ХАНУКА В ПЕТЕРБУРГЕ

 https://www.facebook.com/sinagoga.petersburg/videos/1593741574039508/

Выделить ссылку и "перейти по адресу..."

"КОГДА ГОРИТ СВЕЧА НА ХАНУКУ". ПОЁТ ГОРОДНИЦКИЙ

https://www.youtube.com/watch?v=w-C9H-qRXBk

Выделить ссылку и "перейти по адресу..."

ДНЕВНИК ДОКТОРА СС

https://isralove.org/load/14-1-0-1761?utm_source=email
ВЫДЕЛИТЬ ССЫЛКУ и ( перейти по адресу...)

МОНИКА БЕЛЛУЧЧИ: МИСС ИТАЛИЯ

Она не просто красавица, актриса и воплощение женских достоинств, но ещё и бренд, вечная «Мисс Италия», символ своей страны и чуть и не официальный её представитель. Вслед за Джиной Лоллобриджидой, Софи Лорен и Стефанией Сандрелли именно Моника способна выразить «итальянский дух» с его чувственным эротизмом и южной полнокровностью. Беллуччи настолько хороша собой, что ей прощают даже то, что как актриса она не может сравниться со своими великими предшественницами, обладавшими и физическим совершенством, и огромным талантом. Текст: Ольга Вознесенская Зато с ней связано несколько тайн. Она тщательно скрывает свой возраст (46 лет). Серьёзные американские справочники, ручающиеся за точность информации, выдают разные даты: 1964 и 1968 годы. Впрочем, не суть важно: главное, что актриса, сколько бы лет ей ни было, пленяет мужское воображение. Недавние фото, где Моника запечатлена почти сразу после родов, тому свидетельство. Лёгкая полнота лишь подчеркивает её женственность. Несмотря на то что возраст Беллуччи неумолимо приближается к роковой отметке «50», она блистает и на экране: ранней осенью новый фильм «Не оглядывайся» выходит в российский прокат. В прошлом году Моника представляла его в Каннах, дважды пройдясь по знаменитой красной дорожке. Сначала в обнимку с супругом, а потом — с Софи Марсо, своей напарницей в этом странном фильме, где актрисы, итальянка и француженка, играют одну и ту же женщину. Вернее, разнообразные её воплощения, как будто намекая на то, что у Софи Марсо где-то в глубине души таится что-то итальянское, а у Моники, соответственно, — что-то французское. Вторая тайна, в которую не может проникнуть никто, — отношения Моники с мужем Венсаном Касселем, главным мачо французского кинематографа, столь же красивым, сколь и «уродливым» (всё зависит от ракурса). Талантливым, обладающим мужской харизмой и склонным к эпатажу. Лет пять назад все прочили им скорый развод, и Моника высказывалась о муже иронически. Поговаривали также, что они давно живут раздельно, хотя актриса позволяет отцу видеться с их дочкой Дэвой. Таблоиды уже предвкушали подробности, связанные с разводом, и вдруг — новость совершенно противоположная: Моника беременна и готовится стать матерью во второй раз. Брак с Венсаном Касселем — пусть экзотический, гостевой, скорее похожий на отношения любовников, — длится уже 15 лет. ПРОКЛЯТИЕ КРАСОТЫ Попав на съёмочную площадку из модельного бизнеса абсолютно случайно, Моника Беллуччи имела о будущей профессии весьма приблизительное представление. О чём Венсан Кассель, потомственный актёр, парижанин, сын знаменитого артиста, выросший за кулисами, не преминул ей сообщить при первом же знакомстве и в довольно грубой форме. Сейчас она вспоминает об этом со смехом, ничуть не стесняясь повторять его пренебрежительный пассаж об «очередной красотке на длинных ногах, увенчанных совершенно пустой головой». По-видимому, старый комплекс («любая красавица в какой-то момент начинает догадываться, что в её жизни что-то не так. И мучается смутными подозрениями — не товар ли она, не вещь ли») отныне навсегда преодолен. Сыграв в нескольких фильмах роли радикальные, смелые, Беллуччи успокоилась — вес взят, её профессиональная гордость удовлетворена, и даже муж, её главный и самый строгий критик, доволен результатами. Между тем, и слава, и любовь публики, и миллионные гонорары дались Монике далеко не сразу: она не родилась, как говорят англичане, с серебряной ложкой во рту. Во-первых, бедность — не лучший, как известно, спутник блестящего будущего, а семья Беллуччи существовала на грани выживания. О том, чтобы заплатить за приличное образование дочери, не могло быть и речи. Хотя девушка — несмотря на то, что уже к четырнадцати годам мужчины не давали ей проходу, — мечтала о юриспруденции (а, скажем, не о подиуме или богатом любовнике). Невзирая на её сегодняшние откровения, что, мол, лень — моё главное качество, в отрочестве никто бы не мог обвинить Монику в разгильдяйстве. Мало того что она всегда помогала матери по хозяйству, но ещё и упорно училась. Она не только не пользовалась внешностью в корыстных целях, а... тяготилась своей ослепительной красотой. Позже в фильме «Малена» этот мотив «проклятия красоты», которой вечно все завидуют, хотят присвоить, купить и продать, прозвучит в полную силу. Как будто Моника сыграет свою юность — когда её, личность, мечтающую об уважении окружающих, преследовали похотливые взгляды всех без исключения мужчин, от подростков до солидных отцов семейств. «Люди могут простить тебе талант и даже ум, — скажет она много позже, уже став звёздой, — но только не красоту». Тем более в далекой провинции: известно, что многие итальянские городки, внешне респектабельные, до сих пор сохраняют чуть ли не средневековый уклад жизни. Быть красавицей в таком городке — не иначе как наказанье божье. Мужские драки, соперничество, похоть, зависть, сплетни и прочие экзотические удовольствия в том же роде обеспечены. Потому-то Моника всеми силами стремилась уехать из Чита-ди-Кастелло — и, по возможности, уехать навсегда. Если не в огромный и страшный Рим, то хотя бы в Перуджу, город, где, по крайней мере, есть университет и где можно было выучиться на юриста. Для того чтобы платить за обучение, она работала официанткой: именно здесь, в ресторане, её и заметил модельный агент, поспешивший чуть ли не сразу — быка за рога! — заключить с ней контракт. Работа модели ладилась, и ещё как. Её заметили в крупном агентстве, базирующемся в Милане, предложив бросить учёбу в университете и переехать из Перуджи. Она сразу же согласилась. И стала подлинной сенсацией в мире моды. Фото тех времён запечатлели очень красивую юную девушку, в которой есть то, чего так недоставало моделям восьмидесятых: теплоты, южных красок, темперамента, раскованности. На фоне ходячих «90-60-90», роскошная Моника, чьи параметры не соответствовали общепринятым стандартам красоты, выглядела сногсшибательно. Дольче и Габбана, знающие толк в женской красоте, предложили ей стать лицом их марки. Ещё немного, и Беллуччи стала бы топ-моделью, как Линда Евангелиста или Ева Герцигова... Однако Моника грезила не подиумом. Всю жизнь она стремилась преодолеть природный имидж красотки с обложки (и вот теперь «вешалки» для одежды), поэтому девушка стала посещать актёрские курсы, зубрить английский и французский — словом, готовиться к следующему прыжку в карьере. СКОЛЬКО ТЫ СТОИШЬ? Сам Дино Ризи, знаменитый итальянский кинорежиссёр, позвал дебютантку на роль. Правда, в незначительном эпизоде. Неважно: у неё ещё всё впереди, она ещё сможет доказать себе и миру, что вакантное место первой итальянской дивы, освобожденное Софи Лорен и до поры никем не занятое, принадлежит именно синьоре Беллуччи. Второй краткий киноэпизод случился в фильме самого Фрэнсиса Форда Копполы. Одна из невест Дракулы в одноимённом фильме знаменитого американского режиссёра, можно сказать, открыла глаза продюсерам и режиссёрам на существование такой актрисы, как Моника Беллуччи. С тех пор она снялась более чем в тридцати картинах, настолько разнообразных, что диву даёшься: Моника чувствует себя органично и в роли шпионки, и в обличье сказочной ведьмы, и в сложном гриме почти комиксовой, шутейной Клеопатры, и даже Богоматери. Она сотрудничает и с великими режиссёрами, и с обычными голливудскими ремесленниками, снимается и в шедеврах, и в коммерческих поделках. Причём снимается часто — по крайней мере, не реже одного раза в год. Для бывшей модели (как правило, в кинематографе они мало на что способны) это даже не блестящий, а просто ошеломительный результат. Более того — чтобы не застрять в образе вожделенной красотки и только-то, Моника соглашается на героические, иначе не скажешь, роли. Как, например, в «Необратимости» Гаспара Ноэ, где её — подсчитано — жестоко насилуют целых 9 минут экранного времени. Эпизод, стоивший едва ли не сердечного приступа её мужу Венсану Касселю, выскочившему из зрительного зала уже на третьей минуте. Мало того: она никогда не откажется от роли очередной проститутки (их в фильмографии актрисы столько, что это изумляет репортеров, задающих Монике во время интервью неприятные вопросы). Беллуччи отвечает с вызовом: да, мол, играю, играла и буду играть проституток и шлюх, потому что такая женщина — даже не тип, а архетип. Играть отрицательных персонажей всегда интереснее, чем положительных. Больше всего на свете Беллуччи боится быть пресной, скучной и буржуазной. Чтобы развеять миф о своей буржуазности (богата, красива, успешна и, стало быть, самодостаточна) она и пускается в авантюры. Однако стереть с себя глянец ей до конца не удаётся. Если быть честным — вовсе не удается. Как актриса, Беллуччи проигрывает многим звёздам: в первую очередь, американским, у которых школа посильнее. И даже итальянским: начиная как модели и девушки с обложки, многие из них (Клаудиа Кардинале, к примеру) впоследствии доказали всему миру наличие большого таланта. При всей своей привлекательности — и человеческой в том числе — Беллуччи никогда не дотянуться, скажем, до Стефании Сандрелли, уже в 16 лет игравшей ярко и талантливо. Однако режиссёр, понимающий природу актёров и умеющий высечь из каждого своего подопечного, талантливого или не очень, необходимую искру, может сотворить чудо из игры Моники Беллуччи. Один такой уже нашёлся: Бертран Блие, классик французского кино, обладающий в равной мере сатирическим и лирическим даром. Моника снималась у него в фильме «Сколько ты стоишь?», как всегда, в роли полушлюхи, полусвятой, сколь обольстительной, столь и недалекой «постельной принадлежности». И что же? Блие добился от несколько статуарной Беллуччи почти невозможного: это была её лучшая роль — самая тонкая, ироничная и одновременно нежная, смешная, глубокая. В этой комедии Беллуччи играет не просто очередную женщину, а идею Женщины, самое женственность — со всеми вытекающими. Замечено, что отчего-то у синьоры Беллуччи самый близкий контакт — профессиональный либо личный — возникает с французами (несмотря на то, что она часто костерит их за сухость и скаредность). Ибо итальянцы — даже в одном из лучших её итальянских опытов, в «Малене», видят в ней лишь приманку, мечту подростка, женщину, которую вожделеют, а американцы — «адриатическую богиню». И лишь французы, Блие это или Кассель, — женщину с двойным дном, где «дьявольское» и «ангельское» мирно уживаются, сосуществуют наравне. Источник: interviewmg.ru Автор: Текст: Ольга Вознесенская

