СЕГОДНЯ – ТЫ, А ЗАВТРА –Я. Рассказ

 Те, кто верит в Бога, убеждены, что Он правит миром нашим. Яков Лунц убежден, что руководит человеком время. Наступает час, и мы становимся всем. Но берегись роковой минуты, после которой ты можешь превратиться в ничто.

 Помни об этом постоянно, и верная линия жизни тебе обеспечена.

 Яков Лунц пришел к этому выводу, перебравшись в Израиль из столицы СССР. Он стал невозвращенцом в сравнительно молодом возрасте, просто не вернулся из зарубежной поездки в Австрию. Был он там на симпозиуме, в составе большой делегации ученых.  Случилось это в 1985 году, накануне перестройки.

 Несколько лет Лунц проработал в Чикаго, на одном из крупных, химических комбинатов США, но потом получил приглашение перебраться в Израиль, где только начинались исследования по теме его диссертации. Лунц охотно принял приглашение, и в 1989 году возглавил одну из крупных химических лабораторий на севере  страны.

 Удивительно, рассказываю я эту предысторию, понимая, что и не нужна она совершенно, и обойтись без нее никак нельзя.

 Я и предысторию второго героя этого рассказа обязан рассказать. Роман Бердичевский перебрался в Израиль в преклонном возрасте. Исполнилось ему ко дню переезда 64 года. Он не хотел трогаться с места, но, известное дело, - дети заставили совершить этот шаг.

 Прежде доктор наук Роман Бердичевский возглавлял лабораторию при химическом комбинате в Красногорске, где, как раз, и начал свою трудовую деятельность, по завершению учебы в аспирантуре, Яков Лунц.

 Вот теперь мы подобрались с сути дела.

 А суть эта состоит в том, что прежний начальник, известный ученый, стал в Израиле уборщиком в лаборатории, которую возглавил его давний подчиненный, но и это не так удивительно в  экстремальных условиях репатриации.

 Удивительны и поучительны отношения, которые складывались в СССР между «хозяином и работником», а потом в Израиле, при зеркальном отражении.

 Надо признаться, что одной из причин бегства Якова Лунца за кордон, был его начальник – Роман Бердичевский. Это потом, для досужей прессы, Яков придумал легенду о своей несовместимости с советской властью. На самом деле, ему было плевать на эту власть. Он был настоящим ученым, фанатиком своего дела, и редко замечал даже  кровную родню. Знакомые догадывались, что Лунц может вполне не знать, кто такие Брежнев, Андропов или Черненко.

 Зато ему пришлось хорошо выучить фамилию своего непосредственного шефа.

 С первого дня работы Лунца Роман Бердичевский начал изощренно издеваться над ним. Бердичевский и прежде практиковал хамский стиль в отношениях с подчиненными, но здесь он превзошел самого себя.

 Одни полагали, что шеф не мог простить своему подчиненному исключительную одаренность, другие утверждали, что еврей-начальник просто не может относиться иначе к еврею-подчиненному, а иначе его заподозрят в сионистском заговоре, потворстве «мировой закулисе». Третьи были убеждены, что Лунц и Бердичевский просто совершенно разные, несовместимые люди. Как говорят в Израиле, нет и быть не может между ними химии.

 Вполне возможно, что правы были все. Но дело это не меняет. Роман Бердичевский открыто измывался над Яковом Лунцем. Вот что существенно.

 Он делал это изощренно и продуманно. Он не пропускал мимо себя несчастного Якова без плевка в лицо своему подчиненному. Особенно он любил делать это в присутствии всего коллектива.

 Первое время Бердичевский будто не замечал Якова, демонстративно здороваясь со всеми в лаборатории за руку. Спустя месяц, он стал третировать Лунца по любому поводу. У кого-то он не замечал «бревна» в глазу, у Якова всегда находил «соринку». Он мог из-за лишней запятой в отчете бросить папку в лицо подчиненному и разразится длинной, прилюдной филиппикой о «безобразном знании русского языка некоторыми доморощенными гениями, которые непонятно каким образом получили школьный диплом».

 Бердичевский ни разу ничем не отметил труд Лунца, хотя на работе молодого кандидата наук и держалась вся деятельность вверенной ему лаборатории.

 Все ждали, что Бердичевский поставит своего подчиненного на колени, и принудит его работать исключительно на свое имя. Но и этого не произошло. Казалось, шеф ненавидит Лунца ради самой ненависти, измывается над ним только затем, чтобы удовлетворить свой тайный инстинкт садиста.

 А что Лунц? Первое время, по своему обыкновению, он не замечал придирок начальства. Яков спокойно занимался своим делом, продвигая работу вперед. Бердичевскому пришлось приложить много усилий, прежде, чем Лунц заметил его откровенную и агрессивную неприязнь.

 Но с этой минуты жизнь Якова стала невыносимой. Я не обмолвился – именно жизнь, потому ни о чем, кроме работы, Лунц не умел думать.

 Беда в том, что исследованиями его темы занималась только одна лаборатория в СССР. Лунц знал это, и никогда  не пытался найти другое место работы и другого руководителя. Он любил свой род деятельности больше себя самого.

 Он терпел, спасаясь в своем рабочем фанатизме, но где-то в глубине души Лунца жил крик отчаяния и тоски. Даже не крик, а отчаянный вопль.

 Он не умел жаловаться и выяснять отношения. Он не знал, как можно защититься от преследований Бердичевского. Он просто привык к ним, как привыкают к боли в суставах и дурному климату.

