| ||
Наш герой говорит, что главная интрига его жизни в том, что он... до сих пор еще жив. Отец трёх дочек и сына, один из самых высокооплачиваемых артистов российской эстрады всё делает на полную катушку полную катушку — поёт вживую, выступает на износ, любит всем сердцем.
Беседовала Ксения Овчар
— Григорий, вы платите налоги?
— Ещё как плачу. У меня есть бухгалтер, который следит за тем, чтобы долги государству были отданы в полной мере. Мы можем сколь угодно рассуждать о том, какая у нас страна, какие у нас чиновники, какие налоги и какое отношение к артистам, но лично мне спокойнее заплатить. Тем более что в России — самые низкие налоги. А работаю я много, упорно, качественно — экономия на налогах не принесёт много прибыли, а мне будет стыдно. Что же, я не могу сам заработать без обмана государства? Могу.
— Вы действительно очень много работаете — пятнадцать концертов в месяц. И это не предел?
— А двадцать не хотите? Однажды было двадцать восемь, но это частный случай. Каждый месяц по двадцать выступлений, и такой график расписан на полтора-два года вперёд, так что передышки не ожидается. А это, между прочим, по сорок перелётов в месяц. Каждый день по перелёту, а то и по два. Питание — как получится. Сон — как придётся. Отдых — где успеешь. Но это работа, а у меня большая семья — я очень хочу, чтобы мои родные ни в чём не нуждались. В будущем хочу давать не двадцать концертов в месяц, а два — сугубо по желанию и для удовольствия. Но до этого ещё работать и работать.
— С таким графиком нетрудно и здоровье подорвать, тем более что вы не спешите отказываться от вредных привычек.
— Что значит — не спешу? Очень даже спешу. Придерживаюсь диеты. Регулярно прохожу медицинское обследование. Пить бросил. Меня жизнь заставила. Артисту, когда он выступает в лучших ресторанах и барах, крайне сложно отказаться от выпивки. Например, я хорошо помню своё первое выступление в Москве. Это был клуб «Станиславский», где мне заплатили пятьсот долларов, но с условием, что все эти деньги до последней копейки я пропью-прогуляю в этом же клубе в самое ближайшее время. Такая уж у них была политика — всё в дом. Да и напряжение снять после концерта легче и быстрее всего именно выпивкой. А как успокоиться, когда взрослого и небесталанного мужика Москва целых десять лет принимать не хотела? Продюсеры пожимали плечами, радиостанции отказывались, студии требовали денег, которых тогда у меня и в помине не было. Десять лет — это же целая жизнь. Только выпивкой...
— Вы помните, когда в первый раз попробовали алкоголь?
— Вам покажется странным, но это было лет в двадцать. Я пришёл из армии, и вместе с отцом мы накатили по рюмочке.
— А потом в Москве продолжили?
— Ну да. От отчаяния, невостребованности и никомуненужности спасал только алкогольный дурман. Но организм не знал, что это спасение, и воспротивился. Начались проблемы с желудком, поджелудочной. После первого сильнейшего приступа язвы я еле оклемался — похудел на 30 килограммов, больше месяца провёл в реанимации, потом ещё полгода в палате общей терапии. И испугался. Испугался до смерти. Потому что вместе со мной в палате лежали люди, которых на следующий день выносили уже ногами вперёд. И со мной могло быть то же самое. Спасла меня мама, медсестра по профессии. Она бросила всё в Сочи и приехала меня выхаживать — следить за рационом, давать лекарства, морально поддерживать. Мама поселилась в больнице, перезнакомилась со всеми врачами и медсестрами, дневала и ночевала у моей постели. Полтора года я рта не раскрывал — не мог петь. Не было ни сил, ни желания, ни возможности — связки отказали, организм ослаб. Вот тогда-то и было принято решение беречь себя. Тем более что есть для кого. Правда, однажды заработанная язва никогда не вылечивается окончательно. Был ещё случай, когда я прямо с концерта загремел в Боткинскую — открылось внутреннее кровотечение, и я потерял сознание на сцене. Потом врачи говорили, что счёт шёл на минуты. 
— О чём человек думает, когда счёт идёт на минуты?
— Я думал о зрителях, которые остались в зале. Просил вколоть мне обезболивающее и отпустить обратно на сцену. Врачи смотрели на меня как на душевнобольного.
— Это такое самопожертвование, кокетство или гиперответственность?
— Вас когда-нибудь ждала тысяча человек? А две тысячи? Ради вас люди платили немалые деньги? Вы думаете, что актёры, превозмогая боль играющие на сцене, или певцы, работающие с температурой 39 градусов, играют на публику, чтобы потом об этом красиво рассказать? И чтобы потом люди восхищались: «ах, он такой молодец, с гриппом дал концерт»? Вы ошибаетесь. И ошибаетесь дважды. Во-первых, потому, что причина совсем другая. А во-вторых, за это артистов не надо хвалить. Ни один уважающий себя артист не сможет думать о себе, когда за кулисами о нем думают сотни человек. Это суперответственность. Мега. И так поступит каждый профессионал. За это не надо хвалить — это норма.