В РОССИИ КАЖДЫЙ ПЯТЫЙ

По данным психоаналитиков, в России каждый пятый взрослый человек сталкивается с психологическими проблемами. Одно из самых распространённых состояний подобного рода — депрессия. Причём женщины подвержены этому заболеванию вдвое больше мужчин. Чаще всего диагноз «депрессия» ставят людям в возрасте от 35 до 55 лет. Но в последнее время это заболевание обнаруживают и у подростков.

Больше всего подвержены депрессиям жители крупных городов. Характерные для мегаполисов плохая экология, пробки, стрессы, авралы на работе и хроническая усталость приводят к душевным расстройствам и тревоге. Ситуацию усугубляет негативный информационный фон и частые геополитические потрясения.
Самые распространённые причины депрессивных состояний — трудности на работе и неудачи в личной жизни. За решением подобных проблем люди часто обращаются на психологические форумы или сайты, такие как Feedest.ru. Там можно получить психологическую помощь и поддержку бесплатно, быстро и анонимно.
0181b1a083e745ae5c7d84608bddf3c2
Фото: предоставлено сайтом Feedest.ru.
Помимо депрессий, многие люди страдают от навязчивых состояний и страхов. Кризисные ситуации бывают у всех, но психологически устойчивые люди забывают о том что их тяготило сразу после того, как проблема решается. Гораздо хуже тем, кто живёт в состоянии тревоги и страха постоянно. Такое состояние называется фобией.
Как определить, есть ли у вас фобия? Например, если вы боитесь летать в самолёте, но готовы в него сесть, чтобы провести отпуск в другой стране — это нормально. Но если перелёт страшит вас настолько, что при виде аэропорта вам становится физически плохо — это уже фобия.
По статистике, фобиям подвержены 15% взрослого населения. Если вовремя не решить эту проблему, то постоянный навязчивый страх способен серьёзно подорвать здоровье.
Специалисты уверены, что большинство психологических проблем тянутся из детства. Поэтому сегодня во многих общеобразовательных учреждениях с детьми занимается штатный психолог. Такие специалисты работают с детьми по разным направлениям, начиная от групповых занятий на развитие личностных качеств, заканчивая настоящими консультациями.
Исследования показывают, что лишь половина людей, которые страдают от депрессий и тревожных состояний обращаются к психологу. Но специалисты утверждают — если на душе «скребутся кошки», пропал аппетит, появилась бессонница или навязчивые страхи, не стоит держать проблемы в себе. Для тех, кто к психологу идти не хочет, существуют специализированные сайты или телефоны доверия, где круглосуточно можно получить бесплатную психологическую помощь.

Источник: www.epochtimes.ru

Алтер Ребе и старик Державин

Алтер Ребе и старик Державин

Александр Элькин 8 декабря 2017

Поделиться251

 

Твитнуть

 

Поделиться1

 3 596

Согласно Мишне, в еврейском календаре есть целых четыре даты для празднования Нового года. Первого числа месяца нисан начинается отсчет месяцев: 1-й месяц – нисан, 2-й – ияр и т. д. Кроме того, эта дата – новый год для отсчета правления царей: если некий царь начал царствовать, например, в месяце адар, то отсчет второго года его царствования начинается уже со следующего месяца, с первого нисана. Во времена Храма каждый еврей должен был отделить десятину от приплода своего скота. Отсчет годичного цикла для этой цели начинался первого числа месяца элул. Пятнадцатое число месяца шват – это новый год для деревьев, начало отсчета урожая деревьев для отделения от него десятины. А первого тишрея – Рош а-Шана, годовщина сотворения человека, новый год для счета лет от Сотворения мира и для суда Создателя над миро­зданием.

Рабби Шнеур-Залман из Ляд. Микрография на основе прижизненного портрета

Портрет Г.Р. Державина. Владимир Боровиковский. 1811 год

В конце XVIII столетия у хасидов, особенно у относивших себя к движению Хабад, появился еще один, пятый, Новый год. 19 кислева 5559 года (27.11.1798) из Петропавловской крепости был освобожден основатель этого направления хасидизма Алтер Ребе («Старший Ребе»), рав Шнеур-Залман из Ляд. Арестованный по доносу противников хасидизма, он провел в казематах Петропавловской крепости 53 дня, пока российские власти не убедились в его невиновности. Необычайная энергия, громадный организаторский талант, репутация выдающегося талмудиста, философский характер его учения (он привел учение хасидизма в соответствие со строгими требованиями талмудических авторитетов), обаяние личности способствовали исключительному влиянию рава Шнеура-Залмана на хасидское движение. С этого времени основное внимание митнагдим сосредоточилось на его деятельности, а их борьба с хасидизмом превратилась в борьбу с ним и его хасидами.

