ДВЕ МАТЕРИ

 «Соглашения в Осло», «Дорожная карта», «Женевская инициатива»… Сколько было и сколько еще будет попыток мира на Ближнем востоке. А что, если все эти попытки заканчиваются ничем, просто потому, что две матери: арабская и еврейская никогда не смогут понять друг друга.

"Быстрее лани" бежал Гарун, как писал  М.Ю. Лермонтов, "быстрей, чем заяц от орла".

 На глазах у Гаруна снесли казаки головы отца его и брата. Ему, младшему сыну, было положено, по воле Аллаха, отомстить "супостатам", сражаться до последнего, и сложить свою голову в неравном поединке.

Он же, Гарун, бежал, бросив оружие на поле боя. Бежал, "с лица стирая кровь и пот". Кровь! Значит, ранен был или до бегства достойно сражался, обагрив себя кровью врага, но забыл в какой-то момент "свой долг и стыд". Так пишет двадцатилетний Лермонтов.

Поэт сам в те времена сражался на Кавказе храбро, даже жесток был к врагу слишком, как отмечали его однополчане.

Но дело не в великом поэте, сочетавшем в себе удивительнейшим образом дьявольское и ангельское начало. Дело в самой исламской легенде о Гаруне.

Этот несчастный, прежде всего, и в поисках спасения, бросился к сакле умирающего друга - просить о пощаде и понимании.

Друг его проклял, прогнал. "Ступай - достоин ты презренья.// Ни крова, ни благословенья// Здесь у меня для труса нет".

  Куда еще бежать? К любимой, конечно. "Казалось, пламенные очи // Блеснули ласково пред ним, // И он подумал: я любим, // Она лишь мной живет и дышит…"

И что же: " Своим изменивший \\ Изменой кровавой,// Врага не сразивши, // Погибнет без славы,// Дожди его ран не обмоют…"

Любимая отказала Гаруну в счастье своей семьи и продолжении рода.

Отверженный спешит к родному очагу. К последнему человеческому существу, кто, может быть, примет его, простит – к матери.

Но и здесь сразу же, без эмоций. Судя по всему, родительница уже прослышала о "подвигах" Гаруна: "Ты раб и трус – и мне не сын!".

Ничего не остается бедняге, как  покончить собой. "И, наконец, удар кинжала пресек несчастного позор…"

И что самое удивительное и характерное: "И мать поутру увидала…. И хладно отвернула взор".

"Хладно отвернула". Мало того, что принудила кровинушку свою к самоубийству,  не смогла простить мертвому сыну приступа трусости.

Красивая легенда. По сей день, она актуальна. Не станем рубить сплеча. "Ты раб и трус", - пишет Лермонтов. Идеалы свободы лежат в основе каждого народа, если народ этот хочет сохранить себя во времени и пространстве.

Права была мать Гаруна? Права, согласно давним канонам своей веры. Как сегодня правы матери террористов - убийц своих и чужих детей.

Но перевернем ситуацию. Представим себе еврейского парня, бежавшего с поля боя, у ног матери. Солдата, который рассказывает ей о гибели отца и брата… Нужно ли продолжать? Еврейская мать существовала всегда в одном: в святости жизни. Кровавая карусель мести, ненависть, насилие – все это было противно, на протяжении тысячелетий, всему ее естеству.

И народ еврейский шел к свободе и сохранению совсем иными путями. И не был он трусом никогда. Потому что высшее мужество: не рубить беспощадно головы врагов или тех, кто кажется тебе врагами, а сохранить, вопреки всему, свою веру, свои традиции, свою любовь к жизни.

Две матери стоят перед нами. Одна "хладно отворачивает взор". Другая – оплакивает близких и прощает вернувшегося сына.

Не в этом ли суть еврейского конфликта с фанатиками ислама? На одной стороне – культ жизни, ненависть к смерти в любом обличье. На другой – фетиш свободы, достижимой лишь в ходе кровавого, языческого ритуала.

И дело не только в материнском начале. Над народом еврейским вечно тень праотца – Авраама, занесшего нож над  своим сыном. Застывшего с ножом, в невозможности человеческого жертвоприношения, даже во имя Бога и по приказу Всевышнего.

 «Ребёнок выше Бога» - сказано в Талмуде. Бог не в праве требовать принести в жертву дитя человека. Один из постулатов монотеизма в этом и состоит.

Кто знает, а вдруг вся эта попытка нового Холокоста, организованная исламским фашизмом, всего лишь очередная провокация, рассчитанная на совращение народа еврейского, да и не только его, в язычество, пропитанное кровавой местью.

Лермонтов жестоко наказал своего героя:

И тень его в горах востока

Поныне бродит в темну ночь,

И под окном поутру рано

Он в сакли просится, стуча,

Но, внемля громкий стих Корана,

Бежит опять под сень тумана,

Как прежде бегал от меча.

Не в те сакли стучался несчастный призрак Гаруна. Еврейский дом распахнул бы двери даже перед ним. Другие стихи, другие книги святы в этом доме.