«Серьёзный разговор». Стенограмма разговора Сталина с режиссером Эйзенштейном | ||
Осенью 1929 года группа советских кинематографистов во главе с режиссером Эйзенштейном выехала в Голливуд, где они должны были ознакомиться с техникой звукового кино и поставить фильм для компании Paramount Pictures. Однако Эйзенштейн и продюсеры Paramount не пришли к соглашению о сценарии.
В это время американские и мексиканские друзья, в том числе Диего Ривера и Давид Сикейрос, писатели Теодор Драйзер и Эптон Синклер, предложили группе Эйзенштейна интересную идею и финансирование. Идея была в том, чтобы снять полнометражный фильм о жизни Мексики. Были собраны 25 тыс. долларов — по тем временам внушительная сумма. Картина получила название «Да здравствует Мексика! Однако после того, как было отснято 75 тысяч метров, режиссер получает телеграмму от Иосифа Сталина с «предложением» вернуться обратно. Страна нуждалась в своем кино, в идеологическом, и в то время снять его мог только Эйзенштейн. Мог ли Сергей Михайлович отказаться, не вернуться обратно, проигнорировать слова вождя? Конечно же нет. Он слишком хорошо знал о безграничных и крайне радикальных возможностях беспринципного Сталина, и при желании «случайно затеряться», его найдут и расстреляют, как предателя Родины и врага советского народа. По правде говоря, для своевременного и безнаказанного возвращения были и другие причины — Эйзенштейн был одним из немногих, кому давали работать. Его талант, опыт и знания, мягко говоря, сберегли его… Сберегли даже несмотря на то, что — во-первых, он был евреем, а во-вторых, поговаривали всерьез о его нетрадиционной сексуальной ориентации. А отношение Иосифа Сталина к евреям и к лицам нетрадиционной ориентации было широко известно. Впрочем, сам Эйзенштейн себя к гомосексуалистам не относил. Близкая подруга режиссера Мари Сетон пишет, что Эйзенштейн сказал ей однажды: Однако, меньше всего хочется подробно останавливаться на личной жизни выдающихся, великих людей, потому продолжим… И все же, судьба Эйзенштейна сложилась более-менее удачно. Он возвращается, занимается любимым делом — снимает кино, пишет сценарии. До конца своей жизни он будет считаться самым востребованным режиссером советской эпохи. Да, несомненно, снимал он то, что от него требовали. Снимал по заказу Кремля. И возможно, будь его воля, из Америки он так никогда бы и не вернулся — из страны, которая на тот период по техническим возможностям и решениям была самой благоприятной для самореализации. А реализоваться режиссеру с таким именем — было бы делом времени. Но предложение вернуться было воспринято «с должным пониманием» и незамедлительно, Эйзенштейн возвращается в СССР. Вернувшись, режиссер снимет несколько кинокартин, но настоящими историческими шедеврами будут считаться две — «Александр Невский» и «Иван Грозный». (Не считая, конечно же, драматической киноэпопеи «Броненосец Потемкин», снятой еще в 1925 г.) Известно, что Иосиф Виссарионович в этих двух картинах выступал не только в роли заказчика, но и в качестве «продюсера», «редактора», «сценариста», историка, и главного кинокритика и ценителя киноискусства. Трудно представить под каким давлением приходилось работать режиссеру. Однако, в результате плодотворной «совместной деятельности» режиссера с властью, его имя в мировом киноискусстве зазвучало по-новому. Он стал всемирно известным. С тех самых пор и по сей день, Эйзенштейн — это классик, легенда, гений, великий режиссер. Естественно, сам Сталин, в силу своей занятости, в полной мере отслеживать процесс создания картин не мог. Это процесс был доверен более компетентным людям. Для осуществления креативного контроля к Эйзенштейну приставили сценариста Петра