суббота, 28 октября 2017 г.

ЭКОНОМИКА США ПРОДОЛЖАЕТ РАСТИ

Экономика США продолжает расти несмотря на ущерб от трех ураганов

27 Октябрь, 2017 18:39

ФРС может пойти на повышение учетной ставки в декабре
Экономика США выросла на 3 процента в годовом исчислении в июле, августе и сентябре – показав примерно тот же рост, что и в предыдущем квартале.

Данные Министерства торговли США в пятницу удивили экономистов, которые считали, что ущерб от нескольких ураганов приведет к снижению показателей. Данные демонстрируют, что крупнейшая в мире экономика сейчас на 2,3 процента больше, чем в это же время в прошлом году.

Стюарт Хоффман из банка PNC считает, что «надежные» данные о росте, вероятно, помогут прибылям корпораций и укрепят решимость Центрального банка США повысить учетные ставки в декабре. Джош Бивенс из Института экономической политики полагает, что цифры экономического роста «завышены». Он отмечает, что инфляция все еще ниже целевого для ФРС показателя в 2 процента, и это делает сейчас нежелательным повышение учетной ставки.

ФРС повышает ставки, чтобы предотвратить высокую инфляцию путем «охлаждения» экономической активности. Ставки были сокращены во время спада, чтобы поддержать рост и занятость.

Руководители Федеральной резервной системы собираются по вторникам и средам в Вашингтоне для обсуждения политики уровня учетных ставок. Большинство экономистов прогнозируют, что ФРС не станет повышать ставки до следующего заседания в середине декабря.

В следующую пятницу правительственные эксперты опубликуют данные о безработице за октябрь. Показатель сентября был очень низким - 4,2 процента.

МОЯ БАБУШКА ЕВРЕЙКА

Моя бабушка еврейка

                         

                          ( Четыре истории)



История первая

1914 год. Шулаверы. Грузия.

Штукатуры - строители, из армянского села Сев Кар  с хорошим настроением возвращались с заработков. Более семи месяцев провели  они в  Душетском уезде соседней  Грузии, хотя планировали  месяц-полтора. Заказов было – хоть отбавляй.                                                                                                                            

По дороге  сделали привал в городе Шулаверы, чтобы и лошадям дать отдохнуть и самим по базару пройтись, отовариться. Негоже  ведь при таких  деньгах с пустыми  хурджинами переступать порог  дома. .                                                                                                                                        

Въехали на  площадь, где находился караван-сарай, расположились. Хачатур, мой дед, шестнадцатилетний  крепкий парень, освободил лошадь от упряжи, по хозяйски  ласково похлопал по крупу, добавил еще сена  и затем  подошел к отцу, попросил  денег, чтобы купить себе кукурузные биточки.                                                                                                                                                 

Но только собрался отойти  от телег, как увидел напротив на завалинке сидящих подростков , и среди них рослая девушка, на  вид  лет четырнадцати . Она  в  упор рассматривала его.   Он отвернулся, поспешно засунул пятирублевку глубоко в карман и снова посмотрел в ее сторону. Девушка, поймав его взгляд и, слегка прищурив глаза, продолжала смотреть  на него. Хачатур, как завороженный, пошел в ее сторону. Он приближался к ней, но девушка не отводила взгляда  и продолжала смотреть ему прямо  в глаза. Она отличалась особой красотой,  Хачатур никогда  и рядом не стоял с подобными красавицамии даже когда  он подошел практически в плотную, девушка не отвела взгляда.

Хачатур нерешительно потоптался на месте и,  не зная с чего начать разговор, вдруг выпалил:

- Ты выйдешь за меня замуж ?

- Да, -  после небольшой паузы ответила она.

Он задал вопрос  на армянском, так как другого языка и не знал, она ему на армянском и ответила.

Хачатур совсем растерялся, сунул пятерку ей в руки и помчался к телегам, к отцу.

- Пап, вон та, - он указал на нее рукой, - девушка хочет за меня замуж выйти.                                          

Отец в ответ улыбнулся:  он с самого начала заметил  и следил за этой  необычной дуэлью.

- Позови ее сюда, - сказал он сыну.

Хачатур  бегом к ней:

- Тебя папа зовет, - радостно прокричал он.

Она покраснела, спустилась с завалинки, вернула Хачатуру пятерку, поправила платье и  послушно пошла вслед  за ним.

- Чья ты будешь, доченька, кто твои родители ?

Она замялась:

 - Отца пять лет уже нет, его убили, а мать полгода тому назад пропала.

- Как тебя зовут?

- Сиран, Сирануш.

- Сирануш- джан, поедешь с нами ?

Она ничего не ответила, покраснела еще больше и низко опустила голову.

- Будешь мне дочерью, а моему сыну женой. Вы понравились друг другу , я вижу это. Ты сирота, а у меня нет дочери, наверное Богу было угодно нам встретить тебя.

Девушка  кивнула головой и, закрыв лицо руками, зарыдала.



_____



Село Сев Кар. Армения.

В селе Сев Кар  оживление, наконец-то мужчины вернулись домой. А  что творилось в доме Минаса не передать словами: ведь сын, Хачатур,  еще и  невесту привез. Да еще  какую ! Красавица ! А как  поет – соловей да и только.                                                                                           

Парандзем, мать Хачатура, не могла не нарадоваться глядя на Сиран: бойкая, жизнерадостная, не ленивая:  за два дня все перемыла, перестирала. Одежду Хачатура отдельно сложила. Наполнила весь дом музыкой и счастьем.                                                                                                                               

И свадьбу сыграли и возвращение отметили за одним столом.

Прошло несколько месяцев. Как-то рано утром Парандзем вышла во двор и услышала, как Сиран перебирая фасоль, поет,  но мелодия  какая-то необычная и слов не разобрать.  Она прислушалось и на душе почему-то тревожно стало.  Подошла  к невестке:

- Сиран, это еврейская песня ?

