Мирон Я. Амусья,
профессор физики
Преодоление страха
(Пандемия в воспоминаниях
о далёком прошлом)
Я из повиновения вышел
За флажки - жажда жизни сильней!
Только сзади я радостно слышал
Удивленные крики людей.
Рвусь из сил, из всех сухожилий,
Но сегодня - не так, как вчера!
Обложили меня, обложили,
Но остались ни с чем егеря!
В.
Высоцкий
Случайно так совпало, что
я пишу эту заметку в День Победы, 9го мая 2020. Два этих события – Победа и
Пандемия20 - буквально обрамляют мою жизнь – одно пришлось на детство, другое
на старость. Конечно, ВОВ по сравнению с сегодняшними «достижениями»
пандемии много грознее. В ВОВ люди были лишены неконтролируемых властью
источников информации, т.е. страха: приёмники были сданы в приказном порядке на
хранение. Кстати, не помню, чтоб их с хранения вернули. Но и официальные
сообщения первых двух лет с их рефреном «после упорных кровопролитных боёв
наши войска оставили…», и дальше шли перечни, после которых никакой
пропаганды врага и не надо было – названия говорили за себя.
Странно, но среди тех,
кто были рядом со мной, страха проигрыша войны СССР Германии не было. Известный
рефрен «Враг будет разбит, победа будет за нами» был и мнением тех
взрослых, что меня окружали – родителей, родственников, соседей. И День Победы стал
воплощением той веры, которая стала реальностью очень высокой ценой. Он стал
домашним Днём памяти по тем, кто тогда ушли и не вернулись, или приближали этот
день – вне зависимости от тех манипуляций, которые с ним выделывали политики за
все последние 75 лет. Каждой семье есть, кого вспомнить, и поблагодарить. Помню,
что в самом начале мая 1945 у нас перестал работать репродуктор – чёрная «тарелка»
– официальный источник информации. Я не на шутку испугался – не услышим
сообщение о Победе. Папа меня успокоил, сказав – «Тогда заговорят
даже горы». Странное дело, но в нужный момент «тарелка» ожила…
После ВМВ сегодняшняя
пандемия – самая грозная атака, которую предпринимает природа против всего
человечества. Впервые угроза касается буквально всех стран, властно влияя на
распорядок жизнь миллиардов людей. У меня, однако, нет опасения, что наступает «конец
света», что пришедшее – начало гибели человечества. Хотя чего не услышишь
от ТВ, и радио, которые обильным страхом заливают глаза и уши своих зрителей и
слушателей. Иногда даже кажется, что без этих дестабилизаторов и пугальщиков
было бы спокойнее и лучше. Однако никаких признаков паники, или появления всеобщего
страха среди населения не вижу, равно как и озверения людей, проявления низких
инстинктов.
Пандемия оживила
воспоминания о давно ушедшем, но формировавшем взгляды на всю оставшуюся жизнь,
прошлом. В ленинградскую блокаду я был маленьким мальчиком, но хорошо помню,
как страх воздействовал на окружающих меня взрослых. Они хотели укрыться от бомб
и снарядов, а потому максимум времени проводили дома, поскольку довольно быстро
у взрослых всей нашей коммунальной квартиры практически исчезла обязанность
ходить на службу. Не говорю, что ничто в Ленинграде не работало, но работало
мало. Звук сирены гнал людей в бомбоубежища, а остальное время они сидели дома.
Сам я страха быть убитым не испытывал, поскольку и представления о смерти не
имел.
Поход за хлебом, а в
самом начале блокады – и за другими продуктами, требовал от жителей нашей квартиры
лишь короткой вылазки через улицу - в магазины напротив. А остальное время -
дома. Прекращение централизованной подачи воды после начала морозов требовало
похода на Большую Невку. Мама меня брала с собой. "Жажда жизни сильней"
- и мы ходили за водой, что было довольно далеко.
