То неистовство, с которым Россия с недавних пор стала выступать против Запада, шокировала обозревателей и заставила их искать возможные объяснения.
Марвин Калб (Marvin Kalb), заслуженный иностранный корреспондент, много писавший о России, считает, что истоки текущего кризиса лежат в истории этого региона, в частности в общем прошлом стран, которые сегодня называются Россией и Украиной.
В своей книге «Имперская игра» («Imperial Gamble») он предлагает краткий обзор важнейших событий и исторических фигур последних 12 веков, от монгольских захватчиков до проевропейских демонстраций в Киеве, от бутафорских деревень Григория Потемкина до эрзац-демократии Владимира Путина.
В этой части мира, напоминает Калб, территории, культуры и языки со временем смешивались друг с другом: можно было перейти из состава одной империи в состав другой, не покидая дома.
Вспомните Крым, который переходил от византийцев к монголам, затем к османам, затем к Российской империи и, наконец, к Советскому Союзу. Такое переплетающееся прошлое, с точки зрения Калба, сделало путинский акт территориального захвата в 2014 году если не неизбежным и законным, то, по крайней мере, понятным: «Невозможно убежать от истории».
Несомненно, история близости не исключает возможности разделения, как могут подтвердить адвокаты по бракоразводным делам. Россия и Украина находились в состоянии «развода» на протяжении 23 лет, и в 1997 году они даже подписали Договор о дружбе.
Если Путин считал это неприемлемым, то у него и прежде было множество возможностей начать действовать и более перспективные пути для достижения интеграции — путем дипломатии или скрытой подрывной деятельности.
Почему он нанес удар тогда, когда он это сделал — и так, как он это сделал, настроив против себя большинство украинцев и ускорив сближение Киева с Западом — трудно понять, основываясь только на далеком прошлом.
В своей книге «Путинизм» («Putinism») влиятельный историк Вальтер Лакер (Walter Laqueur) пишет, что образ мышления российского лидера можно понять, если рассмотреть историю русской философии. Чтобы объяснить текущую политику России, нужно осмыслить идеи тех философов и полемистов, труды которых читали чиновники Кремля.
Лакер выделяет двух писателей. Александр Дугин, бывший неонацист, а ныне профессор социологии, является новым проповедником доктрины Евразийства.
Зародившееся среди антисоветских эмигрантов в 1920-х годах, евразийство исходит из неразрешимого конфликта между Россией, центром «вечной степной империи», и «романо-германским» Западом.
Дугин, ставший сегодня частым гостем московских токшоу, несомненно, пользуется популярностью у представителей российской элиты. Однако пока остается неясным, входит ли Путин в их число. Лакер этого и не утверждает, отмечая лишь то, что идеи Дугина популярны среди военных стратегов России.
Возможно, Дугин стал слишком радикальным, с точки зрения Кремля. В июне 2014 года его уволили с его должности в университете после того, как он опубликовал в интернете ролик, призывающий русских на Украине убивать. Он обвинил Путина в «патологической нерешительности».
А вот философ Иван Ильин, по слухам, у Путина в почете. Президент цитировал его труды, советовал губернаторам читать его книги и даже организовал его перезахоронение в одном из московских монастырей.
Ильин, бежавший от революции 1917 года, был крайне напуган, с одной стороны, большевистским тоталитаризмом, с другой — «механической, количественной, формальной» демократией Запада.
Путин, несомненно, любит труды Ильина, однако остается неясным, что именно ему нравится в идеях Ильина. Идеи Ильина эклектичны, они объединяют автократическую монархию и личную свободу.
Возможно, тревогу вызывают предупреждения философа о плане Германии расколоть Россию — эта мысль казалась гораздо менее странной тогда, после Гитлера, чем сейчас. Однако Путин никогда не цитировал эти предупреждения в своих выступлениях.
В декабре прошлого года, в своем выступлении перед российским парламентом, он вспомнил страстный призыв Ильина к «свободе для русских людей, свободе для всех нас: свободе веры, искания правды, творчества, труда и собственности».
Лакер прав, отмечая авторитарный тон текущего политического дискурса. Председатель Конституционного суда сожалеет об отмене крепостного права. Глава Центрального избирательного комитета мечтательно говорит о монархии. Прокремлевская газета печатает колонку, автор которой хвалит «хорошего» Гитлера в начале его политической карьеры.
Между тем, Государственная Дума запрещает отдавать российских детей на усыновление американскими семьями, заниматься пропагандой гомосексуализма и продавать синтетическое кружевное белье. Это больше напоминает пародию, но никто уже не смеется.
Лакер погружается в темные глубины и выуживает оттуда свидетельства мрачных тенденций: западофобия, конфабуляция и мессианство. Тем не менее, насколько серьезно нам стоит воспринимать все эти философские идеи, если, как пишет Лакер, большинство россиян «не ищут мотивации в идеологии: их философия и амбиции — это, прежде всего, амбиции и философия членов потребительского общества»?
