, как известно —
> необходимое число мужчин для
> совместной молитвы).
> Петя, как человек, повторяю,
> честный до отвращения, говорит
> ему — я, мол, вам, благородным
> иудеям, не гожусь, я — гой.
> Диалог, напоминаю, происходит на
> идиш. А на каком еще языке могут
> говорить два прохожих в Геуле!
> Тот отмахивается, досадливо,
> так:
> — Ну так что, подумаешь! Молиться
> умеешь?
> — Умею, конечно!
> (Спрашивается: — почему
> "конечно!"?)
> — Пошли!
> И знаете, рассказывает Петя,
> зашли мы в эту маленькую
> синагогу, и так душевно
> помолились!
> В то же время Петя настаивает на
> исконном своем вероисповедании,
> что выглядит комично, ведь он
> гораздо больший еврей, чем
> многие представители нашей
> московско-ленинградской
> интеллигентской публики. Но
> очевидно, ему это необходимо для
> ощущения значительности и
> отдельности своей неповторимой
> личности.
> Вхожу в автобус, вижу Петю,
> развернувшего огромную
> толстенную старую книгу на
> иврите. Выясняется, что это
> талмуд с комментариями Раши.
> — Вот! — говорит пьяненький Петя
> важно, кивая на страницу, — Это
> кладезь мудрости, настоящая
> сокровищница. Вообще, если бы я
> был евреем, я бы стал сатмарским
> хасидом. Но я — христианин...
> (Я при этом помалкиваю, стараясь
> не встревать в Петины, слишком
> для меня экстравагантные,
> рассуждения).
> — Да, я христианин! — продолжает
> он, возбуждаясь. — Вот только во
> что никогда не поверю — так это в
> то, что Иисус Христос — сын
> Божий. В это ни один
> здравомыслящий человек никогда
> поверить не сможет.
> Несколько секунд я оторопело
> вглядываюсь в его высокомерную
> улыбку и, наконец, кротко
> спрашиваю:
> — А во что вы, Петя, верите?
> — Как, во что! — восклицает он, —
> в единого всемогущего Бога!
> — Тогда вы, Петя, еврей, — тихо и
> твердо говорю я тоном, каким
> онколог сообщает пациенту
> роковой диагноз.
> А
> вот у меня знакомый есть, Петя
> Черноусов, человек русский,
> православный,
> выпивающий...еврейский поэт,
> пишущий на идиш.
> Да-да, Петя с ранней юности,
> оказывается, попал в еврейскую
> историю. Дневал и ночевал в доме
> своего любимого учителя,
> пристрастился бегать в синагогу,
> часами просиживал там над
> святыми письменами и, благодаря
> блестящим лингвистическим
> способностям, легко усвоил не
> только идиш, но и иврит...
> Короче, русский человек оказался
> здесь, в Израиле, ведущим
> еврейским поэтом, знатоком
> идишисткой культуры. Недавно
> получил премию Союза писателей
> за лучший сборник стихов на идиш.
> (Если б я все это изобразила, меня
> в очередной раз упрекнули бы в
> "пережиме" ситуации.)
> Кроме того, у Пети оказался
> хороший голос, и он с
> удовольствием поет хазанут —
> еврейскую литургию.
> Когда хорошее настроение, Петя
> даже выходит попеть на наш Арбат
> — пешеходную улицу Бен-Иегуда.
> Поет религиозные гимны в
> ашкеназской транскрипции,
> величаво кивая прохожим,
> бросающим в его кепку шекели...
> И вот недавно стоит он на
> Бен-Иегуде, поет. Подходит к нему
> старый человек, по виду — рав из
> религиозного района Меа-Шеарим.
> Слушал, слушал, смахнул слезу,
> бросил в Петину кепку пять
> шекелей и говорит — на идиш,
> разумеется — ведь
> ультрарелигиозные евреи в быту
> не говорят на иврите, считая этот
> язык святым:
> — Сын мой, — говорит старик, —
> тебе бы стоило надеть кипу.
> На что ему Петя, тоже на идиш,
> отвечает:
> — Да кипу надеть дело-то
> нехитрое, только это нечестно,
> ведь я — гой!
> А старик покачал головой и
> говорит:
> — Сын мой, ты не понял. Я сказал
> надеть кипу, а не снять штаны!
> Вообще, Петя — человек честный
> до оскомины — время от времени
> попадает в такие, вот, забавные
> ситуации, из которых выбирается,
> как правило, с величайшим
> достоинством. Он и рассказывает
> о них без тени улыбки, гордясь
> своей уникальностью.
> Иду, рассказывает, как-то
> вечерком, тихой улочкой в
> религиозном районе Геула. Вдруг
> из дверей маленькой синагоги
> выскакивает немолодой еврей,
> хватает меня за руку и
> выпаливает на идиш:
> — Друг, как хорошо, что ты
> подвернулся! У нас не хватает
> человека для миньяна.
> (миньян, как известно —
> необходимое число мужчин для
> совместной молитвы).
> Петя, как человек, повторяю,
> честный до отвращения, говорит
> ему — я, мол, вам, благородным
> иудеям, не гожусь, я — гой.
> Диалог, напоминаю, происходит на
> идиш. А на каком еще языке могут
> говорить два прохожих в Геуле!
> Тот отмахивается, досадливо,
> так:
> — Ну так что, подумаешь! Молиться
> умеешь?
> — Умею, конечно!
> (Спрашивается: — почему
> "конечно!"?)
> — Пошли!
> И знаете, рассказывает Петя,
> зашли мы в эту маленькую
> синагогу, и так душевно
> помолились!
> В то же время Петя настаивает на
> исконном своем вероисповедании,
> что выглядит комично, ведь он
> гораздо больший еврей, чем
> многие представители нашей
> московско-ленинградской
> интеллигентской публики. Но
> очевидно, ему это необходимо для
> ощущения значительности и
> отдельности своей неповторимой
> личности.
> Вхожу в автобус, вижу Петю,
> развернувшего огромную
> толстенную старую книгу на
> иврите. Выясняется, что это
> талмуд с комментариями Раши.
> — Вот! — говорит пьяненький Петя
> важно, кивая на страницу, — Это
> кладезь мудрости, настоящая
> сокровищница. Вообще, если бы я
> был евреем, я бы стал сатмарским
> хасидом. Но я — христианин...
> (Я при этом помалкиваю, стараясь
> не встревать в Петины, слишком
> для меня экстравагантные,
> рассуждения).
> — Да, я христианин! — продолжает
> он, возбуждаясь. — Вот только во
> что никогда не поверю — так это в
> то, что Иисус Христос — сын
> Божий. В это ни один
> здравомыслящий человек никогда
> поверить не сможет.
> Несколько секунд я оторопело
> вглядываюсь в его высокомерную
> улыбку и, наконец, кротко
> спрашиваю:
> — А во что вы, Петя, верите?
> — Как, во что! — восклицает он, —
> в единого всемогущего Бога!
> — Тогда вы, Петя, еврей, — тихо и
> твердо говорю я тоном, каким
> онколог сообщает пациенту
> роковой диагноз.