Павленко и сорежиссёра Дмитрия Васильева. Они от лица вождя и вносили самые необходимые правки. Самые значительные коснулись сценария. В версии Эйзенштейна в финале Александр Невский отправлялся в Орду, где его предательски убивал князь в услужении хана. Последней сценой должны были стать похороны. Такая концовка, разумеется, омрачала победу над тевтонцами и была вычеркнута Сталиным. Правки коснулись и «Ивана Грозного». Первая серия вождю понравилась, а вторая была отправлена на доработку. Сохранилась стенограмма беседы Сталина и Молотова с Эйзенштейном и исполнителем главной роли Н.Черкасовым. Беседа состоялась в Кремле 26 февраля 1947 г. По воспоминаниям «вызванных на ковер», разговор был малоприятным. Стоит подчеркнуть, что стенограмма этой беседы сохранилась со слов Эйзенштейна и Черкасова. «Серьёзный разговор». Стенограмма разговора Сталина с режиссером Эйзенштейном«Мы (С.М. Эйзенштейн и Н.К. Черкасов. — Ред.) были вызваны в Кремль к 11 часам. В 10 часов 50 минут пришли в приемную. Ровно в 11 часов вышел Поскребышев проводить нас в кабинет. В глубине кабинета — Сталин, Молотов, Жданов. Входим, здороваемся, садимся за стол.Сталин: Вы писали письмо. Немножко задержался ответ. Встречаемся с запозданием. Думал ответить письменно, но решил, что лучше поговорить. Так как я очень занят, нет времени, — решил, с большим опозданием, встретиться здесь… Получил я ваше письмо в ноябре месяце. Жданов: Вы еще в Сочи его получили. Сталин: Да, да. В Сочи. Что вы думаете делать с картиной? Мы говорим о том, что разрезали вторую серию на две части, отчего Ливонский поход не попал в эту картину и получилась диспропорция между отдельными ее частями, и исправлять картину нужно в том смысле, что сократить часть заснятого материала и доснять, в основном, Ливонский поход. Сталин: Вы историю изучали? Эйзенштейн: Более или менее… Сталин: Более или менее?.. Я тоже немножко знаком с историей. У вас неправильно показана опричнина. Опричнина — это королевское войско. В отличие от феодальной армии, которая могла в любой момент сворачивать свои знамена и уходить с войны, — образовалась регулярная армия, прогрессивная армия. У вас опричники показаны, как ку-клукс-клан. Эйзенштейн: они одеты в белые колпаки, а у нас — в черные. Молотов: Это принципиальной разницы не составляет. Сталин: Царь у вас получился нерешительный, похожий на Гамлета. Все ему подсказывают, что надо делать, а не он сам принимает решения… Царь Иван был великий и мудрый правитель, и если его сравнить с Людовиком XI (вы читали о Людовике XI, который готовил абсолютизм для Людовика XIV?), то Иван Грозный по отношению к Людовику на десятом небе. В показе Ивана Грозного в таком направлении были допущены отклонения и неправильности. Петр I — тоже великий государь, но он слишком либерально относился к иностранцам, слишком раскрыл ворота и допустил иностранное влияние в страну, допустив онемечивание России. Еще больше допустила его Екатерина. И дальше. Разве двор Александра I был русским двором? Разве двор Николая I был русским двором? Нет. Это были немецкие дворы. Замечательным мероприятием Ивана Грозного было то, что он первый ввел государственную монополию внешней торговли. Иван Грозный был первый, кто ее ввел, Ленин — второй. Жданов: Эйзенштейновский Иван Грозный получился неврастеником. Молотов: Вообще сделан упор на психологизм, на чрезмерное подчеркивание внутренних психологических противоречий и личных переживаний. Сталин: Нужно показывать исторические фигуры правильно по стилю. Так, например, в первой серии неверно, что Иван Грозный так долго целуется с женой. В те времена это не допускалось. Жданов: Картина сделана в византийском уклоне, и там тоже это не