- Да, мама.

- Ты что  еврейка ? – Потухшим голосом спросила Парандзем.

- Да, мама.

- А почему ты нам этого  не говорила ?-  Растерялась свекровь.

- Вы же меня  не спрашивали.

- Действительно ...

Парандзем   нежно обняла невестку, поцеловала ее  в лоб и вернулась в дом.

Вечером, когда все легли спать и потушили лампы  Парандзем уже в постели сказала Минасу:

- Наша невестка - еврейка.

- Что !? – Подскочил как ужаленный Минас.

- Я с нею сегодня говорила.

- Позор- то какой, - схватился за голову Минас.

- Успокойся, не ребенок ведь. Я  ей завтра объясню, чтобы она  помалкивала.

- Такое утаить не возможно, день другой и правда наружу вылезет.                                                 

Минас сел на постели и обхватил ноги руками.                                                                                                    

- Как это я недоглядел?! Ведь мог бы сообразить, в ней что-то не нашенское было... Чувствовал я это, но Хачатур так на нее смотрел, да и она тоже, - усмехнулся Минас, -  нет, такое не утаишь... Завтра со старейшинами  села поговорю, что посоветуют.



____________________



На утро село было взбудоражено новым известием.  Сельчане проходя мимо дома Минаса испуганно смотрели в окна и поспешно отворачивались...
Хачатур в подавленном состоянии, вышел на улицу, заметил   друзей разместившихся  поодаль на каменном заборе , подошел к ним.  Пытаясь отвлечь его от грустных мыслей  ребята стали рассказывать Хачатуру смешные житейские истории,  а он, понурив голову,  делал вид будто слушает, хотя  мысленно был со своей Сирануш.  Неожиданно рыжий Матевос  спросил:                             - Хачатур, что теперь-то будет ?

- Не знаю... Наверное отец прогонит ее, - с трудом выговорил Хачатур.

- Что же  ты не догадался, что она - еврейка ?  Не дурак ведь!- ухмыльнулся  Шмавон.

- Я за километр их чую. В прошлом году , когда я поехал... начал было Калантар, но его перебили.

- Хватит врать, никуда ты не ездил, у теть Машо в Лалигюхе весь месяц кантовался. Видели тебя, когда ты у них сено косил.

- Довольно болтовни, у Хачатура трагедия, а вы чепуху несете. Ведь если дядя  Минас выгонит Сиран,  за Хачатура ни одна девушка  больше замуж не выйдет.- заключил Спиридон.

- Как не выйдет?!  - Взорвался Хачатур, - да на любую...  просто пальцем укажу. И вообще в следующем году я отдельно от отца поеду - свою бригаду собирать буду.  Осетины мне говорили... Там такой дядя Азамат был, он сказал: « Хачатур, ты уже вторую стену отштукатурил, а остальные по пол-стены  только. В  следующем году собирай свою бригаду и приезжай. Я тебя лично встречу, стол накрою.»

_____________________



У старца Срапиона, самого почитаемого  на  селе, собрались старики, ждали  Манвела. Без него никогда совет старейшин  не начинали. Он единственный  на всю округу,  кто пятнадцать  лет отслужил в российской армии, орденов и медалей имел не перечесть и потому пользовался особым уважением. Но вот заскрипела калитка, опираясь на тросточку прошел мимо окон  Манвел и зашел в дом.

- Проходи, проходи,  Манвел, тебя ждем, - разом заговорили все.

Он сел в отведенное ему место и обратился к Срапиону:

- Срапион, тебе слово.

Хозяин дома откашлялся и,  как бы про себя,  произнес. – Помните, когда курд Шамо украл армянку из Геташена, их настигли  у Аксюткина  родника и тут же на месте зарубили.

- К чему ты это?  - Всполошился Минас.

- Просто вспомнил. Мы же не варвары. Не бери в голову, вспомнил просто, - пожал плечами Срапион, - Наверное и не надо было с этого начинать... Вот что я вам скажу,  - назидательным тоном продолжил Срапион, - Хачатур еще ребенок, с ним разговаривать не о чем, а  вот с Парандзем поговорить надо. Узнать, как она, довольна своей невесткой?

- Правильно, - согласились остальные. -  Надо за ней послать.

Парандзем не заставила себя долго ждать:  одела чистый фартук, накинула новую шаль на плечи   и поспешила к дому Срапиона.

У калитки ее встретила жена Срапиона Ашхен. Она  перекрестила от волнения побледневшую женщину  и показала рукой на открытую дверь. Парандзем вошла в комнату и затаив дыхание заняла место у стены .

- Парандзем, ты наша сестра, а потому мы  хотим  твое мнение знать, твое слово услышать. – После небольшой паузы обратился к ней Срапион.

- Свое мнение я никогда не скрывала и теперь повторить могу, -  с вызовом  заговорила Парандзем, - лучшей жены для моего сына я и желать не могу!  Как невестка она  просто замечательная: по дому все сама, ни к чему прикоснуться не дает, к тому же она единственная женщина в нашем селе, кто читать и писать умеет. Вон дочерей Гарегина учить начала...                                                                                           
Парандзем  сделала паузу,  подняла голову, осмотрела всех присутствующих и  чуть слышно добавила, -  не отнимайте у меня мою дочь, - и  выйдя из комнаты прослезилась.

На некоторое время воцарилась тишина. Наконец Срапион подал голос .

- Видимо это твой крест,  Минас, - вздохнул  он и развел руками, - неси его  до конца жизни. Теперь  и на наше село станут пальцем показывать...  Что поделаешь... Скорее всего ее нам Господь за  наши грехи  послал. Пускай остается в селе, в твоем доме, Минас, сирота ведь к тому же...

                                                                      

История вторая



1964 год. Ташир. Армения.