Тем временем, голод
крепчал, так как продуктовые выдачи быстро уменьшались. Папе с мамой стало
ясно, что надо начать продавать вещи. Для этого следовало идти на Сытный рынок,
т.е. проходить сравнительно большое расстояние. К тому моменту немцы уже не
бомбили Ленинград, а обстреливали из дальнобойных орудий. Обстрелы же не
предвещались сиреной. Она звучала, но уже после начала обстрела. А "Железного
купола", чтоб сбивать снаряды, тогда не было. Словом, был страх
ожидания опасности. Аналогичный страх возникает, когда живёшь в сейсмической зоне, с частыми
землетрясениями. Это я испытал на себе во время эвакуации, до весны 1946, где
мы жили в горах Джунгарского Ала-Тау. Я заметил, что некоторых людей ожидание
атаки – обстрела или землетрясения, страшит больше самих этих атак. Кстати, в
момент землетрясения тоже сильно желание укрыться в своей квартире или доме.
Хотя известно, что безопаснее находиться на открытой местности.
Однако желание спасти семью и
выжить самому преодолевало папин страх. И его впечатления о походах, а
некоторые пришлись и на обстрелы, всё больше концентрировались на успехе –
удалось купить хлеба или сахара (маме надо было кормить мою, рождённую в начале
сентября 1941 и умершую в марте 1942, сестру). При этом папа редко рассказывал
о самом походе, иногда лишь мельком упоминая сопутствовавший артналёт. А рынок
работал, там иногда удавалось продать и кой-какую мебель, за которой покупатель
приходил к нам домой, или что-то из маминых украшений. Цены продуктов были
баснословны. Моя тётя продала за буханку хлеба белый концертный рояль, в
надежде спасти дядю, но он всё равно умер от голода. Продукты, вероятно,
утекали на рынок с государственных складов – иных тогда не было. Вообще,
насколько помню, рынок сыграл заметную роль в том, что мы, за исключением
сестры, выжили.
Понимаю уже очень давно, что
страх преодолевается не только необходимостью сделать нечто опасное – реально или
потенциально, но и желанием испытать себя, перебороть страх для
самоутверждения. Это одна из причин того, почему люди ходят в горы и носятся на
мотоциклах. Здесь важен пример окружающих. Недаром говорят, что «на миру и
смерть красна». Вот и в преодолении страха перед вирусом мне, например,
очень помогало то, что мы не одни наедине с пугающей новинкой, не одиноки в
этой Вселенной, а идём тем же путём, что и многие другие. Для меня большую роль
сыграл успех Китая в локализации вируса, и его довольно быстрый выход из
карантина. Я читал об их достижениях, примерял их к Израилю, и видел, что курс
страны – проверен и правилен. Конечно, я читал и читаю обвинения Китая в
укрывательстве, подтасовках, даже создании этого вируса. Большинство этих
обвинений абсолютно не внушают доверия, и запущены политиками или с их подачи,
желающими скрыть свои очевидные всем промахи. Вполне возможная для тоталитарной
страны задержка с публикацией данных к тому, о чём я здесь пишу, отношения не
имеет. Мне было важно – вирус остановим, и при уважительном к нему отношении – сравнительно
умеренной ценой.
Однако то, что говорилось и
говорится о коронавирусе внушает страх перед его неожиданной и смертельной, с
учётом нашего с женой возраста, атаки, а обстановка строгой изоляции, подобно
дому во время Блокады, создаёт иллюзию надёжной защиты. Однако со временем
важным становится и желание вернуться, пусть и с риском, но к нормальной жизни,
начиная с того, чтобы свободно ходить. Первые шаги - в маске, с тщательным
обходом всех считанных прохожих, попадающихся на твоём пути. Но этот страх,
быстро уходит, хотя определённая опаска сохранится, думаю, надолго.
Вообще, понимаю, что период,
когда основную ответственность за то, что с тобой и твоими близкими и друзьями
произойдёт, брало на себя государство, явно кончился. В нашем с женой случае,
оно брало на себя и заботу, как нас накормить и помочь красиво провести
праздники. Государство было заботливо, но и строго, запрещая выйти из дома, и даже
приблизится к потенциальной угрозе, человеку или предмету. Этот период кончился
5 мая. Государство опасалось, что под напором множества заболевших не выдержит
его медицинская система. Система выдержала. Время государство выиграло,
необходимые ресурсы поднакопило.