Из Вильны в Петербург поступил донос «о вредных для государства поступках руководителя каролинской секты Залмана Боруховича». Осенью 1798 года Алтер Ребе был арестован и «под крепким караулом» отправлен в столицу. Шнеур-Залман был обвинен в создании вредной секты, распространении нежелательных религиозных идей и государственной измене, нелегальной отправке денег в Палестину для каких-то политических целей. В частности, утверждалось, что он – с преступными целями – переправляет большие суммы денег во враждебную России Турцию (в действительности деньги шли на поддержку еврейской общины Эрец-Исраэль, которая входила тогда в Османскую империю).

Ответы Шнеура-Залмана на вопросы, заданные в Тайной канцелярии, убедили правительство, что его деятельность не носит преступного характера. Вместе с другими узниками Шнеура-Залмана освободили, хотя за ним установили «строгое наблюдение». Поскольку в результате расследования обвинение было снято, он вышел из тюрьмы победителем, и его последователи ежегодно отмечают этот день, получивший в хасидской традиции название «Новый год хасидизма».

Однако и после освобождения рав Шнеур-Залман мог только мечтать о спокойной жизни. Противники хасидизма не отступили. В начале 1800 года митнагдим направили Авигдора бен Йосефа-Хаима (в русских документах Авигдор Хаймович), бывшего раввина Пинска, ранее смещенного хасидами с должности, в Петербург, где от него поступила жалоба Павлу I на «вредную и опасную» секту, которая может «подать повод к величайшим дерзостям и злодеяниям». Ребе обвинялся в ежегодной отправке крупных сумм в Турцию, то есть в «помощи турецкому султану» (так доносчик называл денежные средства, которые посылали хасидам, поселившимся в Эрец-Исраэль). В ноябре 1800 года рава Шнеура-Залмана вновь арестовали и привезли в Петербург. Важную роль в его аресте сыграла представленная императору докладная записка сенатора Г.Р. Державина. Анализируя причины голода в Белоруссии, он, в частности, писал о вредной деятельности рава Шнеура-Залмана. Чиновники Тайной канцелярии устроили ему очную ставку с доносителем. Письменные ответы Ребе понравились императору, по приказу которого его вторично оправдали и освободили из-под ареста.

История взаимоотношений Алтер Ребе с Гавриилом Романовичем Державиным, великим поэтом и государственным деятелем, одним из первых сановников Российской империи, заслуживает отдельного разговора.

После разделов Польши сотни тысяч евреев стали российскими подданными. Рав Шнеур-Залман почти сразу понял, что необходимо еще внимательнее следить за любыми мерами российского правительства, связанными с евреями, поскольку предвидел неизбежные изменения в государственной политике. Еще в правление Екатерины он создал специальный комитет из двенадцати доверенных лиц, поручив им установить личные контакты с российскими чиновниками и вельможами. Нам известны имена лишь девяти членов этого комитета: рав Авром-Янкель и рав Гедалья-Зеэв из Минска, рав Авром и рав Борух-Йосеф из Борисова, рав Зундель-Ицхок и рав Хаим-Моше из Шклова, рав Дов-Бер-Моше из Дисны, рав Элиас-Шмуэль из Рогачева, рав Мордхе из Витебска. Всем этим людям рав Шнеур-Залман поручил войти в доверительные деловые, а по возможности и личные отношения с местными властями и влиятельными лицами. Кроме того, Ребе считал, что евреям необходимо как можно активнее арендовать целые имения, мельницы, шинки, рыболовные пруды, леса, сенокосы и т. д., чтобы стать экономически необходимыми для местных землевладельцев.

Поскольку основные решения принимались в Петербурге, комитету нужен был свой человек в столице. Им стал некий ювелир рав Авром-Моше, и Алтер Ребе составил для него программу действий. Когда Авром-Моше скончался, представителем комитета в Петербурге стал его сын Шмуэль, умный и энергичный. Деятельность комитета была довольно успешной. Так, достоверно известно, что рав Зундель-Ицхок наладил контакт с князем Потемкиным, всесильным фаворитом Екатерины. Другие члены комитета «завербовали» влиятельного польского магната князя Любомирского (впоследствии Ребе поселится в местечке Ляды, находившемся во владениях князя).

Уличная сцена в Лозне Могилевской губернии. 
Иллюстрация из альбома Фабера дю Фора, участника похода 
1812 года. Издание С.М. Гинзбурга «Отечественная война 
1812 года и русские евреи». 1912 год

Между тем белорусские крестьяне жестоко страдали от нищеты и лишений. Расследовать причины бедствия и разработать меры для его преодоления император Павел, сменивший на престоле Екатерину Великую, поручил сенатору Державину, относившемуся к евреям без особого дружелюбия.

Интересно, что в детстве Гавриил Романович, живший недалеко от Десны, хорошо знал одного из членов комитета, Дов-Бера-Моше, и даже часто бывал у него в доме. Впоследствии, приезжая в Петербург, Дов-Бер нередко посещал поэта и убеждал его изменить мнение о евреях. Однако Державин неизменно отвечал: «Если бы все они были, как ты…»

Рава Шнеура-Залмана своевременно проинформировали о поручении, данном Державину. Дов-Бер-Моше, приехав из Петербурга в Лиозно, сообщил Ребе эту новость. Дов-Бер добавил, что побывал у сенатора и, поговорив с ним, понял: ничего хорошего ждать не приходится.

Рав Шнеур-Залман поручил членам комитета подробно узнать предстоящий маршрут Державина: в каких городах и местечках он собирается останавливаться. Выяснив это, Ребе распорядился, чтобы его последователи вошли в контакт с местными польскими помещиками. Предполагалось, что те дадут Державину отзывы и рекомендации, самые благоприятные для евреев.

Особые поручения рав Шнеур-Залман дал двум богатым купцам, имевшим дело со знатью и крупными чиновниками: раву Шмарье-Залману из Полоцка, торговцу дорогими тканями и женской одеждой, и раву Носону из Шклова, торговцу драгоценными камнями. Ребе просил, чтобы в своих деловых поездках они неуклонно следовали за Державиным. Посещая местную знать с торговыми целями, они собирали сведения о поездке сенатора, а тем самым выполняли предписание внимательно следить за тем, не скомпрометирует ли себя Державин получением взяток, ценных подарков и т. д. Впоследствии это можно было бы использовать против него.

Рав Шнеур-Залман сделал все возможное, чтобы местные помещики дали сенатору самые благоприятные отзывы о деятельности евреев в экономической сфере и приносимой ими пользе. Однако он напрасно прилагал столько усилий. Отчет Державина содержал нелицеприятные высказывания обо всех слоях белорусского общества: помещики, по его мнению, «не суть домостроительны, управляют имениями <…> не сами, но через арендаторов», а в аренде «нет общих правил, коими бы охранялись как крестьяне от отягощения, так и хозяйственная часть от расстройки», крестьяне «ленивы в работах, не проворны, чужды от всех промыслов и нерадетельны в земледелии» . Однако едва ли не главной причиной нищеты в Белоруссии Державин назвал местных евреев-арендаторов, которые к тому же активно использовали зерно для изготовления водки, «хлебного вина», коим торговали в принадлежащих им корчмах и шинках. Как писал сенатор в своем отчете, «многочисленность же их [евреев] в Белоруссии <…> по единой только уже численной несоразмерности с хлебопашцами совершенно для страны сей тягостна <…> она есть единственно из главнейших, которая производит в сем краю недостаток в хлебе и в прочих съестных припасах».