Тетя Гулгаз, сестра моего отца,  недолюбливала мою мать и всегда при случае пыталась уколоть, съехидничать. Как- то раз возвращаюсь из школы и уже в дверях нашего дома застаю ее.  Она увидев меня буркнула:                                                                                                                                                       - Ты посмотри на эту  поганую  кровь, как она мне на нервы действует!

- Это вы о ком, тетя Гулгаз? - удивился  я

- О матери твоей, о ком еще! Ты разве не знаешь, что кровь у нее поганая? Бабушка твоя Сиран, ведь еврейка, будь проклята она. Да сломались бы ноги и язык отсох у того, кто ее в наши края направил!

Мне стало больно за мать, за бабушку. Я толком и не понял,  что там у них с кровью, и не уверен в том, что знал, что кроется под словом  «еврейка»,  хотя было понятно, что мать несколько отличается от остальных и отличается  не в лучшую сторону. И все это из-за бабушки.                              

Но я в это время учился то ли в четвертом, то ли в пятом классе , так что через пару минут мне уже было не до них:   я бросил портфель, наскоро проглотил пару котлет  и пулей вылетел на улицу – к ребятам.

Но этот разговор запомнился мне  на всю жизнь: раздражение тети,  интонация, ее голос.



История третья


1973 год.    Москва.                                                                                                                                                         Однажды после занятий в институте  я сел в полупустой трамвай, выбрал удобное место и уткнулся в книжку. Через несколько остановок   краем уха услышал старческий женский голос:
- Вон какая молодежь пошла, никто не удосужится пожилому человеку место уступить.                      
Я машинально обернулся , и  тут трамвай взорвался дружным хохотом.  Смеялись молодые ребята, очевидно учащиеся ПТУ.  Оказалось,  есть свободные места,  но несколько ребят  развалились на них, заняв по два места, и, задрав ноги кверху, хихикали, гогокали, во все глаза рассматривали старушку. Я замер, прижался к спинке, стараясь казаться незаметным. Что греха таить, просто испугался. На следующей остановке освободилось место  в передней части трамвая, но не успела пожилая женщина пройти к нему, как один из этой группы вскочил со своего места и, опередив ее,   пересел  в это свободное сиденье. И снова раздался невообразимый хохот.            

Тут я  понял, что эта старушка  еврейка и, к моему стыду, не нашел в себе силы встать и уступить ей место.  Мне было и больно и досадно, за то,  что я оказался свидетелем  издевательства над человеком. Я закрыл книгу и уткнулся в окно. Трамвай долго стоял на светофорах, медленно полз из-за московских пробок (которых и в те годы  было достаточно)  и все это время мне хотелось просочится сквозь стекло, исчезнуть .

На первой же остановке я вышел из трамвая чувствуя себя оплеванным и униженным.



История четвертая



1976 год Москва.

Отец, партийный работник, приехал в Москву на какое-то совещание. Позвонил в общежитие и попросил  сообщить, что ждет меня вечером в гостинице. Его поместили в  с коллегой из Польши и когда я вошел в номер они друг другу рассказывали анекдоты, от души смеялись, пребывали в хорошем настроении. Отец представил меня соседу, похвалил, мол,  и студент, и умница, и вообще послушный мальчик. Передал мне  две основательно упакованные сетки с провизией и собрался было спуститься вниз, проводить, как поляк остановил нас и со словами:  «А у меня для послушного мальчика кое-что есть», - стал рыться в чемодане. Достал оттуда новенькие джинсы. Предложил померить. От радости я потерял дар речи. Джинсы оказались как раз в пору.

- Всего 120 рублей, - улыбнулся поляк и отец  вытащил из внутреннего кармана пиджака кошелек отсчитал деньги.

- Носи на здоровье, - хлопнул меня по плечу поляк.                                                                                          

Я, смущенный тем, что невольно вынудил отца раскошелиться,  уже  в лифте сказал:                                                                                                                            

– О! Какой хитрый этот поляк ! Да, пап ?

- Какой он поляк, - процедил сквозь зубы отец, - еврей он, - и, с брезгливой интонацией  добавил : - еврей.

Мы вышли из гостиницы, на автобусной остановке я, все еще находясь под впечатлением реакции отца,  спросил:

- Пап, а  наша бабушка Сиран, тоже была еврейкой?

Его буквально передернуло:

- В нашем доме не приветствуются разговоры на эту тему. Запомни это.  И кем она была тоже не  ясно,  документов-то нет. Одни слова.  На этом все. Эту тему закрыли.

Уже из Еревана, отец позвонил  мне в общежитие. Постучала в комнату дежурная:

- Давай скорее на вахту, родители соскучились.

Отец, как на партийном  собрании отчеканил:

- Я хочу напомнить о нашем разговоре на остановке, это очень серьезно, более чем серьезно – помни это,  – и бросил трубку.

Я, потрясенный столь коротким звонком, не отдавая себе отчета,  стал в пол-голоса цитировать, строчки из, считавшегося антисоветским, стихотворения Бориса Слуцкого.



Евреи хлеба не сеют,
Евреи в лавках торгуют,
Евреи раньше лысеют,
Евреи больше воруют.

Евреи - люди лихие,
Они солдаты плохие:
Иван воюет в окопе,
Абрам торгует в рабкопе.

Я все это слышал с детства,
Скоро совсем постарею,
Но все никуда не деться
От крика: "Евреи, евреи!"

Не торговавши ни разу,
Не воровавши ни разу,
Ношу в себе, как заразу,
Проклятую эту расу.


С последней строчкой стихотворения у меня на глазах проступили слезы.

