Чтоб мы все вели себя так, как Н. ШАНГЕЛАЯ...

Категория:  Очерки. Истории. Воспоминания Противоядие нам про красивых талантливых людей, а не всякое там... Михаил Ромм, никому еще не известный, но молодой и нахальный ассистентик режиссера, забрел однажды по своим ассистентским делам на Малый Гнездниковский, в Комитет по делам кинематографии. И попал в тот момент, когда вся кинематографическая элита чествовала Николая Шенгелая, только что снявшего "Двадцать шесть комиссаров". А Ромму картина не нравилась. И едва отзвучали дифирамбы, на сцену дерзко вылез тощий носатый молодой человек, которого там никто, естественно, не знал, за исключением Эйзенштейна. Вылез и расколошматил шенгелаевских "Комиссаров" в пух и прах, как какая-нибудь Антанта. Сделал, по его словам, из картины отбивную котлету. Видимо, с таким задором, что по завершению его спича оторопевшие кинематографисты только молча взирали на ув. докладчика. А потом, удовлетворенно выйдя на улицу, столкнулся с всей этой компанией, включая Шенгелая, нос к носу. Точнее, хотел смыться, едва их заметив, но Шенгелая сказал: - Молодой человек! Не прячьтесь. Разве уж вы столько наговорили, пойдемте с нами. Деваться было некуда. Пришли они в "Метрополь". Там был накрыт роскошный стол. Выпили за Шенгелая, стал он тамадой. И пошло-поехало, бокалы, тосты, алаверды, один за другого, другой за третьего. Только за Ромма тоста нет, хотя сидят уже несколько часов. А Ромм знает, что согласно грузинским национальным скрепам тамада должен выпить за каждого. Если не пьет - значит оскорбить хочет. Не дожидаясь развязки, он потихонечку начал выбираться из-за стола. И тут Шенгелая наконец обернулся к нему. Просит всех еще раз наполнить бокалы. И произносит наконец тост. - Я прошу вас выпить этот бокал еще за одного человека, который сидит тут с нами. Это малоизвестный человек, говорят, он ассистент режиссера, говорят, фамилия его Ромм, но это не тот знаменитый Абрам Роом, автор "Бухты смерти", "Третьей Мещанской", "Предателя", которого мы очень хорошо знаем. Это другой, неизвестный Ромм, и зовут его Михаил. Так вот, сегодня Михаил Ромм говорил. И я хочу говорить. Бывает ли так в жизни, чтобы человек плюнул тебе в лицо, а ты вытер лицо и сказал ему: молодец, красиво плюнул? Не бывает. Бывает ли так в жизни, чтобы человек ударил тебя кинжалом в сердце, а ты, умирая, сказал ему: спасибо, Друг, ты был прав? Не бывает. Бывает ли так в жизни, чтобы человек отнял у тебя самое дорогое, что есть у тебя в жизни - твою жену, а ты бы сказал ему: будь счастлив с ней? В жизни так не бывает. А в искусстве бывает. Сегодня вот этот человек, Ромм, плюнул мне в лицо, ударил меня кинжалом в сердце и отнял у меня более дорогое, чем жену, - прости, Натэлла, прости меня, – мою картину. Но он сделал это красиво. Он это талантливо. Слушай, Ромм, я хочу, чтобы ты сделал свою первую картину лучше, чем я сделал "Двадцать шесть комиссаров", и если ты сделаешь лучше, клянусь тебе, где бы я ни был, я приеду и буду тамадой за твоим столом. Но если ты только болтун, если ты только умеешь критиковать чужие картины и видеть чужие недостатки, - берегись, я тебе не прощу. И никто из сидящих здесь за этим столом тебе не простит, а здесь сидит вся советская кинематография. Я прошу вас всех выпить за то, чтобы мне быть тамадой за столом у Михаила Ромма, когда он сделает свою первую картину. И все выпили. А через несколько лет Ромм снял "Пышку". Она вышла на экран, и свежеиспеченному режиссеру принесли телеграмму из Тбилиси: "Когда стол? Шенгелая, Вачнадзе". Источник