О примерном содержании доклада Державина рав Шнеур-Залман узнал от своих агентов в Витебске. Понимая, что мнения сенатора уже не изменить, евреи попытались нанести удар ему самому. Поэтому, вернувшись в столицу, Гавриил Романович обнаружил, что против него возбуждено следствие: некая еврейка из Лиозно (место, где проживал рав Шнеур-Залман) подала жалобу, что «на тамошнем винокуренном заводе» Державин якобы «смертельно бил ее палкою, от чего она, будучи чревата, выкинула мертвого младенца». Державин категорически отверг эти обвинения: «Быв на том заводе с четверть часа, не токмо никакой жидовки не бил, но ниже в глаза не видал <…> Пусть меня посадят в крепость, а я докажу глупость объявителя таких указов <…> Как вы могли <…> поверить такой сумасбродной и неистовой жалобе?» Дело закончилось оправданием Державина. Впрочем, он в это время уже утратил доверие Павла, и тот не позволил даже, чтобы сенатор сам вручил ему свою записку.

Хотя деятельность рава Шнеура-Залмана и его комитета держалась в строжайшей тайне, Державин, видимо, узнал о том, кто был его главным противником в Белорусии. Он дал самый нелестный отзыв об Алтер Ребе («жиде Зальмане»), обвинив его во всех смертных грехах: «Славится здесь в разбирательстве тяжб чрезвычайными собраниями, даже иностранных Иудеев, некоторый Жид Зальман Борохович, живущий в местечке Лезне, пред глазами которого ополичил я винокурение, производимое Жидами под предлогом дворянского права. В лицемера сего, лично виденного мною, веруют наиболее Хасиды, почитая его своим патриархом. Слово его – им закон. Хасиды cии суть раскольники или секаторы, в недавнем времени от древних их преданий некими новыми обрядами отличающиеся. Уже приметно видим между ими раздор. Первые жалуются на последних, что они детей их, а особливо богатейших купцов, сманивая в свою секту, обирают у них золото и серебро, которое остается в неизвестное употребление вышеупомянутого ханжи. Многие утверждают, что будто чрез него переводят они серебряные и золотые деньги в Палестину на богоугодные там дела, чаятельно при случае пришествия Мессии, которого всечасно ожидают на создание их храма» .

В столкновении Ребе с одним из первых сановников Российской империи силы были слишком неравны. Державинская записка сыграла важную роль в ужесточении законов, направленных против евреев. Тем не менее рав Шнеур-Залман сделал в этой ситуации все возможное, чтобы отвести беду, грозившую евреям.

"БОЛЬШОЙ ТЕРРОР" И ЕВРЕИ

«Галки» и «палки» 1937–1938 годов

Беседу ведут Семен Чарный и  Афанасий Мамедов 4 декабря 2017

Поделиться207

 

Твитнуть

 

Поделиться1

 4 778

В этом году мы отметили две большие юбилейные даты — столетие Октябрьской революции и 80‑летие начала Большого террора 1937–1938 годов. Что роднит эти две даты? Каковы реальные причины сталинских репрессий? Почему Большой террор долгие годы ассоциируется в народе с «еврейской чисткой» в высших эшелонах власти и уверенностью в том, что они носили обоснованный характер? Об этом мы попросили рассказать доктора исторических наук, исследователя советской политики и национальных отношений Геннадия Костырченко, советского и российского историка и литературоведа Давида Фельдмана, доктора философии, заместителя председателя совета Научно‑информационного и просветительского центра общества «Мемориал» Никиту Петрова.

Плакат к 20‑летней годовщине Октябрьской революции Художник Ираклий Тоидзе. 1937

Геннадий Костырченко

Если говорить о теме «Большой террор и евреи» и связанных с этой темой двух противоположных по смыслу исторических мифах: 1) этот террор — апогей «еврейско‑большевистских» репрессий против русского народа, и 2) Большой террор — инструмент, использованный «русским государственником» Сталиным для избавления от «еврейской гвардии» Ленина, — то первый из них, как представляется, не имеет ничего общего с реальным прошлым. Ибо от Большого террора пострадали наряду с русскими и другие народы СССР, в том числе и евреи. Что касается второго утверждения, то в нем есть некое фактическое ядро, правда подвергшееся слишком вольной интерпретации. Большой террор — это период конвейерной смены элит, когда Сталин активно избавлялся от тех, кого считал отработанным материалом, подлежавшим замене на лично преданных ему выдвиженцев. Поскольку евреи начиная с 1917 года были широко представлены в аппарате власти в СССР (в том числе и в НКВД) и многие из них подпали под чистку 1937–1938 годов, может создаться впечатление, что она носила антиеврейский характер. Но это в корне неверно, поскольку их преследовали не по этническому признаку, а по политическому — как бывших участников «контрреволюционных буржуазных» партий либо как злоумышлявших против Сталина оппозиционеров внутри ВКП(б). На этот политический феномен наложилась пришедшаяся на вторую половину 1930‑х замена идеологических парадигм — ленинского пролетарского интернационализма на сталинский советский патриотизм, в котором русскому народу отводилась роль «старшего брата» и государствообразующей нации. И это тоже сделало в 1937 году нежелательным сколько‑нибудь заметное присутствие евреев в советском руководстве, где в пропагандистских целях был оставлен, как известно, единственный их представитель — Лазарь Каганович.

Теперь касательно того, что в рамках Большого террора подверглись разгрому ряд еврейских организаций — как легальных, так и нелегальных — и что некоторые публицисты сравнивают в этом плане СССР и нацистскую Германию или строят мостик от Большого террора к антиеврейским кампаниям последних лет сталинского правления. Если в Германии стержнем кампании репрессий против еврейских организаций был открытый, законодательно внедренный антисемитизм, то в СССР, напротив, буквально накануне Большого террора Молотов специально озвучил шестилетней давности ответ Сталина на вопрос Еврейского телеграфного агентства (Jewish Telegraphic Agency) об антисемитизме как крайней форме расового шовинизма и наиболее опасном пережитке каннибализма. Репрессии по национальному признаку во время Большого террора были, но их истоком стала параноидальная уверенность советского вождя в наличии «враждебного окружения»: репрессиям подверглись уроженцы т. н. лимитрофных государств, возникших на обломках Российской империи, а также Германии, и т. н. харбинцы — бывшие сотрудники Китайской Восточной железной дороги, которые после ее продажи Японии в 1935 году выехали в СССР. В каких‑то случаях в качестве «шпионов» оказывались и евреи. Так, к примеру, СССР принял некоторое количество немецких беженцев‑антифашистов — в основном врачей, среди которых было немало евреев. И вот 9 мая 1937 года НКВД Украины выпускает циркуляр о том, что эти врачи связаны с гестапо. В результате более 40 из них арестовывают, а 19 потом расстреливают. Таким же «шпионским» оказалось «дело “Агро‑Джойнта”», по которому 31 сотрудник этой компании, специально созданной американской благотворительной организацией «Джойнт» для поддержки еврейского земледелия в СССР, был арестован как участник американо‑сионистского шпионского подполья. Из них 17 человек вскоре были расстреляны. Когда руководитель «Агро‑Джойнта» Джозеф (Иосиф) Розен, добившись приема у Вячеслава Молотова, стал упрашивать Молотова освободить его подчиненных как ни в чем не повинных, то в ответ услышал сухую фразу: «Ничего сделать нельзя, ведь они все сознались в своих преступлениях». При этом, конечно, председатель СНК и второй после Сталина человек в СССР предпочел умолчать о том, как были добыты эти признания. За связи с «Агро‑Джойнтом» было уничтожено и руководство ОЗЕТ (Общества землеустройства еврейских трудящихся) во главе с бывшим главой Евсекции Семеном Диманштейном. А поскольку «Агро‑Джойнт» неофициально помогал ряду религиозных общин и сионистских организаций, то репрессии затронули и их.

Иосиф Сталин и Лазарь Каганович в среднеазиатских национальных костюмах. 1936

Впрочем, один случай сугубо антиеврейской чистки все же был. Назначенный руководителем украинского НКВД Александр Успенский в начале 1938 года привез на утверждение всесильному наркому НКВД Ежову список новой верхушки своего ведомства. Согласно показаниям бывшего руководителя секретариата НКВД СССР Исаака Шапиро, Ежов, взглянув на список, где было много евреев, заметил: «Это что у нас? Украина или Биробиджан?», после чего стал вычеркивать еврейские фамилии. И вот Успенский, воспринявший это как руководство к действию, сразу приказал по возвращении в Киев: «Евреев из аппарата НКВД убрать!» Параллельно на Украине стали «вскрываться» сионистские организации. В дальнейшем эти действия описывались как «перегибы». Поскольку подобных антиеврейских проявлений еще не было тогда ни в центре, ни в других союзных республиках, склоняюсь к мысли, что они был порождены самодеятельностью Успенского, воспринявшего слова Ежова как некую директиву «сверху» и решившего, что называется, отличиться в ее исполнении.

Давид Фельдман

Советский террор не в 1937 году начался. Другого метода управления тоталитарным государством нет. Ленин пытался сменить административную элиту в начале 1920‑х годов. Не успел. Сталин решал задачу последовательно. Избавлялся от сторонников Троцкого, затем Каменева и Зиновьева, после — Бухарина. Массовые аресты и казни — предупреждение всем советским гражданам. Разумеется, все это возможно было только в ситуации всеобщей истерии, страха перед «внешним врагом».

Обратимся к пресловутому «маршальскому заговору». Уничтожены были десятки тысяч представителей так называемого начальствующего состава советских вооруженных сил. Значительная часть высшего командования. Эта мера абсурдна в аспекте подготовки к войне. Однако целесообразна, если речь идет о профилактике военного переворота. Другой вопрос — был ли заговор. Ныне весьма модны концепции, согласно которым заговорщики все же появились. Однако в качестве доказательств предъявлены только выдержки из протоколов допросов. Там все сознались. Но про истязания подследственных давно известно. А как только речь идет о проверке, исследователям объясняют, что все архивные материалы в комплексе посмотреть нельзя. Спорить не с кем. Не было «маршальского заговора». Есть лишь попытки героизировать Сталина.

Теперь о «нашумевшей» книге «Евреи в НКВД СССР. 1936–1938 гг. Опыт биографического словаря»: это откровенно антисемитское издание. Удивительно, что пока ни слова не сказано по поводу этого «исторического труда», который абсолютно точно соответствует известной норме права — «возбуждение национальной розни». Дело даже не только в том, насколько точно в этой книге изложены биографии чекистов‑евреев. Предвзятость налицо. Начнем с заглавия. Да, немало было евреев в ЧК, ГПУ, Управлении госбезопасности НКВД. Тут бы и заинтересоваться, почему так получилось, если раньше и позже все иначе. В Российской империи, согласно закону, не мог быть государственным служащим подданный, исповедующий иудаизм. В армии служить полагалось, а вот офицером не стать, хоть все награды получи. Дискриминация была конфессиональной. Этническая — во вторую очередь. Тот, кто отрекался от религии предков, мог претендовать на государственную службу, а иначе в области социальной реализации перекрыты едва ли не все пути. Соответственно, евреев, хотя бы из соображений самолюбия не желавших стать отступниками, само устройство государства буквально выталкивало в революционное движение. Когда большевики пришли к власти, новая тайная полиция должна была решать кадровую проблему. Требовались, прежде всего, те, кто не был связан с административными элитами Российской империи. А это в первую очередь дискриминированные. Значит, евреи. С другой стороны, требовались грамотные сотрудники. А еврейский мальчик с пяти лет изучал Тору. Неграмотных практически не было. Именно еврейская молодежь оказалась востребованной в первую очередь. А к 1937 году Сталин менял и чекистский кадровый состав. Уцелели немногие.

Смешны аргументы авторов книги. Вот они сообщают, что некоторые евреи‑чекисты устраивали на службу родственников. Преподносится это так, словно только еврейская родня попадала в ЧК и ГПУ. Но если обратиться к другим справочным изданиям, подготовленным историками, а не пропагандистами, выясняется, что родственный протекционизм — фактор внеэтнический.

Вот и другой аргумент пропагандистов: еврей‑чекист сообщает, что поступил на службу в «органы», руководствуясь соображениями материальной выгоды. Однако добровольно о себе такое не мог сказать ни один сотрудник ЧК или НКВД. Авторы книги попросту уводят читателей от вопроса об источнике сведений. А это протокол допроса. Выбивали из подследственных подобного рода признания. Такая у псевдоисториков техника аргументации. Все манипулятивные приемы, что использованы авторами книги, известны. Достаточно просто глянуть в комментарии, чтобы ее направленность стала очевидной.

На исходе 1930‑х годов, а затем и двадцать лет спустя использовалась такая пропагандистская уловка: во всем доносчики виноваты, а Сталин тут ни при чем, еще менее — спе‑цифика именно советского государства.

Работа любой полиции строится на основе агентурного осведомления. В сталинскую эпоху оперативный сотрудник отчитывался «галками» и «палками».

Каждое переданное в трибунал дело — «палка». Ну а «галка», соответственно, расширение агентурной сети. Официально завербованный осведомитель. На это средства выделялись: снять конспиративную квартиру для встреч с агентами, в ресторане посидеть. Агентурную сеть полагалось расширять, «галки» свидетельствовали об усердии, «палки» — доказательство успеха. Механизм так действовал. Были, конечно, так называемые «ложные доносы». Их называли «инициативными». Однако не в них суть. Не на доносах обвинения строились. И секретных осведомителей чекисты не предъявляли судьям. Для этого использовались другие граждане, которых заставляли подписывать нужные следователям материалы. Что до «ложных доносов», так для их проверки и существуют офицеры спецслужб. Байка про то, что были сотни тысяч доносчиков, сгубивших миллионы безвинных граждан, — это пропагандистский ход.

Фрагменты газеты «Правда» от 29 января 1937 года и 12 марта 1938 года, посвященные процессу антисоветского «право‑троцкистского блока»

Никита Петров

Большой террор как апофеоз, наивысшая точка проявления карательно‑репрессивной политики советской власти, ее тоталитарного устройства был неизбежным следствием переворота 1917 года. Чем более радикальные изменения большевики собирались провести в общественном устройстве страны, тем неизбежнее возрастала степень радикализации и мер борьбы с сопротивлением большевизации. А сопротивление советской власти было. И физическим, на уровне вооруженной борьбы, и духовным, когда советскую власть не принимала лучшая часть российской интеллигенции. И в этом смысле многие историки полагают, что, конечно, 1937–1938 годы — феноменальный апофеоз террора. Только за 15 месяцев — с августа 1937‑го по ноябрь 1938‑го — было арестовано свыше 1 млн 500 тыс. человек, из них чуть более 700 тыс. расстреляны, причем подавляющее большинство — по решению внесудебных органов. С моей же точки зрения, этот террор был предопределен самой классовой доктриной, заложенной в основу коммунистической идеологии. Прежде всего надо сказать, что сама идея создания бесклассового общества подталкивала Сталина в середине 1930‑х годов к ускоренному и насильственному решению этой проблемы. Стирание грани между классами, как это туманно было обозначено в директивных документах партии, Сталин проделал буквально. Чудовищный процесс раскрестьянивания (коллективизации) в 1930 году сопровождался теми же самыми видами репрессий — «тройки» в полпредствах ОГПУ, расстрелы и выселение по лимитам, которые были изначально утверждены в Москве; то есть, если говорить о терроре 1937–1938 годов, то это не стихия, как некоторые пытаются изобразить сегодня, не природное бедствие, а спланированное, обдуманное и осуществленное преступление власти против собственного народа. И преступление это, во‑первых, опиралось на идеологические доктрины большевистского мировоззрения, а во‑вторых, безусловно, на то, что было привнесено лично Сталиным.