                     


Другая жизнь Хозенфельда


В. Хозенфельд.Другая жизнь Хозенфельда
О пианисте и других спасенных капитаном вермахта
Евгений Беркович

I. Пианист

Ноктюрн си-бемоль
В. Шпильман. 1935 год. Перед второй мировой войной жил в Варшаве молодой пианист Владислав Шпильман. В начале тридцатых годов он изучал композицию в берлинской Академии искусств. В 1933-м, когда к власти в Германии пришли нацисты, музыкант вернулся в Варшаву и стал работать на польском радио. Довольно быстро Шпильман приобрел известность в своей стране. Он сочинял музыку для кинофильмов, написал немало популярных песен, выступал в концертах вместе с крупными музыкантами.
Его последнее выступление на радио состоялось 23 сентября 1939 года. Он играл шопеновский ноктюрн си-бемоль. Немецкие войска стояли у ворот Варшавы.
От грохота разрывов пианист порой не слышал своего инструмента, – концерт пришлось прервать. В тот же день вещание варшавского радио полностью прекратилось, а еще через четыре дня немцы вошли в польскую столицу.
Доиграть ноктюрн Шпильман смог только через долгие шесть лет. Но до этого ему все же пришлось один раз сесть за рояль. Правда, случилось это при очень необычных обстоятельствах.

Рояль на заброшенной вилле
Еврейское гетто появилось в Варшаве в 1940 году. Улица Слизка, на которой жили Шпильманы, оказалась в центре гетто. В июле 1942 года родителей, брата и двух сестер Владислава отправили в лагерь смерти Треблинку, где все они погибли. Его самого спасла популярность: за несколько минут до отхода поезда полицейский узнал музыканта и вытолкнул из рядов обреченных.
Впрочем, самому Владиславу это освобождение казалось лишь временной отсрочкой от гибели: смерть ходила за ним по пятам. Весной 1943 года ему удалось бежать из гетто в польскую часть Варшавы. Буквально спустя несколько дней после его побега, 19 апреля, в гетто вспыхнул мятеж, продолжавшийся почти месяц, до 16 мая. Нацисты с помощью своих польских соратников жестоко расправились с повстанцами и всю территорию гетто сравняли с землей. Шпильман прятался в подвалах, на чердаках, одинаково опасаясь попасться на глаза как оккупантам, так и полякам.
Отряды польской национальной армии – Армии Крайовой под командованием генерала Бор-Комаровского 1 августа 1944 года подняли в Варшаве восстание против фашистских оккупантов. Советские войска стояли на другом берегу Вислы в нескольких десятках километров от города, их разведка все знала. Но они не помогли восставшим: Сталин преследовал свои цели – и делал все, чтобы освобожденная Польша оказалась под советским влиянием...
Варшавское восстание было подавлено 2 октября. Немцы начали планомерно уничтожать польскую столицу. Родной город Шпильмана на его глазах становился мертвым. Наступающие морозы оставляли мало шансов выжить бездомному человеку. Найти не только еду, но и надежное укрытие становилось все труднее. Затравленный пианист долго скитался по развалинам. В конце концов, отыскав какую-то заброшенную виллу, Владислав спрятался там на чердаке. Однажды он, ослабев от голода, спустился на кухню в надежде найти что-нибудь съестное, и в этот момент его кто-то громко окликнул. Обернувшись, Шпильман увидел у двери высокого немецкого офицера. Последние силы оставили музыканта, он опустился на стул и прошептал: «Делайте со мной что хотите».
Реакция офицера была неожиданной. Он сказал, что не хочет причинять незнакомцу зла, и поинтересовался, кто тот по профессии. Владислав ответил: пианист. И тогда немец попросил сыграть что-нибудь на рояле, который стоял в соседней комнате. Выбора не было, Шпильман понял, что сейчас от его игры зависит его жизнь. Когда он подошел к инструменту, руки дрожали. Он несколько лет не играл, пальцы были грязные, ногти давно не стрижены. Он выбрал тот же ноктюрн си-бемоль Шопена, который играл в осажденной Варшаве. Офицер слушал молча. Казалось, прошла вечность, пока он заговорил:
– Вам нельзя здесь оставаться, скоро сюда въедет немецкий штаб.
Шпильман ответил, что не может уйти.
– Вы – еврей? – догадался офицер. – Это, конечно, меняет дело.

Странный капитан
Случайная встреча музыканта и капитана резерва, как официально назывался чин того офицера, оказалась для Шпильмана спасительной. Капитан попросил показать убежище на чердаке, внимательно все осмотрел. И – остался недовольным тем, что увидел: уж очень ненадежно! Тогда он предложил Шпильману новое укрытие, которое раньше тот и не видел: над чердаком, под самым коньком крыши, лежали доски так, что на них вполне мог уместиться человек. Снизу это место почти невозможно было заметить. Они разыскали в доме лестницу, которую можно было затаскивать с собой наверх.
Пообещав в следующий раз принести еды, капитан собрался уходить. Только тогда Шпильман осмелился спросить:
– Вы немец?
Казалось, вопрос рассердил офицера. Он покраснел и почти крикнул:
– Да, я немец! И мне стыдно за все, что происходит. – Резким движением он протянул музыканту руку и ушел.
Через три дня капитан появился снова. На сей раз он принес еду и теплые вещи, в том числе – зимнюю офицерскую шинель. Для Шпильмана потянулись томительные недели, которые он проводил в темноте своего убежища. Под ним жил своей жизнью немецкий штаб, здание охраняли часовые. Но никто, к счастью, его укрытия не замечал. Последний раз капитан пришел поздним вечером 12 декабря 1944 года. Он принес большой пакет с едой и теплое одеяло. Сказал, что вместе со своей частью покидает Варшаву, и пожелал музыканту еще немного терпения: русские войска уже близко, война должна закончиться не позже весны.
Они уже попрощались, когда Шпильман вдруг решился назвать себя. Раньше просто не было подходящего случая, ведь офицер не задавал лишних вопросов.
– Никто не знает, как сложатся наши судьбы, – сказал музыкант. – Может быть, я останусь живым и тогда снова буду работать на радио. Запомните мое имя: Шпильман, польское радио. Если я смогу чем-то вам помочь, рассчитывайте на меня.
Капитан ничего не ответил, но было заметно, что предложение ему приятно. Пожав пианисту руку, он ушел в ночь.

