The Times of Israel: Как «Моссад» охотился на «Рижского мясника», убившего около 30000 евреев
В марте 1965 года западногерманский Бундестаг подавляющим большинством голосов отверг предложение о прекращении охоты на нацистских военных преступников и введении срока давности за их преступления.
В течение нескольких месяцев, предшествовавших дебатам, по всему миру прокатилась волна несогласия с этими планами. Тысячи людей вышли на улицы от Тель‑Авива до Торонто и от Лос‑Анджелеса до Лондона. Нобелевские лауреаты, политики, литераторы и будущий Папа Римский Бенедикт XVI возвысили свои голоса в знак протеста. А в Германии разгорелись ожесточенные, сеющие распри общенациональные дебаты по поводу того, как страна должна искупить свои грехи и действительно ли широко распространена ответственность за них.
Впрочем, тогда были предприняты и другие усилия, чтобы сорвать эти предложения Германии. Тайно выработанные руководителями разведки Израиля и одобренные премьер‑министром Леви Эшколем, они были направлены на то, чтобы сосредоточить внимание всего мира на сотнях, если не тысячах преступников, которые не находились пока в зале суда или тюремной камере — и, вероятно, так никогда и не оказались бы там, если бы Бундестаг утвердил эти предложения.
Это были усилия, в которых сам Израиль выступал в качестве судьи, присяжных и палача.
Было решено, что израильская служба внешней разведки «Моссад» выследит и убьёт Герберта Цукурса — «Рижского мясника», который был лично ответственен за гибель по меньшей мере 30000 латвийских евреев.
Замысел был в том, что убийство Цукурса, за которое Израиль не понесёт ответственности, предало бы огласке его ужасные преступления. Оно должно было послужить предупреждением о жестоком правосудии, которому будут подвергнуты подобные ему, если Германия объявит амнистию военным преступникам.
История миссии по убийству Цукурса рассказана в новой книге журналиста Стефана Тэлти «Хороший убийца: охота «Моссада» на латвийского мясника». Это блестяще написанная, заставляющая замирать сердце, а порой и душераздирающая история.
В центре повествования Тэлти два человека: Цукурс и агент под прикрытием, посланный «Моссадом», чтобы поймать его в ловушку, Яаков «Мио» Мейдад.
Известный в разведке как «человек с сотней лиц», Мейдад был евреем немецкого происхождения, родители которого погибли в лагерях смерти. Он помогал похитить Адольфа Эйхмана и доставить его в Израиль для суда.
Тэлти, который впервые столкнулся со всей этой историей, когда читал книгу Ронена Бергмана «Восстань и убей первым: тайная история израильских точечных ликвидаций», был увлечен как Цукурсом, так и Мейдадом, а также событиями, которые свели их вместе.
«Идея была в том, что два этих персонажа существовали по разные стороны страшного исторического момента, и теперь они должны были встретиться: Мио должен был завязать дружбу с тем, кто в некотором роде стал «лицом» «рядовых деятелей» Холокоста», — говорит Тэлти.
«Латвийский Линдберг» отправляется в Святую Землю
Цукурс, как позже писал один из оставшихся в живых латвийских евреев, «полон огромных противоречий». Известный как «латышский Линдберг», авиатор стал «именем нарицательным» и национальным героем в довоенном прибалтийском государстве, прославившись смелостью и отвагой.
«Я действительно восхищался довоенным Цукурсом, — признается Тэлти. — Он был искателем приключений, который не только строил собственные самолеты, но и мечтал о необычных путешествиях и одиссеях».
В 1933 году он вылетел из Латвии в британскую колонию Гамбия в Африке на самолете с открытой кабиной, который он собрал сам из выброшенных кем‑то деталей.
Шесть лет спустя, в декабре 1939 года, он вернулся из другой экспедиции — перелета в Палестину расстоянием в 4667 километров, чтобы впоследствии увлечь Рижский еврейский клуб беседой, дополненной фотографиями с достопримечательностями, описанием звуков и запахов Тель‑Авива, Иерусалима, Вифлеема, Петах‑Тиквы и Ришон ле‑Циона.
«Я помню, как Цукурс говорил с удивлением, изумлением и даже энтузиазмом о сионистской активности в Израиле», — вспоминал позже молодой еврей, который присутствовал на этой встрече.