 И чем успешней уходил Лунц под панцирь своей пассивной защиты, тем энергичнее атаковал его слабое тело и душу Бердичевский.

 Как раз, перед отъездом в Австрию, шеф совершил и вовсе дикий поступок: вдруг «забыл», что к нему давно попали результаты последних анализов, проведенных Яковом, и устроил ему хамскую выволочку, собрав для этого всех работников лаборатории.

-         Твоя фамилия – не Лунц, а Ленц! – кричал он. – Тот, кто всегда работает с ленцой, и не имеет права на другую кличку. Ты способен хоть раз вовремя отчитаться за проделанную работу?! Сколько можно вылезать на халтуре?!

 Он говорил это Лунцу, который отчитывался, всегда и обычно, гораздо раньше установленного срока. Он говорил это Лунцу – ученому, перед которым нужно бы было отчитываться ему самому, а не наоборот.

 Вот здесь нервы Якова дали сбой. Он вдруг заплакал. Он рыдал горько, как обиженная девчонка. Его коллеги оцепенели от неожиданности, а Лунц резко вскочил и выбежал из конференц-зала.

-         Сопляк, - процедил сквозь зубы Бердичевский, - Ничтожество. Ладно, продолжим….

 В тот день Яков Лунц признался своему приятелю, что он давно мечтает убить шефа: подсыпать ему яд в кофе или толкнуть Бердичевского под электричку. Особенно нравился Лунцу вариант с электричкой. Он представил себе, как чугунные, тяжелые колеса перемалывают грузное тело шефа, и улыбнулся впервые за день.

 С момента этой кровожадной улыбки прошло ровно пятнадцать лет.  Через стеклянную стену своего кабинета Яков Лунц вдруг увидел своего давнего шефа.

 Бердичевский был облачен в желтую форму уборщика. Он шел по проходу между столами с приборами, вооруженный метелкой и совком. Роман Бердичевский был вызван кем-то для удаления разбитой пробирки.

 В проходе двигался не сам Бердичевский, а бледная, униженная тень прежнего начальника Лунца.

 В первое мгновение Яков не поверил своим глазам, затем злорадная радость овладела всем его существом, но тут же и радость исчезла, и сменилась какой-то непонятной тяжестью на душе.

 Лунц позвонил секретарше.

-         Позови ко мне Бердичевского? – попросил он.

-         Это русский, - недоуменно отозвалась секретарша. – Его вчера  прислали уборщиком.

-         Пригласи Бердичевского, - раздраженно повторил Яков и дал отбой.

 Роман Бердичевский вошел в его кабинет, глядя в пол.

 - Доброе утро, - сказал ему Яков по - русски.

-         Здравствуй, - поднял голову Яков Бердичевский. – Я не могу работать на улице. Солнце плохо переношу. Вот нашел место под крышей. Выгонишь меня? Имеешь право – гони.

 Яков молчал.

-         Знаешь, - продолжил Роман Бердичевский.- Я мог тогда не подписать твою характеристику. Тебя бы в Австрию не пустили, и не был бы ты сегодня здесь начальником, но я подписал. Я подписал, хотя меня в кадрах предупреждали, а потом, как положено, схлопотал за твой побег строгий выговор с занесением.

-         За что вы ненавидели меня? – спросил Яков.

Бердичевский пожал плечами.

-         Не знаю, - сказал он. – Разве человек может знать, за что он кого-то любит, а кого-то ненавидит? Не может человек этого знать….Чего уж теперь разбираться.…. Мне с женой пособие уже платят, но без подработки трудно, сам понимаешь…. Хотя, что ты можешь понимать? Я пойду, Яков, ладно? Мне еще склад дали на уборку. Там делать особо нечего, а лишних 200 шекелей в месяц - все-таки деньги.

-         Идите, - сказал Лунц.

У двери Бердичевский остановился.

-         Знаешь, - сказал он, не поворачиваясь. – Ты неправильно сказал. Я тебя одновременно ненавидел  и любил. Ты знаешь, как я тобой гордился, как ценил твою работу. А ненавидел, потому что ненавидел свой хилый дар, невозможность решить годами то, что ты мог сделать за день. Ты одним своим присутствием напоминал мне об этом, о том, что я занимаю чужое место. Ну, мог я любить тебя так, как мне этого хотелось?

 Бердичевский не стал ждать ответа. Он вышел из кабинета Лунца, осторожно прикрыв за собой дверь.

 Минут через десять после его ухода Яков Лунц вызвал секретаршу.

-         На новой, опреснительной установке нужен лаборант-исследователь? – спросил он. – Я не ошибаюсь?

-         Нет, - секретарша поставила перед ним чашку с кофе.

-         Я хочу, чтобы это место занял доктор химических наук Роман Бердичевский, - сказал Лунц. – Подготовь договор.

-         Уборщик? – удивилась секретарша. – И он старик.

-         Доктор наук! – внезапно для самого себя заорал Лунц. – У тебя что, плохо со слухом?!

 Он, наверно, впервые в жизни позволил себе кричать на женщину. Секретарша, впрочем, не обиделась и даже сочла внезапную нервность шефа добрым знаком. (Лунц в свои сорок два года был холост, и у молодой женщины имелись на него свои виды).

 Секретарша просто  пожала красивыми, обнаженными плечами и вышла из кабинета.

 - Эти русские, - подумала она. – Странные люди. Никогда нельзя знать, на что они  способны. В любом случае ясно, что все они заодно.