практиковалось. Молотов: Вторая серия очень зажата сводами, подвалами, нет свежего воздуха, нет шири Москвы, нет показа народа. Можно показывать разговоры, можно показывать репрессии, но не только это. Сталин: Иван Грозный был очень жестоким. Показывать, что он был жестоким можно, но нужно показать, почему необходимо быть жестоким. Молотов: Исторические события надо показывать в правильном осмыслении. Вот, например, был случай с пьесой Демьяна Бедного «Богатыри». Демьян Бедный там издевался над крещением Руси, а дело в том, что принятие христианства для своего исторического этапа было явлением прогрессивным. Сталин: Конечно, мы не очень хорошие христиане, но отрицать прогрессивную роль христианства на определенном этапе нельзя. Это событие имело очень крупное значение, потому что это был поворот русского государства на смыкание с Западом, а не ориентация на Восток. Об отношении с Востоком Сталин говорит, что, только что освободившись от татарского ига, Иван Грозный торопился объединить Россию с тем, чтобы быть оплотом против возможных набегов татар. Астрахань была покорена, но в любой момент могла напасть на Москву. Крымские татары также могли это сделать. Сталин: Демьян Бедный представлял себе исторические перспективы неправильно. Когда мы передвигали памятник Минину и Пожарскому ближе к храму Василия Блаженного, Демьян Бедный протестовал и писал о том, что памятник надо вообще выбросить и вообще надо забыть о Минине и Пожарском. В ответ на это письмо я назвал его «Иваном, не помнящим своего родства». Историю мы выбрасывать не можем… Дальше Сталин делает ряд замечаний по поводу трактовки образа Ивана Грозного и говорит о том, что Малюта Скуратов был крупным военачальником и героически погиб в войну с Ливонией. Черкасов в ответ на то, что критика помогает и что Пудовкин после критики сделал хороший фильм «Адмирал Нахимов», сказал: «Мы уверены в том, что мы сделаем не хуже, ибо я работаю над образом Ивана Грозного не только в кино, но и в театре, полюбил этот образ и считаю, что наша переделка сценария может оказаться правильной и правдивой». На что Сталин ответил (обращаясь к Молотову и Жданову): «Ну что ж, попробуем». Черкасов: Я уверен в том, что переделка удастся. Сталин: Дай вам бог, каждый день — новый год. (Смеется.) Эйзенштейн: Мы говорим, что в первой серии удался ряд моментов, и это нам дает уверенность в том, что мы сделаем и вторую серию. Сталин: Что удалось, и хорошо, мы сейчас не говорим, мы говорим сейчас только о недостатках. Эйзенштейн спрашивает, не будет ли еще каких-либо специальных указаний в отношении картины. Сталин: Я даю вам не указания, а высказываю замечания зрителя. Нужно исторические образы правдиво отображать. Ну, что нам показали Глинку? Какой это Глинка? Это же — Максим, а не Глинка. Артист Чирков не может перевоплощаться, а для актера самое главное качество — уметь перевоплощаться. (Обращаясь к Черкасову.) Вот вы перевоплощаться умеете. На что Жданов замечает, что Черкасову не повезло с Иваном Грозным. Тут была еще паника с «Весной», и он стал играть дворников — в картине «Во имя жизни» он играет дворника. Черкасов говорит, что он играл большинство царей и играл даже Петра Первого и Алексея. Жданов: По наследственной линии. По наследственной переходили… Сталин: Нужно правильно и сильно показывать исторические фигуры. (К Эйзенштейну.) Вот, Александра Невского — Вы компоновали? Прекрасно получилось. Самое важное — соблюдать стиль исторической эпохи. Режиссер может отступать от истории; неправильно, если он будет просто списывать детали из исторического материала, он должен работать своим воображением, но — оставаться в пределах стиля. Режиссер может варьировать в пределах стиля исторической эпохи. Жданов говорит, что Эйзенштейн увлекается тенями (что отвлекает зрителя от действия) и бородой Грозного, что Грозный слишком часто поднимает голову, чтобы было видно его бороду. Эйзенштейн обещает в будущем бороду Грозного укоротить. Сталин (вспоминая отдельных исполнителей первой серии «Ивана Грозного»): Курбский — великолепен. Очень хорош Старицкий (артист Кадочников). Он очень хорошо ловит мух. Тоже: будущий царь, а ловит руками мух! Такие детали нужно давать. Они вскрывают сущность человека. Сталин говорит Черкасову, что он умеет перевоплощаться и что, пожалуй, у нас еще умел перевоплощаться артист Хмелев. Черкасов сказал, что он многому научился, работая статистом в Мариинском театре в Ленинграде в то время, когда там играл и выступал Шаляпин — великий мастер перевоплощения. Сталин: Это был великий актер. Сталин: Ну, что же, тогда, значит, вопрос решен. Как вы считаете, товарищи (обращается к Молотову и Жданову), — дать возможность доделать фильм товарищам Черкасову и Эйзенштейну? — и добавляет: передайте об этом товарищу Большакову. Черкасов спрашивает о некоторых частностях картины и о внешнем облике Ивана Грозного. Сталин: Облик правильный, его менять не нужно. Хороший внешний облик Ивана Грозного. Черкасов: Сцену убийства Старицкого можно оставить в сценарии? Сталин: Можно оставить. Убийства бывали. Черкасов: У нас есть в сценарии сцена, где Малюта Скуратов душит митрополита Филиппа. Жданов: Это было в Тверском Отроч монастыре? Черкасов: Да. Нужно ли оставить эту сцену? Сталин сказал, что эту сцену оставить нужно, что это будет исторически правильно. Молотов говорит, что репрессии вообще показывать можно и нужно, но надо показать, почему они делались, во имя чего. Для этого нужно шире показать государственную деятельность, не замыкаться только сценами в подвалах и закрытых помещениях, а показать широкую государственную деятельность. Черкасов высказывает свои соображения по поводу будущего переделанного сценария, будущей второй серии. Сталин: На чем будет кончаться картина? Как лучше сделать еще две картины, то есть 2-ю и 3-ю серии? Как мы это думаем вообще сделать? Эйзенштейн говорит, что лучше соединить снятый материал второй серии с тем, что остался в сценарии, в одну большую картину. Все с этим соглашаются. Сталин: Чем будет у нас кончаться фильм? Черкасов говорит, что фильм будет кончаться разгромом Ливонии, трагической смертью Малюты Скуратова, походом к морю, где Иван Грозный стоит у моря в окружении войска и говорит: «На морях стоим и стоять будем!» Сталин: Так оно и получилось, и даже немножко больше. Черкасов спрашивает, нужно ли наметку будущего сценария фильма показывать для утверждения Политбюро? Сталин: Сценарий представлять не нужно, разберитесь сами. Вообще по сценарию судить трудно, легче говорить о готовом произведении. Эйзенштейн говорит о том, что было бы хорошо, если бы с постановкой этой картины не торопили. Это замечание находит оживленный отклик у всех. Сталин: Ни в каком случае не торопитесь, и вообще поспешные картины будем закрывать и не выпускать. Репин работал над «Запорожцами» 11 лет. Молотов: 13 лет. Сталин: (настойчиво): 11 лет. Все приходят к заключению, что только длительной работой можно действительно выполнить хорошие картины. По поводу фильма «Иван Грозный» Сталин говорил, что если нужно полтора-два года, даже три года для постановки фильма, то делайте в такой срок, но чтобы картина была сделана хорошо, чтобы она была сделана «скульптурно». Вообще мы сейчас должны поднимать качество. Пусть будет меньше картин, но более высокого качества. Зритель наш вырос, и мы должны показывать ему хорошую продукцию. Сталин говорит, что режиссер должен быть непреклонен и требовать то, что ему нужно, а наши режиссеры слишком легко уступают в своих требованиях. Иногда бывает, что нужен большой актер, но играет не подходящий на ту или иную роль, потому что он требует и ему дают эту роль играть, а режиссер соглашается. Сталин: Артист Жаров неправильно, несерьезно отнесся к своей роли в фильме «Иван Грозный». Это несерьезный военачальник. Жданов: Это не Малюта Скуратов, а какой-то «шапокляк»! Черкасов говорит о том, что, к сожалению и к своему стыду, он не видел второй серии картины «Иван Грозный». Когда картина была смонтирована и показана, он в то время находился в Ленинграде. Эйзенштейн добавляет, что он тоже в окончательном виде картину не видел, так как сразу после ее окончания заболел. Это вызывает большое удивление и оживление. Разговор кончается тем, что Сталин желает успеха и говорит: «Помогай Бог!» Пожимаем друг другу руки и уходим. В 00:10 минут беседа заканчивается. Добавление к записи Б.Н. Агапова, сделанное С.М. Эйзенштейном и Н.К. Черкасовым: Жданов сказал еще, что «в фильме имеется слишком большое злоупотребление религиозными обрядами». Молотов сказал, что это «дает налет мистики, которую не нужно так сильно подчеркивать». Сталин говорит, что опричники во время пляски похожи на каннибалов и напоминают каких-то финикийцев и каких-то вавилонцев. Когда Черкасов говорил, что он уже давно работает над образом Ивана Грозного и в кино, и в театре, Жданов сказал: «Шестой уж год я царствую спокойно». Прощаясь, Сталин поинтересовался здоровьем Эйзенштейна.» Записано Б.Н. Агаповым со слов С.М. Эйзенштейна и Н.К. Черкасова Текст печатается в сокращенном виде. *** После той беседы вторую серию продолжили снимать с учетом правок и «пожеланий» Сталина, но доснять серию с Эйзенштейном у группы не получилось. Болезнь и смерть Эйзенштейна остановила работу над фильмом. В оставшемся черновом варианте вторая серия вышла на экраны только в 1958 году. Съёмки третьей серии также были прекращены по причине смерти Эйзенштейна. Сергей Михайлович умер от разрыва сердца, ночью, за рабочим столом, в ночь с 10 на 11 февраля 1948 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 4). Режиссер Виталий Мельников вспоминает день, когда хоронили великого режиссера: Гражданская панихида была в зале Дома кино. Людей было мало — пригнали студентов. Кинознаменитостей мы тоже не заметили. В почетном карауле стояли только вгиковцы с младших курсов. Видимо, коллеги-режиссеры не решились появиться у гроба. Министр Большаков произнес речь. Он говорил громко, словно был на трибуне. Большаков сказал, что мы высоко ценим Сергея Михайловича, «несмотря на допущенные ошибки». В разгар этой речи быстро вошел Николай Черкасов и встал перед Эйзенштейном на колени. Большаков подошел к Черкасову и попробовал вежливо его приподнять. «Отойдите», — тихо, но отчетливо сказал Черкасов, и весь зал слышал его слова. После смерти Эйзенштейна что-то во ВГИКе изменилось. Как мне кажется, у нас исчезла точка отсчета. Прежде мы, сталкиваясь с чем-то непонятным, требующим ясного отношения или оценки, невольно спрашивали себя, а как поглядел бы на это лобастенький? Он не был для нас учителем ни формально, ни по существу, но авторитет его был так высок, что, находясь с ним под общей вгиковской крышей, мы чувствовали себя защищенными, принятыми под его высокое покровительство. Он был в наших глазах олицетворением порядочности, примером достойного служения профессиональному долгу. Теперь такого человека у нас не было».
|
вторник, 25 апреля 2017 г.
«Серьёзный разговор». Стенограмма разговора Сталина с режиссером Эйзенштейном
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..
Комментариев нет:
Отправить комментарий