— Говорите, что ведёте здоровый образ жизни, а сами смолите одну сигарету за другой.
— Это единственная вредная привычка, от которой я не смог отказаться. Я с ней уже сжился. Такое ощущение, что мне будет ещё хуже, если я брошу курить. Поэтому все попытки отказаться от курева не привели к стоящему результату — как курил, так и курю. Друзья вспоминают, что когда после последней операции, только отойдя от наркоза, я с бледными губами просипел: «Дайте сигарету, это дело надо перекурить», только тогда они поняли, что со мной всё в порядке и я иду на поправку.
— Избирательная у вас сила воли — с наркотиками завязали, а с никотином — нет.
— Да не был я заядлым наркоманом, а так, баловался, расслаблялся. Но настал момент, когда жутко испугался за свою жизнь. Перетерпел, поломался, и как отрезало. Если есть желание, сила воли — нет ничего невозможного.
— Говорят, что у Лепса сложный райдер.
— Да? А кто говорит? У меня самый лёгкий райдер, уж поверьте. Гостиница класса люкс. Если нет в городе таких гостиниц, то варианты обсуждаются. Главное, чтобы было отопление, вентиляция и не было тараканов. Хорошая аппаратура. Варианты неприемлемы. Трезвый обслуживающий персонал. У нас в райдере так и написано: «группа категорически отказывается работать с нетрезвым техническим персоналом». В гримёрке должны быть минеральная вода, чай, кофе, молоко, бутерброды, фрукты, чистые полотенца. Если сразу после концерта группа летит или едет обратно, то организаторы должны предоставить питание в дорогу. Всё! Ни «хенесси», ни «перье с пузырьками миллиметрового размера», ни личного гримёра, ни пуховых подушек и плазменного телевизора с компьютером. Ах, самое главное забыл — обязательное присутствие врача-фониатра. Чтобы в любой момент он мог осмотреть связки и проследить за тем, чтобы с голосом всё было в порядке. Мне кажется, что у меня фобия такая — потерять голос. Я однажды уже чуть было не лишился его, и теперь это вылилось в такой вот недуг. Поэтому врач мне просто необходим — для психологического комфорта и подстраховки. Вообще, мой райдер, пожалуй, можно было бы и усложнить, раз уж на то пошло. А то на фоне остальных артистов уж очень скромно он смотрится.
— Не надо усложнять райдер. Вы же и так один из самых высокооплачиваемых певцов в России. Так в «Форбсе» считают...
— Там только и делают, что чужие деньги считают. Ну и пусть, мне не жалко. Я сам их никогда не считаю — главное, чтобы хватало. Мне после этого списка, где среди российских певцов по заработкам я на пятом месте, звонили друзья и спрашивали — почему на пятом, а не на первом? А я отвечал, что лучше быть на пятом — я не люблю конкурировать с кем-то. Пусть будет тройка лидеров, а я поплетусь за ними.
— Но вы сами-то считаете себя состоятельным человеком?
— Скорее, да. Я могу позволить себе и своей семье отдых на Лазурном берегу, могу даже островок небольшой купить при надобности. Тем более что стоят некоторые из них гораздо дешевле, чем квартира в Москве. Мои дети могут рассчитывать на любое образование. Но поверьте, всё это дается большим трудом, потом, здоровьем.
— Вы хорошо платите своей команде?
— Сорок процентов от гонорара я отдаю своим ребятам, шестьдесят забираю себе. Мне кажется, это неплохо и честно. 
— А сколько стоит стопроцентный хит?
— Хиты это такая штука. хитрая. Песня может стоить тысячи долларов и не стать популярной. А вот «Рюмка водки» была куплена за двести долларов. Просили в два раза больше, но удалось сторговаться — ни у меня, ни у продавца тогда не было денег. И она самая любимая у нашего народа. Наверное, потому, что в ней сошлись две самые большие человеческие любови — пение и питие.
— Вы один из немногих, кто с уважением относится к молодому поколению певцов. Вам действительно нравятся современные артисты?
— Конечно. Что бы ни говорили некоторые ханжи старой закалки, среди молодой поросли есть очень талантливые ребята. Некоторые из них пробиваются сами, некоторых открывают музыкальные проекты. Есть такие голосистые, что мне даже и не снилось — я отдаю отчёт в том, что сам являюсь довольно посредственным вокальным исполнителем... К примеру, мне нравится Дима Билан. Ну есть у человека голос, есть музыкальное образование — это факт, и от него не уйдёшь. Его приятно слушать. Он берёт высокие ноты и берёт их правильно. У него хороший голос. Он профессионал. И если репертуар вызывает сомнения, то это всего лишь вопрос вкуса. Между прочим, настоящие профессионалы, корифеи никогда не ругают молодое поколение — Иосиф Кобзон, величайший из артистов, всегда их поддерживает и участвует в самых смелых авантюрах наряду с молодёжью. Если бы у меня в своё время был грамотный продюсер или педагоги, как на «Фабрике звёзд», я бы пробился гораздо раньше и меньше ошибок бы совершил на пути к становлению. Не пел бы «под Шуфутинского» или «под Токарева», работал бы над своим голосом, над манерой исполнения...