Это был не единственный признак того, что, несмотря на яростный национализм и некоторые антисемитские высказывания, Цукурс, как позже сказал один латвийский еврей, «на самом деле не считался ненавистником евреев». Например, его часто видели с еврейскими интеллектуалами в рижских кафе.
Интерес Тэлти к Цукурсу был частично вызван этим обстоятельством. «Я хотел знать, — замечает он, — что превратило его в зверя и чудовище».
Это описание вполне уместно. Ведь как сказал Мейдаду Йосеф Ярив, глава отдела специальных операций «Моссада», когда тот изложил ему свою миссию, Цукурс не был «убийцей за письменным столом, как Эйхман». Среди тех, кто знал о его репутации, простое упоминание имени Цукурса вызывало буквально физическую реакцию. Когда руководители разведки Израиля собрались, чтобы обсудить потенциальные цели, был зачитан список имен. Генерал‑майор Аарон Ярив, глава управления военной разведки, упал в обморок, услышав о человеке, который убил нескольких его родственников и друзей.
А ведь преступления Цукурса были совершены почти за 25 лет до того.
Нацисты как «освободители», евреи как «внутренние враги»
По секретному протоколу пакта Молотова‑Риббентропа СССР оккупировал Латвию летом 1940 года.
Год спустя в странах Балтии случилась новая трагедия, когда германское вторжение в Советский Союз привело к тому, что Латвия попала под власть нацистов. Некоторые из соотечественников Цукурса считали нацистов освободителями, но это мнение не разделяли их испуганные еврейские соседи.
Уже через несколько часов после оккупации контролируемая Германией пресса начала выдавливать злобную ложь о том, что латвийские евреи были «внутренними врагами», которые «предали свою страну Советам и участвовали в преступлениях, совершенных Красной армией». «Никакой жалости и компромисса не должно быть. Ни одному еврейскому племени гадюк нельзя позволить восстать снова», — писала одна из газет.
Никакой жалости действительно не было. «Рига превратилась в загон, где на евреев охотились ради спорта и наживы, а Герберт Цукурс с энтузиазмом участвовал в этой “игре”», — пишет Тэлти.
Цукурс не был пешкой: он стал заместителем командира печально известной «команды Арайса» — латышской военизированной группировки из 300 человек, которая участвовала в убийстве евреев по всей стране.
Свидетели рассказывали о жестокости Цукурса. Один помнил его в гетто, в которое загоняли рижских евреев: там он, «дьявольски смеясь <…> стрелял в людей, как охотник в лесу». Другой видел его на вилле на улице Вальдемарс, 19, где «команда Арайса» устраивала дикие пьяные вечеринки, при этом пытая и убивая евреев.
Макс Тукачер, молодой еврей, который знал Цукурса более десяти лет и был доставлен в этот дом, увидел, как летчик «избил до смерти от 10 до 15 человек». Также Цукурс был замечен, когда
отдавал приказы своим подчиненным во время массовых убийств в Румбуле 30 ноября и 8 декабря 1941 года: тогда в лесу Румбуле или вблизи него были убиты около 25000 евреев.
После участия в кровопролитии на рижских полях смерти Цукурс и его люди путешествовали по латвийским деревням и маленьким городкам, помогая хватать и убивать евреев. За пять месяцев погибло 60000 латвийских евреев. Как пишет Тэлти, тонкое досье, которое «Моссад» завел на Цукурса, было настолько тонким, а свидетелей‑очевидцев было так мало именно благодаря тщательности, с которой Цукурс и «команда Арайса» помогали нацистам в их «работе».
«Воплощение человечности»
Но самым необычным — возможно, уникальным — аспектом истории Цукурса стало то, что произошло дальше. Как и многие другие военные преступники, латыш воспользовался «крысиными тропами» и после войны бежал в Южную Америку. Но, в отличие от своих товарищей‑убийц, Цукурс прибыл в Бразилию под своим собственным именем и… почти сразу же начал разыскивать членов еврейской общины страны. Цукурс изображал себя и политическим изгнанником, которого преследовали коммунисты, и человеком, который спасал евреев во время Холокоста.