Но теперь каждый из нас, по сути,
остался наедине с потенциальной угрозой. Сам, без строго запрета, ходишь,
понимая, что больничных коек, оборудования, врачей на тебя хватит. Но вот
потенциальный исход борьбы за свою жизнь и здоровье оцени сам. Тебе решать, что
лучше – ещё посидеть дома, продолжить избегать людей, аккуратно носить маску,
не забывать мыть руки сто раз на день. Или в какой-то мере рисковать, понимая,
что в общественных местах люди быстро и про дистанцию в два метра, да и про
маску, не говоря уже о мытье рук, могут и позабыть. Помнить надо самому и о
том, что сидя в изоляции иммунитета от вируса, вероятно, не приобретаешь. Так
что ты теперь сам, голенький, пусть и в маске, перед лицом своих проблем. А это
труднейшая из задач – нести ответственность за себя.
Замечу, что резко ослабив
ограничения, связанные с пандемией, 5-го мая, власти следовали не только
изучению динамики пандемии в Израиле и мире, но и настроениям среди населения. Ведь
не ослабь они ограничений, был риск, что население начало бы само их массово
нарушать. Дело в том, что страх преодолевается не только благодаря уменьшению
опасности, но и из-за привыкания к ней. А возникновение привыкания хорошо чувствую
на себе. Именно из-за неё сегодняшняя цифра 4 млн заражённых и почти 280 тысяч
умерших пугает меньше, чем первый миллион заражённых или первые 50 тысяч
умерших. Психологически, волна страха пошла на спад. Кажется, или это и
вправду, будто у коронавируса поубавилось резвости.
Так уже и в первую блокадную
зиму люди ходили по городу в тёмное время суток, притом не боясь быть
съеденными. Я не слышал о каннибализме, как о чём-то, с чем они столкнулись или
видели сами, от людей, живших в Блокаду подростками или взрослыми. Напротив,
мои знакомые собеседники его отрицали. Речь не идёт об отдельных случаях, но о
категорическом отрицании каннибализма как сколь-нибудь широкого явления. Я
спорил с Д. Граниным, который, наверное, впервые, вместе с А. Адамовичем, описал
такой случай в «Блокадной книге». Они, разумеется, точно передали, что
услышали от женщины, пережившей Блокаду. А вот было ли правдой рассказанное –
оставляло много сомнений.
Я пишу об этом не для
возобновления дискуссии, а как упоминание о некоем искушении периода
сегодняшней пандемии. Читывал статьи, где люди предсказывали, что закрытие
экономики обернётся куда большими потерями, чем смерть стариков, которые и так
скоро умрут. Я посчитал сумму «каннибальской» экономии. Оказалось, что
сокращение продолжительности жизни на один год сэкономит казне примерно 8 млрд.
шекелей. К чести страны и населения, абсолютное большинство об этой возможности
«финансового спасения» даже не упоминало.
Источником паники и страха в
наше время являются СМИ. Конечно, независимые СМИ есть важнейший элемент
сохранения свободы, да и обеспечения самого существования демократического
государства. Но свобода подразумевает ответственность в передаче информации,
отсеивания того, что есть непроверенные слухи, гротескное обобщением или просто
враньё. А свобода СМИ в демократических странах давно стала явной
вседозволенностью.
Я не склонен превозносить СМИ
времён Блокады, которое осталось у меня в памяти стуком метронома, доносившимся
из чёрной тарелки - репродуктора. После ноябрьских праздников 1941 она просто
никак не работала вплоть до нашего отъезда в эвакуацию в середине марта 1942 г.
В СМИ сейчас весьма легко
различить преференции того, кто их финансово поддерживает. Давно забыта чёткая
грань между новостью и мнением о ней того или иного комментатора. Политическая
ориентация комментатора (а дикторы СМИ часто сами готовят программу, становясь
и комментаторами новостей) особо ясно проявляется, когда они решают начать свою
политическую карьеру, присоединяясь к той или иной партии. Но соответствующие «ушки»
торчат задолго до этого их шага.
Буквально вчера столкнулся с
очередной порцией сеющей страх дезинформации СМИ. На ТВ обсуждали по сути конец
правительственного кризиса, и предшествующую ему капитуляцию БАГАЦа, который
сначала собрался почти всем составом для обсуждения диких, явно лежащих вне его
компетенции жалоб против ПМ, а потом признал их все, скопом, неосновательными.
Это суд легко мог сделать и не собираясь полным составом, и не болтая несколько
дней кряду ни о чём.. Судьи явно осознали опасность для них самих полного
исчезновения доверия к судебной системе страны. Однако вместо признания
очевидного факта победы линии ПМ в этой борьбе, комментаторы пытались убедить
слушателя в обратном, предсказывали неустойчивость и нестабильность власти, и
отмечали, что конец слушаний есть вовсе не их конец, а просто очередная
демонстрация законной власти БАГАЦа.
Из СМИ я узнал, как штурмуют
магазины в Израиле, США, Германии, как опустели магазины в РФ. Приводили
фотографии – очереди, полки без товаров на них. Однако когда мы с женой сами пошли
в свой супермаркет, всё было на месте. Может, три дня перед самым Песахом не
было яиц, что одного знакомого по переписке левого либерала заставило
многократно вопрошать «Где яйца?», когда уже проблема была забыта, и
становилось неясно, о каких, собственно, яйцах он печётся. Позвонил к своим
близким и хорошим знакомым в перечисленные страны, и выяснил, что мои
корреспонденты с означенными трудностями не сталкивались. Я не упрекаю СМИ в
массовом изготовлении фальшивок. Я отмечаю лишь, что факт, острый,
привлекательный, увеличивающий тираж издания не есть ещё правда, он, в лучшем
случае, лишь полуправда.
СМИ, и не только израильские,
полны сообщением об угрозах, которые несёт введение карантина, и трудностях
последующего выхода из него. Много говорят о волне психических заболеваний, о
неизбежной грядущей массовости самоубийств тех людей, которые понесут крупные
финансовые потери в результате карантина, вызванного пандемией. Примечательно,
что эти же СМИ не обсуждают травмы, привнесённой крупными людскими потерями от
пандемии, особенно с теми цифрами, которая пандемия бы привнесла, дай ей
разгуляться без введения периода принудительной изоляции.
Я не искал статистических данных
ни по самоубийствам, ни по росту числа психических заболеваний после мировых
войн или настоящих пандемий. Однако потери имущества и денег переживали близкие
мне люди и в период Октябрьской революции и последовавшей за ней Гражданской
войне. Потери были большие, заставлявшие резко менять, в сторону ограничений,
весь свой и семьи образ жизни. Так, дедушка мой по отцу потерял на девальвации
царских денег весь свой заработанный для обеспечения статуса купца первой
гильдии и переселения в Петербург миллион рублей, да и всё остальное имущество.
Денежная реформа 1946 забрала все накопления многих людей, в том числе моих
родителей. Однако, сколько живу, помню слова: «Были бы кости, а мясо
нарастёт». Много раз видел и на сравнительно близких людях, как это самое
мясо откуда-то появлялось и нарастало.
Видел и помню, как с начала
девяностых обнищала огромная страна, и мои коллеги были в первых рядах
нищавших. О себе я здесь не говорю, поскольку огромное количество ранее
нереализованных приглашений позволили мне существовать без того кошмара, в
который были погружены мои коллеги. Последнее приглашение пришло из Иерусалима,
где, приняв его, я и стал полным профессором Еврейского университета в 1998.
Однако люди и без приглашений находили выход. Ни с каким ростом числа
психических заболеваний я не сталкивался. А видел материализацию лозунга «Спасение
утопающих дело рук самих утопающих». Кто-то из науки уходил, кто-то искал в
её рамках приработок, кто-то прозорливо увеличивал жилплощадь, кто-то ловко использовал
свои знания и умение анализировать, вкладывая всё, что имелось в весьма
прибыльные, но крайне рискованные банки.
Чего я не видел среди родных,
приятелей и знакомых, так это появления психических заболеваний в медицинском
смысле этого слова. Отмечу, что и самоубийства, которые изредка встречались и в
научной среде, не росли числом вследствие массовых испытаний, и связаны были
обычно с семейными переживаниями. Хочу отметить, что глобальные потрясения, если
судить по тому, что читал, и ограничиваясь сравнительно недавним временем, не
стали источником ни психических
заболеваний, ни сколько-нибудь массовых самоубийств. Здесь опять, гонясь за
сенсационными заголовками, СМИ рисуют необоснованные страшные картины. Люди,
приспосабливаются к новым условиям. Петербургская и московская знать, из тех,
кто заранее не перевёл деньги за границу, становились в большом числе
водителями такси, официантами в ресторанах, гувернантками и воспитателями в
богатых домах стран Западной Европы или США.