Построение социализма в отдельно взятой стране неизбежно означало, что это будет своего рода осажденная крепость во враждебном окружении, и тогда намечаются две основные линии репрессий. Одна — против так называемых традиционных классовых врагов, это представители бывших классов или разбогатевшие в годы советской власти крестьяне, которых стали называть кулаками, и те, кто в той или иной степени связан с заграницей. Отдельные титульные нации сопредельных с СССР государств, живущие внутри СССР. Они становятся потенциальными врагами с точки зрения сталинского мировоззрения, во внутренних бумагах НКВД их называют «людской базой иностранных разведок», и, разумеется, они попадают в эти так называемые «национальные контингенты» к началу «национальных операций». Это были не только представители вышеуказанных наций, но и те, кто был связан с данными странами, имел там родственников, вел разного рода переписку. Скажем, военнопленные красноармейцы, оказавшиеся в плену в Польше в 1920 году, — те из них, кто вернулся в СССР, стали мишенью так называемой «польской операции» НКВД. Операция против поляков и лиц, связанных с Польшей, началась в августе 1937 года. Одним словом, это две основные группы — по классовому и национальному признаку. И, конечно, еще те, кто когда‑то примыкал к каким‑то «неленинским партиям» (левые эсеры, правые эсеры, меньшевики и др.), и «свои», но представители партийной оппозиции, скажем правые, «зиновьевцы», «троцкисты», «рабочая оппозиция», то есть те, кто входил в РКП(б) — ВКП(б), но разошелся со Сталиным в политических взглядах. В этом смысле Большой террор — а мы называем его Большим с легкой руки американского историка Роберта Конквеста — действительно начинается с тотальной борьбы со всеми теми, кто проходил по категориям реальных или же потенциальных противников, подозрительных и могущих таковыми стать.

Большой террор, конечно, не ассоциируется с «большой еврейской чисткой», потому что говорить отдельно о евреях как жертвах Большого террора довольно сложно по одной простой причине: дело в том, что в статистической отчетности НКВД по результатам Большого террора не указывалась национальность репрессированных вплоть до июля 1938 года. Отчетность составлялась по критериям окраски оперативного учета. Отчитывались о числе арестованных, по каким конкретно операциям они были арестованы, сколько приговорено к смерти, сколько к лагерному заключению, из каких социальных слоев взяты эти люди и по подозрению в каком преступлении. Но ничего не говорилось о национальности. Лишь с июля 1938 года стали обращать внимание на национальную составляющую. Узнать национальный состав репрессированных в годы Большого террора можно, только ведя поименный учет всех тех, кто попал под каток репрессий.

Митинг на Красной площади, посвященный приговору, вынесенному троцкистам. Архив журнала «Огонек»

Большой террор начался не с начала 1937 года, как некоторые полагают. Это было вполне ясным и четким решением Политбюро ЦК от 2 июля 1937 года, которое начинало кампанию против так называемых кулаков, антисоветских элементов и профессионально‑уголовной преступности. В ходе подготовки приказа 00447, который был подписан и утвержден Политбюро в последних числах июля 1937 года, туда добавились и другие категории, например члены бывших антисоветских партий или даже те, кто сидел в лагерях, хотя они уже имели свой срок, тем не менее были назначены к уничтожению. Операция началась в ряде регионов 5 августа, в остальных 15 августа, но пока готовился этот приказ, появилось решение Политбюро от 20 июля, а потом приказ НКВД от 25 июля о так называемой «немецкой операции», 11 августа 1937 года появился приказ о «польской операции», в сентябре 1937 года — о «харбинской операции», в ноябре последовала директива о так называемой «латышской операции», позднее к ней присоединились и «греческая», и «афганская», и «эстонская», «финская», «иранская»… И вот это‑то мы и называем Большим террором. Именно террор против населения всей страны, а не каких‑то избранных руководящих групп. Потому что если говорить о терроре против советской элиты, то с 27 февраля 1937 года Сталину поступают на рассмотрение так называемые расстрельные списки. Списки, в которых предрешается расстрел или лагерное заключение, для представителей партийно‑хозяйственной и военной элиты подписывает сам Сталин и узкий состав членов Политбюро. Таких списков выявлено в архиве 383. Вот это и есть целенаправленное уничтожение правящей верхушки. Начиная с руководящего состава, сидевшего в Москве, и кончая периферийными деятелями партии и даже деятелями науки, искусства и культуры.

Среди директив о массовых операциях НКВД 1937–1938 годов мне не встречались какие‑либо специальные директивы относительно того, как проводить репрессии против евреев. Репрессии против евреев были частным случаем и «национальных операций», и операции по приказу НКВД № 00447 (согласно которому арестовывали и представителей духовенства всех конфессий, то есть и раввинов). В ходе «национальных операций» число арестованных и расстрелянных евреев могло быть очень значительным только потому, что они могли быть связанными каким‑то образом с этими странами, имели там родственников или сами когда‑нибудь проживали. Также евреи становились жертвами тех самых сталинских расстрельных списков, жертвами чисток советской элиты.

Чтобы ответить на вопрос, какой процент составляли евреи среди жертв репрессий, необходимо исследовать весь массив архивно‑следственных дел. К сожалению, в полном объеме они сегодня недоступны и нынешнее руководство РФ, которое могло бы давно составить официальный государственный реестр репрессированных при советской власти (с указанием всех персональных данных, включая национальность) — такие данные есть в главном информационном центре МВД России, — категорически не желает этого делать. 

Изнасилованная Юнгом, убитая нацистами

Юнгом, убитая нацистами

Филлис Чеслер 3 декабря 2017

Поделиться2128

 

Твитнуть

 

Поделиться58

 46 290

Материал любезно предоставлен Tablet

Angela M. Sells
Sabina Spielrein: The Woman and the Myth [Сабина Шпильрейн: женщина и миф]State Univercity of New York Press, 2017. 283 pp.

В августе 2012 года в Ростове‑на‑Дону члены еврейских организаций протестовали против новой мемориальной доски, упоминающей 27 тысяч «мирных граждан», расстрелянных нацистами в августе 1942 года в Змиевской балке. За год до того городские власти сняли прежнюю доску, чтящую память жертв‑евреев, и заменили ее новой, упоминающей просто «мирных граждан». Память о драгоценных еврейских душах: докторах, юристах, поэтах, ученых, библиотекарях, о всех детях, родителях и бабушках с дедушками, убитых исключительно по причине своего еврейского происхождения, — эта память была стерта буквально за одну ночь. Среди этих жертв была д‑р Сабина Шпильрейн, одна из пионеров психоанализа, член Венского психоаналитического общества, первый детский психоаналитик в мире (да‑да, еще до Анны Фрейд) и основательница Московской психоаналитической клиники.

Мое внимание к убийству Шпильрейн и к вынужденной анонимности ее судьбы привлекла новая замечательная книга Анджелы Селлс Sabina Spielrein: The Woman and the Myth [Сабина Шпильрейн: женщина и миф]. Селлс цитирует рабби Шимона Сэмьюелса, «назвавшего этот случай намеренного забвения еврейского наследия (в Ростове‑на‑Дону) меморицидом [уничтожением памяти]. Снятие доски и лишение расстрелянных в Змиевской балке еврейских корней представляется намеренной попыткой замолчать ужасную трагедию, произошедшую с евреями в этом месте, с тем чтобы не доставлять психологического дискомфорта другим». По мысли Анджелы Селлс, ровно то же, что российские власти сделали, убрав доску, предположительно ради избежания «межэтнической напряженности», было сделано и с наследием Шпильрейн — сначала ее коллегами‑психоаналитиками, а затем их последователями вплоть до сего дня.