Книга В. Шпильмана «Чудесное избавление».
За колючей проволокой
Сразу после войны Владислав Шпильман написал книгу воспоминаний, вышедшую в Польше в 1946 году. Она называлась «Смерть одного города». Власти долго не давали разрешения на издание, даже заставили назвать немецкого офицера австрийцем: в то время нельзя было говорить о «хороших немцах». Но и выйдя из печати, книга пожила недолго: очень скоро она была изъята из продажи и из библиотек и – фактически запрещена. Вновь воспоминания музыканта увидели свет только через пятьдесят лет: в Германии был опубликован немецкий перевод под названием «Чудесное избавление»[1]. А сама история Владислава Шпильмана стала широко известной спустя более полувека после его скитаний и чудесного спасения – благодаря фильму Романа Поланского «Пианист», сценарий которого написан на основе этой книги. Фильм был удостоен «Золотой пальмовой ветви» на Каннском кинофестивале 2002 года и «Оскара» в 2003-м.
Когда Шпильман писал свои заметки, он не знал имени немецкого капитана, который помог ему найти убежище на заброшенной варшавской вилле. Спрашивать было опасно: попади Владислав в руки гестапо, он мог под пытками выдать своего спасителя. В эпилоге автор рассказывает о своем коллеге по польскому радио, скрипаче Зигмунте Ледницком. После отступления немцев Ледницкий вместе с другими беженцами возвращался в родную Варшаву, по пути они увидели временный лагерь для немецких военнопленных, охраняемый советскими солдатами. Оборванный и обросший немецкий офицер с трудом подошел к колючей проволоке и спросил у Ледницкого: не знает ли он пианиста Шпильмана с польского радио? И, услышав утвердительный ответ, прошептал:
– Я немец. Я помог Шпильману, когда он прятался в здании немецкого штаба в Варшаве. Скажите ему, что я здесь. Может быть, теперь он поможет мне.
В этот момент вмешалась охрана лагеря, офицера увели, и Ледницкий так и не услышал его имени. Шпильман узнал об этом всего через несколько дней, но было уже поздно: лагерь куда-то перевели. Тогда сведения о немецких пленных считались военной тайной, и найти следы офицера так и не удалось.

Список Хозенфельда
Почти пять лет Владислав Шпильман ничего не слышал о таинственном офицере. В 1950 году из Польши в Австралию эмигрировал Леон Варм, один из тех евреев, которым Вильм Хозенфельд помог в годы войны избежать гибели. Тогда, в 1943 году, Леону удалось через дырку в полу вагона бежать из поезда, направлявшегося в лагерь смерти Треблинку. Добравшись до Варшавы, он с помощью своих знакомых разыскал капитана Хозенфельда. И тот снабдил его фальшивыми документами. Но мало того! – еще и принял на работу в спортивный комплекс, которым тогда руководил. Это спасло Леону жизнь.Л. Варм.
После войны Варм работал химиком в Варшаве, и собирался эмигрировать – открыть собственную фирму в Австралии. Перед отъездом он решил навестить семью своего спасителя, нашел адрес Хозенфельдов в Германии. И 14 ноября 1950 года постучал в дверь дома, где жила жена Вильма, Анна-Мария, с пятью детьми. От них Леон Варм узнал, что его Вильм – жив и находится в лагере для военнопленных. Оттуда он присылал жене и детям открытки. У Анны-Марии сохранились и другие письма, и дневники мужа[2]. Фрау Хозенфельд показала Леону открытку, отправленную из лагеря 15 июля 1946 года. Она содержала список поляков и евреев, которым ее муж помог спастись во время войны. Под номером четыре стояло имя Владислава Шпильмана, пианиста из Варшавы, работавшего на польском радио.
Вернувшись в Варшаву, Леон Варм разыскал музыканта и сообщил ему имя спасителя. О том, что произошло дальше, Шпильман почти полвека не рассказывал никому. Даже жене и сыну... В 1997 году известный немецкий поэт и бард Вольф Бирман, готовивший немецкое издание книги пианиста, попросил его все же рассказать о попытках что-то сделать для спасения капитана Вильма Хозенфельда.
Владислав Шпильман признался, что до сих пор испытывает боль и стыд за то, что не смог помочь этому человеку. Переборов страх и отвращение, он пришел на прием к самому Якубу Берману – главе польского аналога НКВД, одному из самых могущественных и страшных людей в послевоенной Варшаве. На совести Бермана были тысячи загубленных жизней, но именно в его руках находились судьбы многих людей. Выслушав рассказ музыканта, Берман пообещал помочь, но через три дня сообщил, что ничего сделать не в силах. Его советские коллеги убеждены, что Хозенфельд – опасный преступник, и ни о его освобождении, ни о переводе в Польшу не может быть и речи.
...Бывший капитан резерва Вильм Хозенфельд, кроме Шпильмана спасший еще несколько десятков поляков и евреев, умер в лагере для военнопленных под Сталинградом. Умер он за год до смерти Сталина, в 1952-м. Советские следователи допрашивали его «с пристрастием»: они не могли поверить, что немецкий офицер помогал евреям, и считали его истории прикрытием опытного шпиона. Военный суд в Минске в 1950 году приговорил Хозенфельда к 25 годам лагерей. Из-за побоев Вильм перенес несколько инсультов и в последние годы жизни был похож на запуганного ребенка, плохо понимающего, за что его избивают.


II. Капитан

Книга любви
Анна-Мария Хозенфельд, вдова немецкого капитана, спасшего в далеком 1944 году пианиста Владислава Шпильмана на заброшенной варшавской вилле, умерла 18 июня 1971 года. Казалось, с ее смертью исчезла последняя надежда что-то узнать о Вильме Хозенфельде. О том капитане, которого Шпильман назвал «единственным добрым человеком в фашистском мундире».
Но жизнь иногда дарит чудесные неожиданности. В 1998 году дочь Анны-Марии обнаружила на чердаке своего дома большую коробку, в которой ее мать хранила бумаги мужа. Про них давно забыли: считалось, что Анна-Мария перед смертью уничтожила весь архив.
...В коробке было несколько сотен писем Вильма: около шестисот – жене, двести – детям. А еще – открытки из заключения (1946-1952), записные книжки, дневники, которые Хозенфельд вел в разные годы, начиная еще со времен первой мировой войны. В отдельной папке лежали письма Анны-Марии мужу – более полутысячи за пять военных лет (последнее письмо датировано осенью 1944 года). В одном из писем Вильм называет эту папку «книгой любви», и говорит, что обращается к ней, когда чувствует себя особенно одиноко. Часть переписки опубликована в приложении к книге Шпильмана.
Всю свою совместную жизнь супруги Хозенфельды чувствовали потребность рассказывать друг другу о пережитом, делиться мыслями, наблюдениями и планами. Когда Вильм был далеко от дома, беседу заменяли подробные письма. Осенью 1944 года капитан Хозенфельд отослал домой всю имеющуюся у него переписку, дневники и записные книжки. Он отправил бумаги обычной полевой почтой. И остается загадкой: как его послания не попали в руки военной цензуры? Прочти цензоры в мундирах всего несколько записей из дневников Вильма Хозенфельда 1942-1944 годов, – и этого было бы достаточно, чтобы их автору оказаться в застенках гестапо.
Найденные на чердаке документы позволяют лучше понять, каким человеком был этот странный капитан.

«Остаться чистым и стать зрелым»
Вильм Хозенфельд родился 2 мая 1895 года в семье учителя в небольшом селе Макенцель в земле Гессен. И был седьмым ребенком, всего же в семье детей было девять. Он много перенял от своего отца, строгого католика: твердую веру, любовь к детям, профессию учителя. Царивший в семье культ доброты и чести сформировал характер будущего педагога.
Большое влияние на мальчика оказали идеи «Перелетных птиц». Это молодежное движение возникло в начале ХХ века в Берлине и быстро распространилось по всей Германии. Девизом движения стал призыв: «Остаться чистым и стать зрелым!» Называвшие себя «перелетными птицами» подростки и юноши ходили в походы, пели песни, мечтали быстрее повзрослеть, чтобы помогать Родине. Им всем было присуще чувство ответственности перед близкими, друзьями, страной. Они ощущали себя рыцарями, и многие сохранили это чувство до глубокой старости. Движение «Перелетных птиц» было запрещено нацистами, но после крушения третьего рейха обрело новую жизнь.
Не без влияния идей этой организации Вильм Хозенфельд в 1914 году, едва успев получить свидетельство школьного учителя, пошел добровольцем на войну. Что это такое – он хорошо понял, особенно после того как повоевал в 1914–1918 годах на трех фронтах: во Фландрии, в России и в Румынии. Трижды был ранен, в последний раз из-за ранения едва не потерял ногу... Хозенфельд демобилизовался в чине фельдфебеля в 1918 году.
И свою будущую жену он нашел среди «Перелетных птиц». Свадьба с Анной-Марией Круммахер состоялась в 1920 году. Во время первой мировой девушка потеряла своих близких и на всю жизнь возненавидела войну. Уже в 1933 году ее не оставлял страх, что Гитлер приведет Германию к новой бойне.
В период между двумя войнами Вильм работал учителем в деревенской школе. С учениками был добр, участлив и внимателен. Даже когда в школе еще были разрешены телесные наказания, он никогда не бил детей. Отправляясь на занятия, всегда держал в кармане запасной носовой платок – для своих учеников, на всякий случай. Образцом для себя считал великого швейцарского педагога, гуманиста и демократа Песталоцци.
Юношеским идеалам Вильм не изменил и в зрелые годы. Переписка супругов показывает, что он разделял пацифистские взгляды жены. Тем не менее, в 1939 году ответственность перед отечеством заставила уже немолодого учителя и отца пятерых детей вновь взяться за оружие. Когда осенью 1944 года стало ясно, что конец войны близок, польские друзья предлагали ему дезертировать и спрятаться. Однако Вильм не снял офицерского мундира до самого плена, добровольно выбрав путь уготованных ему страданий.

«Я пытаюсь помочь каждому, кому можно помочь»
В первые же месяцы новой войны Хозенфельд был поражен тем, с какой жестокостью немцы расправлялись с местным населением на захваченных территориях. Ничего подобного в первую мировую не было. Он все больше укреплялся во мнении, что за зверства, творимые военными и эсэсовцами, расплачиваться придется всему немецкому народу.
Один случай запомнился Вильму надолго. Стрелковый батальон, в котором он служил, зимой 1939–1940 годов был расквартирован в польском городке Вегрове, что восточнее Варшавы. Однажды на улице ему встретился эсэсовец, ведущий на расстрел мальчика, укравшего охапку сена, которое перед этим и сами фашисты фактически украли – конфисковали у польских крестьян. Вильм попытался заступиться. Тогда эсэсовец направил на него пистолет и сказал, что, если тот не уйдет, то будет лежать в яме вместе с этим подростком. Спустя несколько лет Хозенфельд рассказал старшему сыну, что он испытал тогда настоящий шок.
Но попыток помогать людям он не оставлял. А уж если представлялась такая возможность, то действовал решительно, без колебаний и сомнений. Владислав Шпильман – вовсе не единственный спасенный им человек. Три члена польской семьи Цециоров тоже обязаны немецкому офицеру Вильму Хозенфельду жизнью.
В Вегрове стрелковый полк Хозенфельда охранял лагерь для военнопленных. Среди тысяч жолнежей – солдат поверженной Польши – там находился раненый Станислав Цециора. Во время велосипедной прогулки Хозенфельд встретил незнакомую женщину, направлявшуюся к лагерю. Это была жена Цециоры, которая надеялась узнать что-нибудь о судьбе мужа и отца своего будущего ребенка. Поговорив с плачущей женщиной, Вильм обещал помочь. И слово свое сдержал: через три дня Станислав уже был дома!
Новая встреча с членами этой семьи произошла в Варшаве, где Хозенфельд руководил спортивным комплексом для солдат вермахта. Брату Станислава Цециоры, пастору Антону, которого разыскивали эсэсовцы, Вильм выдал фальшивые документы на имя Цихоцкого. А затем принял его на работу и еще – кроме того – дал укрытие.
Тогда же пастор Антон познакомил Хозенфельда со своим зятем по фамилии Кошель. В 1943 году на улице, где тот жил, был убит фашистский солдат. В подобных случаях немцы хватали прохожих и расстреливали их. В этот раз среди обреченных на смерть людей оказался и Кошель. Несчастных уже везли к месту расстрела, когда проходивший неподалеку капитан Хозенфельд заметил знакомое лицо в кузове грузовика. Он остановил машину и сказал эсэсовцу, сопровождавшему заложников, что ему нужен человек для срочной работы. Осмотрев обреченных на смерть, сидящих в машине, он будто бы совершенно случайно выбрал зятя Антона. Кошелю эсэсовцы разрешили покинуть грузовик, и так он остался в живых.
...Вильм Хозенфельд вел себя в Польше совсем нетипично для офицера-завоевателя. Он часто бывал в доме Цециоры, изучал польский язык. И даже нередко заходил со своими новыми друзьями в костел. В 1944 году пастор Антон Цециора, которого он укрывал от преследования гестапо, отмечал десятилетие посвящения в сан. В пять часов утра на тайную церковную мессу в подвале знакомого костела вместе с церковными служащими пришел помолиться и офицер вермахта. Происходившее там напоминало сцену театра абсурда: немецкий капитан на коленях принимает причастие из рук «славянского недочеловека».
В разгар восстания в польской столице, начавшегося 1 августа 1944 года, когда немцы по приказу фюрера методично уничтожали центр города, капитан Хозенфельд написал своему непосредственному начальнику очень откровенное послание. В нем были слова, которые могли бы служить девизом всей жизни Вильма Хозенфельда. Вот эти слова:
«Я пытаюсь помочь каждому, кому можно помочь».
Этому принципу Вильм Хозенфельд не изменил до конца своей жизни.

Перед судом истории
Свое послесловие к книге Шпильмана Вольф Бирман завершает словами надежды. Он убежден: непременно должно наступить время, когда на Аллее Праведников мемориала Яд ва-Шем будет посажено дерево в честь Вильма Хозенфельда. Бирман не сомневался, что посадит его Владислав Шпильман, а помогать ему должен сын Андрей.
...Пианист не дожил до этого дня. Он умер в 2000 году в возрасте 86 лет, оставив в наследство людям свою музыку, мемуары. И непреодолимое желание: во что бы то ни стало воздать должное памяти своего спасителя. А Андрей Шпильман – сын спасенного фашистским офицером Вильмом Хозенфельдом – до сих пор не оставляет усилий, стремясь выполнить волю отца.
В. Шпильман с сыном Андреем.Праведником мира согласно израильскому закону 1953 года считается человек, который с риском для собственной жизни или жизни своих близких бескорыстно в годы Холокоста спас хотя бы одного еврея. На специальной медали, выдаваемой людям, отмеченным этим званием, отчеканена фраза из Талмуда:  «Кто спасает одну жизнь, спасает весь мир».
Новые имена добавляются в список Праведников постоянно. Правда, год от года таких все меньше. В 2001 году появилось более восьмисот новых Праведников, в минувшем году – чуть меньше шестисот. На 1 января 2003 года было 19706 Праведников мира. Из них самое большое количество – 5733 – дала Польша. Ненамного меньше Праведников мира из Нидерландов – 4513. Франция дала их 2262, Украина – 1881, Бельгия – 1357. Из Германии в этом списке оказались 376 Праведников мира.
В минувшем году мог бы появиться еще один немецкий праведник. Однако комиссия Яд ва-Шема отклонила кандидатуру Вильма Хозенфельда, предложенную Андреем Шпильманом. По мнению комиссии, капитан резерва немецко-фашистского вермахта недостоин этого звания. Каков же основной мотив такого поразительного решения? Он неожиданно прост: Вильм Хозенфельд недостоин звания Праведника мира, так как был... осужден советским судом и закончил жизнь в лагере для военных преступников.
Получается, что приговор сталинского суда оказался весомее показаний свидетелей и дневниковых записей?! Андрей Шпильман не теряет надежды, что комиссия изменит свое мнение. Но каково бы ни было решение уважаемых людей, входящих в состав нынешней комиссии, окончательный приговор выносит все-таки история. И не последними аргументами для такого высшего суда будут слова самого Вильма Хозенфельда, школьного учителя и капитана резерва. Слова, записанные им самим – с отчаянным риском для жизни! – в самый разгар мировой бойни, в июне 1943 года:
«Я не понимаю, как мы оказались втянутыми в военные преступления против беззащитных граждан, против евреев. Я спрашиваю себя вновь и вновь и не нахожу ответа... Из-за этих ужасных массовых убийств мы проиграли войну, а на себя навлекли вечное проклятие за неискупимый грех. Мы не заслуживаем жалости, мы виноваты все».
Вильм Хозенфельд не ограничивался словами. Спасенные им люди сохранили о нем благодарную память. Напоследок – примечательный «сюжет из жизни», имеющий непосредственное отношение к героям этой истории. В 90-х годах прошлого века, через пятьдесят лет после окончания войны, сын Станислава Цециоры был консулом Польской республики в Германии, в Гамбурге. Он рассказал интересную вещь. Оказывается, его родители в течение нескольких лет посылали из голодной Польши семье Хозенфельдов, оставшейся без кормильца, посылки с колбасой и маслом. Подобные посылки шли в гитлеровскую Германию даже в военное время.
Перед судом истории ничто не будет забыто.

По мнению комиссии, капитан резерва немецко-фашистского вермахта недостоин этого звания. Каков же основной мотив такого поразительного решения? Он неожиданно прост: Вильм Хозенфельд недостоин звания Праведника мира, так как был... осужден советским судом и закончил жизнь в лагере для военных преступников.

ПРОРОЧЕСКИЙ ФЛАГ ИЗРАИЛЯ

Пророческий флаг Израиля.

Синяя звездочка между синих полос… Флаг Израиля. Флаг – всегда остается одним из главных в числе символов любого государства.

Флаг государства Израиль был утвержден 28 октября 1948 года. Еще в древности существовал обычай прикреплять к шесту полотнище с определённой символикой, обозначающей военное или социальное положение группы людей. Каждое колено Израилево вывешивало над станом свои знамёна, как только евреи вышли из египетского рабства. На знамени каждого колена были те же изображения, что и на двенадцати камнях наперсника Аарона.

Современный флаг Израиля необычен: две синие полоски и Маген Давид («Звезда Давида», «Щит Давида») посередине… Но почему он такой? Что за образы дали ему жизнь?

Гексаграмма (шестиконечная звезда), составлена из двух равносторонних треугольников, и служит эмблемой иудаизма и сионизма. Мне понравилась характеристика знака, которую я однажды услышала: мы устремляемся к Богу, а Бог устремляется к нам!

Возникновение этого символа относят еще к доталмудическим временам. В первый раз Маген Давид упоминается в Эшколь а-Кофер караима Йеуды Гадасси (середина 12-го века), где он говорит: «Семь ангельских имён предшествуют мезузе: Михаэль, Гавриэль… да охранит тебя а-Шем ! А равным образом знак, называемый Щитом Давида, помещён рядом с именем каждого ангела».
Вероятнее всего, Маген Давид получил свою широкую известность из Каббалы.

Им пользовались для украшения мезуз и синагог. Но в средние века гексаграмма чаще встречалась в христианских церквях, нежели в синагогах. Главным еврейским символом с древней и до постренессансной эпохи служила не «еврейская звезда», а менора.
В средние века христианские правители иногда даровали флаги отдельным евреям или целым общинам за заслуги перед короной. В частности, император Карл IV (1354) даровал евреям Праги право вывешивать красный флаг с изображением Маген Давид. Однако только в 17-м веке Звезда Давида стала общепринятым еврейским символом и её стали включать в семейные гербы, например, семейств Ротшильда и Монтефиоре. Сегодня, это самый известный символ еврейства и иудаизма. Однако такой статус Маген Давид получил только в последние два века.

Гексаграмма всегда воспринималась как мессианский символ, поскольку, была связана с царём Давидом – предком Мессии. Побывав в Израиле, я услышала от экскурсовода такую версию, что в древние времена, когда Давид вел сражение, не всегда было время для сооружения полотнища флага, и Давид просто крепил к древку овечью шкуру, которая издалека напоминала шестиконечную звезду, и шел с этим знаменем в бой. 
Интересно, но накануне субботы немецкие евреи часто зажигали медный светильник в форме звезды, и тут также видна связь между Звездой Давида и мессианской эрой, провозвестником которой является Шаббат. Пророческий символ!
Однако во время создания первого сионистского флага в центре сначала поместили изображение «арье Йехуда» - льва, символа колена Давида (Иудеи). Позже, изображение сменили на голубые полосы и Звезду Давида. Сионистская поэма говорит про флаг, что белый цвет - символ надежды, а синий - неба. В 1933 году именно этот вариант флага был принят, а после провозглашения в 1948 году государства Израиль, он стал официальным флагом страны.

Что же обозначают две синие полосы, кроме цвета неба?

В создании флага государства Израиль был использован образ талита - молитвенного покрывала, накидки. В четыре угла талита вдеты кисти цицит. Обычно молящиеся надевают талит во время утренней молитвы и чтения Торы. У сефардов принято надевать его на свадьбе. Талит сопровождает благочестивого еврея всю жизнь, даже хоронить принято в талесе (талите). Так что и этот образ для флага Израиля совсем не случаен.

Основная цель молитвы в иудаизме заключается в достижении связи с Богом. Но как ограниченный человек может объединиться с бесконечным Творцом? На первый взгляд, - невозможно. Но Всевышний Сам стремиться к этому союзу.

Талит окутывает тело молящегося так, чтобы все кисти свисали с него. Талит и цицит символы Всевышнего. Человеку не дано постичь Его бесконечность, Он – это окутывающий тело талит. А цицит, свисающие по краям одежды, - лишь малая часть Творца, которую можно постичь. Неважно, насколько праведными и благочестивыми мы себя считаем, святость Всевышнего бесконечна, в отличие от нашей. Однако даже если человек считает себя грешником, не заслуживающим прощения, Бог готов спуститься к нему для общения. В этом случае Всевышний – это цицит, опускающийся к земле. 

Так что в флаге Израиля заключен немалый пророческий смысл: молитвенная связь с Творцом и ознаменование приближения эры Машияха (Мессии).

(пояснения: «караимы» – «чтецы», отдельная религиозная ветвь в иудаизме, где отрицается раввинистическо-талмудическая традиция, а за основу взят ТаНаХ;
«мезуза» - свиток пергамента из кожи кошерного животного, содержащий часть текста молитвы Шма, крепится на дверной косяк;
А-Шем - синоним слова – Бог)

(в статье использованы материалы сайтов:
http://www.jewish.ru/tradition/actual/rubes/2008/06/news994263835.php
http://jewish.in.ua/index.php?newsid=1021
http://ru.wikipedia.org/
http://toldot.ru/tags/magendavid
/