К самоубийствам приводили, в
основном, общие моральные факторы, и болезненно переоценённые проблемы личной
жизни. Тут и горечь поражения (белогвардейские офицеры, японские самураи,
командиры Красной Армии в начале войны), и опасения плена с его
издевательствами, и страх ареста и осознание непереносимости пыток среди
начальственного состава в СССР. Но потеря имущества как причина самоубийства,
когда такая потеря не есть личная неудача с сопутствующей мыслью – «Ты –
ничтожество, неудачник», а общая беда, кажется мне не просто сомнительной,
а невероятной. А уж выход из периода этой беды просто не может быть источником
депрессии. Разговоры же о ней ведутся теми, кто видят для себя новую
возможность «подоить» государство.
Известно, что пережив первую
блокадную зиму, люди стали с большой инициативой искать решение и
продовольственной, и других проблем города. Так и сейчас, выход из пандемии
толкнёт многих на поиск нового дела, новых, полезных для других, и, тем самым,
для себя, занятий. Совершенно ясно, например, что полное двух-трёх месячное
закрытие столь привычных воздушных сообщений не пройдёт без последствий.
Возрастут цены на авиабилеты, надолго сохранится страх застрять в чужой стране
или заразиться там какой-то разновидностью дряни, от которой у тебя нет
иммунитета. И возникнет соблазн купить большущий телевизор и смотреть, что
хочешь, не выходя из дома – без новых трат, сутолоки поездки и т.п. Помню, как
ещё в начале 70-х мой сотрудник, у которого была в доме просто уникальная по
тем временам стереосистема, говорил мне: «Зачем, Мирон, ходить в Филармонию,
нюхать там носки соседей, слушать их кашель и скрип кресел, если возможно такое?»,
и протягивал мне наушники. Я пока этому совету не последовал, но, возможно, и в
нём есть своя правда.
Кстати, в связи с коронавирусом
узнал немало для себя нового. Например, я всегда полагал, что иммунитет – неизменно
добрый защитник организма, помощник в борьбе с ранениями, вирусами, бактериями.
Оказалось, однако, что при коронавирусе опаснейшей становится ситуация, когда
иммунная система реагирует слишком сильно. И это ведёт к «иммунной буре»
- состоянию, когда иммунная система, уничтожив полностью или частично врагов
организма, начинает уничтожать сам организм – до его гибели. Оказалось, что
нередко эту бурю провоцирует применение столь желанных и нужных в пандемии
аппаратов ИВЛ.
Эта история напомнила мне то,
что происходило в начале января 1942, и крепко врезалось в память. Была выдача
продуктов по карточкам, впервые после значительного перерыва. Продукты были из
США – сушёные беленький лук и картошка, яичный порошок и совсем немного сливочного
масла. Меня родители в съедании всего этого крайне ограничивали, растягивая,
так сказать, удовольствие. Потом, уже в г. Ярославль, в стационаре, куда направлялись эвакуированные
из Ленинграда, нас начали кормить с очень маленьких даже для ребёнка порций.
Оказалось, что наестся – смертельно опасно. Организм начинает выделять всё
необходимое для переваривания пищи, а сам аппарат переваривания от этой работы
отвык. И тогда, под влиянием того, что в избытке, желудок начинает буквально «есть
самого себя», что приводит организм к гибели. Действительно, в начале
января первая выдача продуктов способствовала особо большой смертности в
блокадном Ленинграде в 1942.
***
Многому научила Блокада, и
доучивает Пандемия20. Кончая эту заметку, я подумал, а может это не случайно,
что она написана именно 9-го мая, в День Победы. И есть с ним связанный
непреложный факт – победи тогда другая сторона, и меня бы не было среди
пишущих, да и среди читающих. Не было бы и моей жены, и сына, внуков и правнуков.
Для Мира, Вселенной – невелика потеря. А для меня это делает Победу в ВОВ
чрезвычайно важным праздником, с которым поздравляю читателей.
Иерусалим