Как и Шпильрейн, ее героиня и духовная праматерь, Селлс демонстрирует удивительную разносторонность в своем научном исследовании. Изучая биографию Шпильрейн, она работала с поэзией, прозой, мифологией, теорией психоанализа, оперой, политикой и историей; конечно же, ее источниками были дневники Шпильрейн, ее письма и статьи, зачастую непереведенные или просто неведомые миру — по сей день погребенные в частных коллекциях и архивах. В своей книге Селлс затрагивает и природу антисемитизма, а именно то, как евреи — и мужчины, и женщины — воспринимались христианами: как в теологической перспективе, так и в психоаналитических кругах Европы в начале ХХ века. Селлс также обращается к постмодернистской феминистской литературе, которая лишь недавно стала разрабатывать темы, которые Шпильрейн наметила более полувека назад.

В истории Сабины Шпильрейн, как в капле воды, отразились такие явления, как патологический патриархат, антисемитизм, сталинизм, нацизм и геноцид. Кроме того, это история необычайно смелого мыслителя‑первопроходца, чьи идеи потом преспокойно «позаимствовали» Великие Мужи Психоанализа, а их последователи совместными усилиями постарались очернить и опорочить Шпильрейн и стереть все следы ее тридцатилетней научной и клинической работы.

Поскольку деятельность Шпильрейн была в определенной степени феминистской и сосредоточенной на женщинах (или, по крайней мере, осуществлялась женщиной), это присвоение и искусственное забвение ее научного наследия является частью принудительного исчезновения женского знания в целом, которое происходит из поколения в поколение, из века в век, как блистательно показала австралийская феминистская исследовательница Дейл Спендер. В результате каждая волна феминизма вынуждена заново изобретать велосипед женского знания; мало широкоплечих гигантов, на которых могут встать современные карлики.

Приведу пример из своей жизни. В 1970 году на ежегодном собрании Американской психологической ассоциации я потребовала компенсаций на сумму в 1 млн. долларов от лица женщин, которым поставили неверный диагноз и которых неправильно лечили. Последовал нервный смех, и шепот коллег перерос в гул, в котором я разобрала: «У этой женщины [т.е. у меня] явный случай зависти к пенису». Надо заметить, что Сабина Шпильрейн, психоаналитик‑новатор, чье имя, биография и работы были мне раньше совершенно неизвестны — никто из моих многочисленных ученых профессоров или наставников в психоанализе ни разу не упомянул ее имя — раскритиковала это понятие за полвека до моего выступления. Тогда, в 1970‑м, я не поверила своим ушам и посмеялась над этим диагнозом — или обвинением, — поступившим из аудитории, а в самолете, на обратном пути из Майами, начала писать свою книгу «Женщины и безумие». Она станет бестселлером. В ней даже будет глава, которую феминистки провозгласят «пионерским» изобличением темы секса между терапевтом и пациенткой. На тот момент я не имела ни малейшего представления о том, что аналитик Шпильрейн, Карл Густав Юнг, лишил девственности Сабину, когда она была одной из его пациенток в стационаре и больше всего нуждалась в его помощи.

Этот «роман» — а вернее, это преступление — Дэвид Кроненберг совершенно зря обессмертил в своем фильме 2011 года «Опасный метод». Там Кира Найтли играет Шпильрейн, Майкл Фассбендер — Юнга, а Вигго Мортенсен — Фрейда. Из фильма совершенно непонятно, что Шпильрейн — это гораздо больше, чем «сумасшедшая» пациентка; этого не дает нам понять и целый ряд пьес о ней и множество ученых трактатов, сводящих 19‑летнюю на тот момент девушку к вечно 19‑летней, или, по словам Селлс, к «вечной пациентке», исключительно пациентке, которой продолжают ретроспективно ставить диагноз, которую выставляют в неприглядном свете и называют «шизофреничкой». По мнению Селлс — и я согласна с ее выводами — Шпильрейн была травмирована не только смертью сестры; очень вероятно, что она была жертвой сексуального насилия со стороны своего отца. Селлс полагает, что именно из‑за этого Сабина попала в лечебницу. Согласно Селлс (и самой Шпильрейн), ее нервный срыв был «реакцией на сексуальное принуждение со стороны отца, которое началось, когда ей было четыре года».

Кира Найтли в роли Сабины Шпильрейн

«В 1909 году в письме матери [Шпильрейн пишет]: “Я влюбилась в психопата [Юнга], и нужно ли объяснять, почему? Я никогда не считала своего отца нормальным”. Далее Шпильрейн сообщает матери, что они с Юнгом временами, как сиделки друг у друга, и что поведение Юнга — припадки ярости, плач и торжествующее изнеможение — напоминает ей о поведении родителей: “Вспомни, как дорогой папочка извинялся перед тобой точно в такой же манере!” Это сравнение Юнга с отцом, возможно, содержит намек на ее опыт интимных отношений как продолжающегося насилия».

Как пишет Селлс, в частном интервью Шпильрейн назвала то, что сделал с ней Юнг, ее лечащий врач, «изнасилованием». В 1910 году Шпильрейн писала: «Боже милостивый, если бы он [Юнг] имел хоть малейшее представление о том, как сильно я страдала по его поводу и по‑прежнему страдаю! … Мне стыдно, что я потратила так много времени. Стойкость. О да, стойкость».

*  *  *

В 1972 году я издала книгу «Женщины и безумие». Там была глава про сексуальные отношения между терапевтом и пациенткой. И врачи, и критики единодушно подвергли сомнению информацию, которую я излагала в этой главе. «Эти женщины все выдумывают. Они душевнобольные. Как можно им верить?» Или: «Если что‑то и произошло, то женщины сами этого желали и соблазнили своих терапевтов, а теперь, когда вышло не так, как они хотели, они их обвиняют».

Это ровно то, что психотерапевты всегда говорили, когда пациентки рассказывали об инцесте. Это ровно то, что все всегда говорили, когда женщины жаловались на сексуальные домогательства или изнасилование. Хотя я брала интервью и старалась глубоко исследовать этот предмет, поразительно, насколько мало я на самом деле знала об истории этих возмутительных отношений между психоаналитиками и их пациентками.

Я также не знала, как активно Шпильрейн боролась с концепциями вроде «зависти к пенису» — в далеком 1912 году — и что именно она — не Юнг, не Фрейд — впервые предположила наличие мифических архетипов в человеческом бессознательном, а также желание смерти, которое, по ее мысли, предполагало возрождение. Кроме того, Шпильрейн начинала изучать психологические отношения между матерью и дочерью, природу женской сексуальности и происхождение человеческой речи.

А теперь представьте, что вся эта работа не исчезла из багажа науки. Представьте, что кратковременная роль пациентки не стала клеймом, постоянно используемым, чтобы принизить Шпильрейн, назвать ее «сумасшедшей», которая влюбилась в своего психоаналитика и «вынудила» его излечить ее с помощью опасного средства, известного как «лекарство любви».

Вся эта история выглядит крайне сомнительно, не правда ли? Вот она — 19‑летняя девушка, возможно, жертва инцеста (и за это ей ретроспективно зачастую приписывали «пограничное расстройство» или «шизофрению»), с которой случился нервный срыв, вследствие многолетнего сексуального насилия со стороны отца и недавней смерти младшей сестры. И вот он — врач в знаменитой клинике Бургхольцли, арийский «бог‑в‑становлении», который злоупотребил своей властью над Сабиной, когда она была в наиболее уязвимом состоянии. (Да, конечно, Юнгу самому тогда было всего 27 лет, но разница в статусе и власти между ними была реальной и значительной.)

Поступок Юнга был преступным и совершенно аморальным. Возможно, этот поступок характеризует его как эгоистичного социопата, злоупотребившего тем, что психоаналитики называют «переносом». Кто как не социопат будет предлагать открыто полигамный союз и совместное проживание жене и любовнице? Сабина — здраво и мудро — отвергла его. И все же это лечение‑мучение стационарной больной продолжалось восемь месяцев.

Селлс особо отмечает, что Сабину счел «излечившейся» не кто иной, как сам Ойген Блойлер. Хотя ее отношения с Юнгом, то вспыхивая, то затухая, продолжались еще некоторое время, пока она была его амбулаторной пациенткой и докторанткой, Шпильрейн все же удалось оставить это «любовное лекарство»/роман/мучение позади и заняться докторатом в области психиатрии. Руководителем ее диссертации стал Юнг, разумеется.

Очевидно, Юнгу нравились еврейские девушки. В 1910 году Шпильрейн записывает в своем дневнике, что «он [Юнг] любит смуглых еврейских девочек» и что, желая оставаться «как можно ближе к своей религии и культуре», он тем не менее искал «освобождения от своих отеческих обязанностей в неверующей еврейке».

Как подозревала Шпильрейн и как Юнг признавался Фрейду, «эта еврейка возникла в другом виде, в лице моей пациентки [Шпильрейн]». Селлс утверждает, что до Шпильрейн у Юнга были отношения с еврейской женщиной. Шпильрейн предполагала, что служит для Юнга «психосексуальным замещением».

Выводя свой эротизированный антисемитизм на совсем новый уровень, Юнг объясняет Шпильрейн, почему евреи отвержены: «…[еврей] — убийца своих собственных пророков, даже своего Мессии».

И вот как Шпильрейн отвечает ему: «…Вы обвиняете нас, евреев, вместе с Фрейдом, в том, будто мы видим свою сокровенную духовную жизнь как исполнение детских желаний. На это я должна ответить, что вряд ли есть другой народ, столь же склонный видеть мистику и обещание судьбы (веры?) в мире, как еврейский народ».

Фрейд говорил Шпильрейн: «Мы евреи и останемся ими. Другие будут только эксплуатировать нас, никогда не поймут нас и не оценят».

*  *  *

Современники Юнга — за исключением Фрейда — отказывались возлагать на него вину за отношения с Сабиной. И уже совсем недавно, в 2010 году, Джон Хауле извиняет поступок Юнга, ссылаясь на книгу Джона Керра, где такой поступок предстает нормальным, поскольку не исключительным: «Юнг вовсе не был единственным психиатром, который завел роман с пациенткой. Гросс славился своими легендарными похождениями, Штекель заслужил репутацию совратителя. Джоунс откупался от шантажировавшей его бывшей пациентки, а у знаменитого коллеги Юнга Отто Ранка, как хорошо известно, были отношения с его пациенткой Анаис Нин». Селлс цитирует мою книгу на эту тему, дабы подкрепить свои доводы, и я благодарна ей за это.

Но роль Шпильрейн не ограничивалась ролью пациентки или «вечной пациентки». Она — психоаналитик, оригинальный мыслитель, чьи идеи «заимствовались» Юнгом и Фрейдом — как со ссылками, так и без оных. Другие ее идеи — о женской сексуальности, смерти и возрождении, детской психологии и значении взаимоотношений матери и дочери — были полностью забыты. Как убедительно показывает Селлс, Шпильрейн быстро отдалилась от Юнга как возлюбленного, забеспокоившись, как бы он не «украл идеи, изложенные в моем исследовании, которое он читает». Ее опасения были вполне обоснованы.

Шпильрейн пишет:

Я должна признать, что очень боюсь, как бы мой друг [Юнг], собиравшийся упомянуть мою идею (об архетипах в нашем коллективном бессознательном, о смерти‑возрождении) в своей статье в июле, признавая, что у меня преимущественное право на эту идею, не присвоил себе всю эту теорию целиком, поскольку теперь он хочет рассказать об этом уже в январе. […] Как я могу относиться к человеку, который воровал мои идеи, который был мне не другом, а мелочным, коварным соперником? […] Я люблю его и я его ненавижу.

Фрейд повел себя аккуратнее и упомянул Шпильрейн как автора идеи о влечении к смерти. Поразительно, но последующие редакторы сочинений Фрейда систематически опускали эту ссылку. А в 1912 году, когда члены Венского психоаналитического общества обсуждали эту теорию, Сабине Шпильрейн, которая как член общества присутствовала на заседании, пришлось им напомнить, что «это одна из ее идей, которая сейчас “находится в печати”»; тем самым она отстаивала право «интеллектуальной собственности на концепцию, которую год назад сама же представила вниманию членов общества».

Шпильрейн осмелилась не согласиться с Фрейдом и в самом начале своей карьеры ввела понятие «женской психологии», которая «существует вне и не связана с завистью к пенису». Он сказал: «Нет». И дискуссия, по‑видимому, продолжилась.

В своей научной деятельности Шпильрейн была вынуждена выдерживать натиск целых групп, враждебно к ней настроенных, обладающих властью мужчин, — как в Вене, так и в Москве. Их оскорбляли и унижали ее идеи о многообразии женского эротизма, о детской сексуальности, о зависти к пенису. Селлс пишет: «Единственная женщина в зале, Шпильрейн говорила о сформировавшейся чувственности в эпоху, когда женская сексуальность была заклеймена [Фрейдом] как “темный материк” психологии, а женские оргазмы делились на две категории: клиторальные или “инфантильные” и вагинальные или “зрелые”. Сам клитор приравнивался к “ампутированному пенису”, его стимуляция считалась выражением зависти к пенису, и если женщина не получала удовлетворения от “пенетрации”, у нее диагносцировали фригидность или истерию. Шпильрейн же — вопреки этим представлениям — отстаивала “особую” природу женского сексуального возбуждения, не принижая его проявлений и не связывая его с неврозами».

Шпильрейн не могла заработать на жизнь в Вене, Цюрихе или Женеве по той простой причине, что была женщиной. В 1923 году она была вынуждена вернуться в Россию и приехала в Москву, где Сталин позволил ей открыть первую психоаналитическую клинику. Клиника процветала до конца 1920‑х, когда Сталин прикрыл ее, поскольку психоанализ показался ему «слишком еврейским». Шпильрейн уехала из Москвы и вернулась в свой родной Ростов‑на‑Дону, где без особой огласки продолжала принимать пациентов. (Это было довольно опасно, и Московское психоаналитическое общество уже было разогнано.) Неудивительно, что она была доведена до крайней бедности. Практически в один момент она лишилась подряд троих своих братьев, сгинувших в ГУЛАГе, затем мужа и, наконец, родителей.

Шпильрейн не была окружена коллегами, почитателями или учениками — такими, как те, что в последний момент спасли Фрейда, отказавшегося покинуть Вену, или крупнейших ученых раввинов. Шпильрейн оказалась в Ростове как в ловушке, совсем одна, без семьи и без влиятельных друзей, оставшихся за границей. В августе 1942 года в Змиевской балке нацисты расстреляли ее и двух ее дочерей, наряду с еще 27 000 ростовских евреев.

Этому трудно поверить, но Селлс документально подтверждает, что на основании теории Шпильрейн о влечении к смерти (теории смерти и возрождения), некоторые психоаналитики умудрились ее же саму обвинить в ее гибели от рук нацистов! Она хотела этого, она призывала эту смерть, она отказывалась бежать от нее… Ну да, конечно, все шесть миллионов евреев хотели быть убитыми, а еще Шпильрейн — это Еврейка‑Соблазнительница, которая искушала и соблазнила Юнга.

Невыносимо мучительно все это осознавать: что идеи Шпильрейн были украдены; что ее образ был очернен теми же Великими мужами психоанализа, которые украли ее идеи; что она не могла заработать на жизнь в Австрии и Швейцарии, потому что была женщиной, и не могла продолжать свою новаторскую деятельность в Москве, потому что была еврейкой, и наконец, была убита нацистами в своем родном городе.

Героически решив противостоять «меморициду», Анджела Селлс начала давно назревшее дело воскрешения подлинной Шпильрейн. Ее книга — важнейший, возможно, исчерпывающий феминистский вклад в литературу по этой теме. По этой книге стоит снять кино — о том, какой на самом деле была Сабина Шпильрейн. 

Оригинальная публикация: Raped By Carl Jung, Then Murdered by the Nazis