Проблема с историей — будь то история наций или идей — заключается в том, что ее уроки всегда могут быть истолкованы двояко. Оппозиционный лидер Владимир Рыжков, историк по образованию, недавно рассказал мне о разговоре с Путиным, который состоялся в конце 2013 года. Рыжков сказал президенту, что, «если слишком сильно завинтить гайки, произойдет революция». Но у Путина на этот счет было иное мнение, как выяснил Рыжков, когда российский лидер ему ответил: «Я думаю, что русская история говорит нам об обратном: если давать слишком много свободы, это приводит к хаосу и нестабильности».
Знание прошлого проливает свет на то, что происходит сейчас. Само по себе оно не может рассказать нам, почему случилось то или иное событие. С точки зрения Калба, к примеру, события — начиная с татаро-монгольского ига и заканчивая завоеваниями Екатерины Великой — в определенном смысле подготовили почву для нынешней политики Путина. Однако история может закладывать основы для самых разных тенденций. И только спустя некоторое время мы понимаем, на какие именно события нам следовало обратить внимание.
Помимо историй наций и идей большое влияние могут оказать истории отдельных лидеров. «Новый царь» («The New Tsar») Стивена Ли Майерса (Steven Lee Myers) не стала первой биографией Путина, однако пока это самое убедительное из подобных изданий. Продуманная и подробная, эта биография приподняла завесу тайны с личности одного из самых скрытных мировых лидеров.
Самое удивительное, учитывая ауру стального постоянства, которую вокруг себя создает Путин, это то, как он меняется с годами. Майерс воссоздает известную картину ухода Ельцина из Кремля в декабре 1999 году. За ним стоит Путин — он так бледен, как будто у него пищевое отравление. Тогда было очень трудно представить себе, что этот нервничающий ученик будет скакать по полям на лошади без рубашки, как он делал спустя несколько лет.
Подчиняя своему контролю национальное телевидение и олигархов, Путин удивляет своих советников своим экономическим либерализмом — сокращая налоговые ставки, снижая уровень долга, экономно расходуя прибыль от продажи нефти.
Майерс считает, что в первые годы президентства Путина он был искренне настроен на сближение с Западом. Это был тот Путин, который поехал в США выразить соболезнования Джорджу Бушу после терактов 11 сентября, закрыл военные базы на Кубе и во Вьетнаме и заставил своего министра обороны смириться с американскими военными базами в Средней Азии — первыми американскими военными на территориях бывшего Советского Союза со времен Второй мировой войны.
Он даже, на первый взгляд, был готов мириться с существованием НАТО. «Мы не видим трагедии в его существовании», — сказал он в 2001 году, намекнув, что России стоит позволить вступить в этот альянс. Позже он проигнорировал протесты коммунистов и разрешил самолетам НАТО летать в Афганистан через территорию России.
По всей видимости, Путин полагал, что между ним и Бушем существует взаимопонимание, поэтому он почувствовал себя преданным, когда Буш отказался от Договора о противоракетной обороне и начал глобальную кампанию по силовому распространению демократии.
После этого настали тяжелые времена. Майерс показывает, как Путин с возрастом ожесточался, как он пережил пластическую операцию, развод и довольно сложные президентские выборы. Круг его приближенных сузился, поскольку он отстранил независимо мыслящих деятелей, заменив их спортсменами, никому не нужными западными звездами, Сильвио Берлускони и старыми друзьями по КГБ и Санкт-Петербургу, которые с каждым годом становятся все богаче.
В России о политиках, которые становятся слишком заносчивыми и высокомерными, говорят, что они «бронзовеют» как статуи. Наставник Путина, мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак, просил его: «Володя, только не бронзовей». Но именно это и произошло с Путиным. «У него хорошее чувство юмора, — сказала вдова Собчака в одном из своих интервью, пытаясь рассказать о Путине что-нибудь хорошее. — По крайней мере, было».
Кульминацией книги Майерса становится скрытое вторжение в Крым. Он убежден, что это решение было принято внезапно: «Путин не планировал ввергать свою страну в войну. Он не готовил свою страну к войне». Отбросив всякую осторожность, он стал принимать решения «в одиночку и на ходу».
Однако Майерс упускает одну важную деталь. Очевидно, Путин не был против соглашения, заключенного при поддержке Евросоюза, согласно которому президент Виктор Янукович обещал уйти со своего поста раньше срока. Янукович, который был союзником Путина, противился требованиям проевропейских протестующих, которые настаивали на его отставке. По словам тогдашнего министра иностранных дел Польши Радослава Сикорского (Radoslaw Sikorski), Путин позвонил Януковичу и уговорил его уйти. Но когда лидеры украинской оппозиции и их европейские сторонники не смогли выполнить условия этого соглашения — это привело не к досрочным выборам, а к хаосу, краху режима и к бегству Януковича в Россию — Путин почувствовал, что его обманули.
Большая заслуга Майерса состоит в том, что в своей книге он показал, как случайные события и изменение собственного характера Путина постепенно привели к развитию украинского кризиса. Все тревожные тенденции имели место с самого начала, однако потребовались годы, чтобы недовольство и досада Путина прорвались наружу в феврале 2014 года.
Путин не является ни бездушным механизмом КГБ, ни воплощением русских исторических традиций, ни невинной жертвой западных провокаций и высокомерия НАТО. Скорее всего, это человек со своими недостатками, который в критические моменты сделал свой собственный выбор и, таким образом, повлиял на ход истории.
Комментариев нет:
Отправить комментарий