Хотя Цукурс усердно «обхаживал» евреев Рио‑де‑Жанейро, его прошлое начало догонять его. Еврейские организации, занимающиеся поиском бежавших военных преступников, составили досье на известного до войны летчика, который стал массовым убийцей. Уже через несколько недель после его прибытия в Бразилию в Лондон поступили первые сообщения о том, что Цукурса видели в Рио. Начался медленный и кропотливый процесс подтверждения этих сообщений.
Все это время Цукурс продолжал процветать и рекламировать себя. Он даже дал интервью бразильскому журналу, пользующемуся наибольшим спросом, которое вышло под заголовком «Из Прибалтики в Бразилию»: в нем героя называли «воплощением человечности». Тем не менее, к 1950 году шокирующая правда о том, что Цукурс не был тем, кем себя представлял, начала доходить и до некоторых его новообретенных друзей в Рио.
Хотя усилия еврейской общины по его экстрадиции и привлечению к ответственности потерпели неудачу перед лицом официального безразличия, протесты привели к краху процветающего бизнеса Цукурса, его семья была вынуждена покинуть город.
К тому времени, когда «Моссад» десять лет спустя выбрал его своей мишенью, Цукурс стал гораздо менее влиятельной фигурой, однако спокойно управлял небольшим бизнесом по прокату лодок и воздушным такси недалеко от Сан‑Паулу.
Чрезмерное честолюбие Цукурса было источником его взлета и падения. В 1965 году он стал мишенью не только из‑за своих гнусных преступлений, но и потому, что оставил след, по которому «Моссаду» было так легко идти.
«У него могла бы быть очень хорошая жизнь в Рио, если бы он просто не высовывался, — говорит Тэлти. — Я думаю, нарциссизм был настолько доминирующим в его характере, что он не мог сопротивляться ему».
В то время как другие, такие как Адольф Эйхман и Йозеф Менгеле, «стремились вести очень тихую жизнь», продолжает автор, «он чувствовал, что «Герберт Цукурс был рожден для мира» и ему нужна какая‑то героическая история жизни, чтобы сделать его значимым».
Это «проклятие», считает Тэлти, и привело Цукурса к краху.
Психологический поединок
Хотя действия Цукурса в Рио были безрассудными, он все же не был дураком. Как объясняет Тэлти, миссия «Моссада» была похожа не на «боевик», а скорее на напряженный психологический триллер, где Цукурс столкнулся с человеком, способным заманить его в ловушку.
Мейдад, говорит Тэлти, был «анти‑Джеймсом Бондом» и «выглядел совершенно живым», только когда работал под прикрытием.
«Когда он был похож на кого‑то другого, он был намного увереннее, гораздо более напористым <…> чем был в реальной жизни», — говорит Тэлти.
Образ Антона Кюнцле — преуспевающего, «застегнутого на все пуговицы» австрийского бизнесмена, который подружился с Цукурсом и заманил его на верную смерть, — израильтянин разыграл в совершенстве. Однако совершенство было необходимо — миссия не допускала ошибок.
Весьма необычно, но Мейдад, по его собственному настоянию, работал в Бразилии без какого‑либо «подкрепления», или «плана Б». Выполнение миссии, пишет Тэлти, «дико отклонилось от его точной, почти германской методологии; как будто он отбросил 20 лет опыта работы в разведке, чтобы преследовать Цукурса».
Семья Мейдада и его бывшие коллеги подчеркивали, что эта миссия была для него «личной».
«Я думаю, он действительно наслаждался этой конфронтацией один на один с преступником Холокоста, — говорит Тэлти. — Он воспринимал это как испытание всему, чем он был в качестве секретного агента, и… он хотел перехитрить Цукурса и убить его сам».
Наконец, что касается Цукурса. «Он был очень трудной целью: не только <…>… параноиком, но был умен и мог предвидеть, что станет делать израильский агент, — говорит Тэлти. — Это был психологический поединок, и я думаю, Цукурс оказался почти равен Мейдаду».
Границы проведены
С одной стороны от «линии фронта» стоял Цукурс, который постоянно пытался проверить, действительно ли Кюнцле был тем, за кого себя выдавал. Эти проверки включали в себя, между прочим, и организацию соревнований по стрельбе на удаленной плантации, посреди бразильской глубинки, — с целью установить, было ли правдой заявление Кюнцле о том, что он воевал на Восточном фронте в годы Второй мировой войны.
С другой стороны — Мейдад, которому нужно было не только рассеять подозрения Цукурса, но и найти такую приманку, на которую его можно поймать. В этом он преуспел, говорит Тэлти.
«У него сложилось определенное представление о Цукурсе и проделанном им путешествии: изможденное состояние, в котором тот находился, явно не соответствовало его собственной мечте о самом себе», — говорит Тэлти.
Мейдад нарисовал перед Цукурсом перспективу вернуть себе утраченное богатство и уважение посредством делового партнерства, и в конечном счете все это привело к кровавой развязке миссии в доме в Монтевидео, где его ждала небольшая команда «Моссада».
Однако все было на волосок от провала. Сочетание вечной бдительной паранойи Цукурса, невезения и нежелания некоторых сотрудников «Моссада» поверить в то, что убийство одинокого 65‑летнего мужчины окажется столь тяжелым испытанием, едва не привели к катастрофе.
«Это был кошмар Мио, — говорит Тэлти. — Между ним и сабрами <в команде «Моссада»> был своего рода раскол, поскольку они верили, что могут справиться с любой ситуацией, а он четко говорил, что этот человек — грозный противник».
Только когда люди из «Моссада», наконец, непосредственно столкнулись с Цукурсом, и, как позже говорил Мейдад, «он сражался как дикий и раненый зверь», израильтяне осознали, насколько пророческими были предупреждения.
Реки крови, чтобы скрыть следы
Возможно, вполне уместный ответ на вопрос, который привлек Тэлти к истории Цукурса — что привело авантюрного летчика на путь массовых убийств? — был подсказан ему одной выжившей латвийской еврейкой.
Зельма Шепшелович — великолепный персонаж, чья история также рассказана в книге Тэлти, — оказалась упорной в своих послевоенных попытках добиться справедливости как для своей семьи, убитой немцами, так и для тысяч других погибших евреев. В 1979 году она выступила в качестве свидетеля обвинения на гамбургском процессе над Виктором Арайсом, командиром военизированного батальона, активным членом которого был Цукурс. Арайс рассказал, что Цукурс сотрудничал с СССР во время короткого периода оккупации страны, до вторжения нацистов. Якобы испуганный разоблачением и кровавыми последствиями, Цукурс попытался замести следы, присоединившись к группе убийц Арайса.
Тэлти пишет: «В конце концов бывший летчик не был одержим глубоко укоренившимся антисемитизмом. Он предал евреев, потому что в противном случае его, скорее всего, убили бы вместе с ними. Убийство этих мужчин, женщин и детей было необходимо, чтобы он продолжал жить».
Цукурс не был в этом уникален. Но в Латвии, стране без истории погромов, которую некоторые в 1930‑х годах считали убежищем, он стал символом того, что Тэлти называет «двойным ударом, поразившим евреев». Для подвергшихся опасности евреев была ощутима быстрота и злоба, с которой многие из их друзей, соседей и соотечественников обратились против них.
Как охотно признает Тэлти, невозможно доказать, изменило ли известие о смерти Цукурса чье‑либо мнение, когда весной 1965 года Бундестаг отклонил предложение об амнистии.
«Я хочу верить, что это сыграло психологическую роль в том, чтобы дать Холокосту «лицо», но на самом деле я не могу подтвердить это фактами, — говорит Тэлти. — Однако безусловно, это стало частью общего движения, переоценившего все то, что произошло во время Шоа в Германии. И я думаю, по такой причине это было важно».
Тэлти признает, что решение «Моссада» убить Цукурса и не привлекать его к суду имело одно непредвиденное последствие. Латвийские националисты, предпринявшие в последние годы усилия для реабилитации бывшего «национального героя», использовали тот факт, что ни один суд не осудил его за военные преступления.
Однако в изложении Тэлти в этой мрачной истории есть проблеск света. Он представлен в виде Яниса Александра Вабулиса, молодого государственного служащего, который влюбился в Шепшелович и — с большим риском — укрывал ее на протяжении всей войны.
«Я думаю, он представляет тот процент латышей, которые старались изо всех сил, чтобы помочь евреям, — отмечает Тэлти. — Есть много свидетельств о том, что евреи находили фермерские дома и семьи, которые были очень религиозными и которые спасали их».
Оригинальная публикация: How the Mossad hunted the ‘Butcher of Riga,’ who murdered up to 30,000 Jews
Комментариев нет:
Отправить комментарий