— Кстати, про манеру исполнения. Зачем вы бьёте микрофоны на сцене?
— Это же лучше, чем бить людей вне сцены, правда? Просто эмоциональный надрыв порой доходит до такой степени, что его нужно выплеснуть куда-то. А в руках только микрофон. Вот ему и достается. Когда эмоции зашкаливают, швыряю на сцену микрофон. Приносят второй, я и его могу разбить. Уже, наверное, штук шестьдесят раскурочил. А ещё часто под раздачу попадают мобильные телефоны. Я злюсь, нервничаю и кидаю их в окно, например. Их тоже порядка тридцати перелетало-перебилось.
— Зато вашей искренности можно только позавидовать — не боитесь так раскрываться на сцене?
— А как иначе? Я иногда просто диву даюсь — два часа на моих концертах люди сидят и слушают. Два часа! Я бы столько не выдержал. А некоторые из них по нескольку раз приходят — я какую-то нечеловеческую благодарность испытываю к людям, которые готовы слушать меня по нескольку раз в месяц за свои же собственные деньги. Думаете, они ходили бы на меня, если бы я не раскрывался, берёг себя? Удивительные люди. Знаете, когда Вертинскому впервые поставили микрофон, он удивился и спросил, что это. Ему ответили, что эта штука поможет ему петь и сильно не напрягать голос. На что Александр Николаевич возмущенно сказал: «Уберите это немедленно!» и продолжал петь без микрофона. Он считал зазорным не напрягаться и беречь себя. Как ни странно, сам я вообще музыку не слушаю. Никакую. Ни в машине, ни в компаниях, ни по телевизору. Вообще.
— Какова самая большая ценность для Григория Лепса? Только не отвечайте банально про семью, детей и творчество.
— Моё имя. Доброе. Я его зарабатывал слишком долго и слишком тяжело, чтобы рисковать репутацией. Мои друзья знают, что я не предам. Мои поклонники знают, что я не подведу и оправдаю их ожидания. Все люди, с которыми я общаюсь, могут рассчитывать на честность и порядочность. Своё имя я никому не позволю марать и сам не замараю.
— Зачем же тогда нужно было менять имя? Вернее, фамилию?
— Да по сути я её не менял, а просто сократил. Для звучности. Лепсверидзе не всякому легко выговорить. Меня и в детстве все так называли — привык уже. Это лучше, чем Гриша Сочинский. Мне предлагали так называться, когда я только приехал в Москву. Предполагалось, что и репертуар будет соответствующий: «сверкнула финка — прощай Маринка». А так и звучный псевдоним получился, и часть фамилии осталась. К сожалению, я не слишком много знаю о своих предках, лишь то, что приехали они в Сочи из Грузии и всегда были честными, работящими людьми. Были крестьянами, уходили на войну, многие не вернулись. А я даже не знаю, где их могилы.
— Как вы считаете, у вас есть вкус?
— Если судить по моей супруге, то он у меня изысканнейший. Моя жена красавица, не в пример мне. А если судить по цветовому восприятию, то вкуса у меня нет вообще. Я обожаю сочетание красного и зеленого цветов. Мне кажется это красивым, ёмким, вкусным – в этом сочетании есть какая-то суть.
— Именно эти два цвета дальтоники путают.
— Ну и что? Нет, дальтонизм тут ни при чём. Я и объяснить-то не могу. Просто нравится.
— Вы уже давно собираете иконы — это дань моде или потребность души?
— Я их начал собирать ещё тогда, когда моды на иконы не было и в помине. Все иконы дороги и близки мне одинаково. Среди образов спокойно, в них есть душа, тепло, смысл. Они направлены на жизнь, на творение, на созидание. Я не выхожу из дома, не поклонившись ликам святых, и не заканчиваю свой день без молитвы. За иконой пятнадцатого века я гонялся много лет, а в итоге мне её подарили. И есть икона, за которую я, не задумываясь, отдал машину. Увидел в магазине, понял, что денег на неё у меня не хватает, и подогнал к порогу свой автомобиль. Есть икона, подаренная Путиным. Знатоки говорят, что моя коллекция икон самая лучшая в Москве.
— А ещё вы коллекционируете очки и кии.
— Нет, коллекционирую я только иконы. А остальное — так, собирательство. Очков у меня штук двести, но на концертах я выступаю в одних и тех же, подаренных мне десять лет назад. Круглые, которые многим не нравятся. А по мне — самое то. Ещё я собираю бильярдные кии — они эстетически очень красивые. «Стремящиеся», в них есть движение.
— Вы о чём-то жалеете в своей жизни?
— Жалею. Я вообще не понимаю людей, которые говорят, что ничего бы в своём прошлом не изменили. Я бы многое исправил. Тогда то счастливое состояние, которое есть сейчас, появилось бы у меня гораздо раньше...
|
воскресенье, 15 января 2017 г.
ГРИГОРИЙ ЛЕПС: ЖИЗНЬ ЗАСТАВИЛА
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий