Загадка таинственного имени Маймонида
Материал любезно предоставлен Mosaic
Имя величайшего религиозного философа Моше Маймонида (1138–1204), несомненно, одно из самых известных и звонких еврейских имен в анналах мировой культуры. Но само по себе как имя оно еще и одно из самых загадочных.
С «Моше» все довольно просто. Но что такое «Маймонид»? А конкретнее — что в нем еврейского? Это слово делится на корень «Маймон» и греческий суффикс, означающий «сын такого‑то». Итак, Моше, сын Маймона, или на иврите Моше бен Маймон, а по‑арабски — ведь он жил в исламском мире и многие свои труды написал на арабском языке — Муса ибн‑Маймун.
Но что это за слово — «Маймон»? Его не найдешь нигде больше в иврите или в арамейском языке (еще один язык, на котором многие евреи говорили в период поздней античности). Нет, это заимствованное арабское имя «Маймун». Но это только усиливает таинственность: почему у отца Маймонида, который сам был выдающимся еврейским ученым, не было ивритского имени?
А если было, то, похоже, никто и никогда не знал или не употреблял его — по крайней мере, до нынешнего времени. Насколько мне известно, единственным исключением стал писец, который в 1488 году добавил ивритский колофон к только что законченной рукописной копии крупнейшего сочинения Маймонида — написанного на еврейско‑арабском языке «Путеводителя растерянных». (Немного определений: колофон — это надпись, завершающая рукопись, где обычно указываются название и автор переписываемого сочинения, имя переписчика, дата завершения и другие детали, интересные историкам; еврейско‑арабский язык — это арабский язык, записанный еврейскими буквами.)
Я наткнулся на эту рукопись, которая формально называется Оксфордской Бодлианской рукописью Покока 68, изучая одного из потомков Маймонида, с которым мы столкнемся позже. Рукопись содержит комментарии великого мыслителя к двум ключевым разделам Мишны, а также короткую серию вопросов и ответов на тему древнего Иерусалимского храма. На обороте первой страницы одного из этих комментариев рукой того же писца записана последняя страница «Путеводителя». (По‑видимому, «Путеводитель» и комментарии первоначально составляли часть одной и той же рукописи, а впоследствии были разделены.)
На последней странице «Путеводителя» содержится короткое стихотворение во славу труда, за которым следует колофон писца, первая строка которого написана на еврейско‑арабском языке, а остальные на иврите:
כמלה דלאלה אלחאירין תאל’ף אפצ’ל אלנאט’רין
רבנו משה הרב הגדול מאור העולם ופלאו
ממזרח שמש עד מבואו ביר’ יצחק
המכנה מימון הרב הדיין ז’ק’ל’
בירח שבט בחמישי בו
שנת ה’ר’מ’ח’ ליצירה לשטרות א’ת’ש’צ’ט’
אם שגיתי במעשי ימחול לי עושי
Завершен «Путеводитель растерянных» великолепного исследователя,
учителя нашего Моше, величайшего учителя, светоча мира и чуда его
от восхода до заката солнца, сына учителя нашего Ицхака,
именуемого Маймуном, учителя, судьи, да будет благословенна память о праведнике.
В месяц шват, в пятый день месяца,
в год 5248 от сотворения мира, 1799 год селевкидской эры [т. е. 1488 год н. э.].
Если в усилиях своих я совершил ошибку, да простит меня Творец.
Несколько больше мы узнаем из второго колофона, расположенного в конце двух комментариев рукописи. Здесь писец называет себя Йосефом, сыном Йедида, именуемого Гурави (или, возможно, Гарави), и указывает дату — 22 швата, то есть через семнадцать дней после завершения переписывания «Путеводителя».
Итак, у автора «Путеводителя» все‑таки есть настоящее ивритское имя. Его звали Моше, сын Ицхака (Исаака).
Загадка разгадана? Может быть; но может быть, и нет. Посмотрим, куда это нас приведет.
Я наткнулся на колофон писца примерно год назад; он прятался у всех на виду. Рукопись, в которой он содержится, описана еще в 1866 году немецким ученым Адольфом Нойбауэром в книге «Каталог ивритских рукописей в Бодлианской библиотеке Оксфордского университета» («Catalogue of Hebrew Manuscripts in the Bodleian Library at Oxford University»). В описании рукописи Нойбауэр воспроизводит колофон писца; но то ли он не заметил весьма неожиданное заявление по поводу еврейского имени отца Маймонида, то ли счел его незначительным. Если я не ошибаюсь, со времен Нойбауэра ни один исследователь не цитировал колофон, содержащий столь удивительную информацию, и не рассматривал его возможное значение для наших представлений об отце «Великого орла» (еще одно почетное именование, которым наш писец награждает «светоча мира»).
Но давайте сначала обратимся к причинам для скепсиса.
Прежде всего, насколько мне известно, это единственное упоминание о том, что у отца Маймонида было какое‑то другое имя, кроме как Маймон/Маймун. Писцы могут быть удивительно неаккуратны; может быть, этот тоже ошибся?
Кроме того, хотя собственноручной подписи самого Маймуна на иврите до нас не дошло, у нас есть множество образцов подписи его знаменитого сына Моше. Во многих из них патронима нет — он часто подписывался просто «Моше», — но во многих он есть; и везде он подписывается «Моше, сын Маймуна».
Затем есть свидетельство брата Моше Давида. В письме, отправленном Моше в 1170 году из суданского порта Айдаб, незадолго до рокового путешествия, в котором ему суждено было погибнуть, Давид тоже называет их отца Маймуном.
Так что, ошибка писца? Дело закрыто? Не совсем.
Во‑первых, того, что мы обычно называем ошибкой писца, в колофоне нет. То есть имя отца Маймонида не написано там неправильно; писец просто утверждает, что у него есть дополнительная информация на этот счет. Он прекрасно знает, что отец Моше «именовался Маймуном», и прямо говорит об этом. Так что я бы скорее назвал фразу «Ицхак, именуемый Маймуном» не ошибкой в имени отца, а глоссой. Остается определить — и к этому мы еще вернемся, — основана ли эта глосса на известном факте?
Во‑вторых, нужно обратить внимание на то, когда и где была создана эта рукопись — это произошло в Алеппо в конце XV века. Столетием раньше Давид, сын Йеошуа Маймуни, потомок учителя в пятом поколении, тот самый, которого я уже упоминал выше, привез в Алеппо драгоценную частную коллекцию семьи Маймонида — включая автографы сочинений великого автора, книги, которые семья хранила как зеницу ока, и сочинения более поздних представителей династии. Рукопись Покока 68, та самая рукопись 1488 года, о которой мы говорим, стала побочным продуктом успешных усилий Маймуни, направленных на то, чтобы поставить корпус Маймонида в центр ученой и интеллектуальной жизни города, в котором он поселился. Учитывая господствующие настроения, решительное стремление осознанно сохранять и передавать наследие учителя, маловероятно, чтобы писец, копировавший эту рукопись, был человеком настолько невежественным или безответственным, чтобы исказить имя культурного героя, почитаемого им самим и его общиной.
Не менее примечательно в этой связи и другое обстоятельство, а именно ономастические практики, преобладавшие среди евреев арабоязычных стран в эпоху Маймонида и его отца. В той среде еврейские мужчины обычно носили два имени: одно ивритское или арамейское, а второе арабское. (У еврейских женщин чаще всего были только арабские имена.) Во многих случаях два имени были родственными; чаще всего давали арабское имя, представлявшее собой коранический вариант библейского ивритского имени, например: Авраам = Ибрагим или Моше = Муса.
В других случаях имена были связаны друг с другом несколько иными отношениями. Так, иногда арабские имена просто отражали значение, которым наделялось ивритское или арамейское имя, как в паре Натанель и Хибаталла (оба имени буквально означают «дар Б‑жий») или Шмарья и Махфуз («хранимый»). Бывало и так, что арабское имя представляло собой характеристику библейского персонажа, носившего это ивритское имя — так, Муафа («дарованный») шло вторым именем к Ицхаку, а Мунаджа («спасенный») — к Йосефу.
Поэтому было бы логично, если бы и у отца Маймонида было некое еврейское имя в придачу к Маймуну (или перед ним). Эта вероятность повышается, если принять во внимание все, что нам известно о практиках имянаречения в самом семействе Маймонида. Нам повезло: мы знаем не только прямых потомков Маймонида на протяжении пяти поколений, но и его предков на семь поколений назад — благодаря генеалогии, приведенной им в конце «Комментария к Мишне». Таким образом, у нас есть имена двадцати мужчин, представлявших тринадцать поколений семьи. Девятнадцать из этих двадцати носят ивритские имена: единственный, у кого нет еврейского имени, — это Маймун.
Это фамильное древо примечательно и еще в одном отношении. Подобно многим средневековым евреям — и Каирская гениза дает нам множество примеров, — семья Маймонида имела тенденцию к повторению имен, прежде всего называя мальчиков в честь дедов. Мы видим это дважды (от Овадьи к Овадье и от Йосефа к Йосефу) до Маймонида и один раз после него (от Авраама к Аврааму). Еще два раза можно добавить, если принять во внимание мальчиков, названных в честь двоюродных дедов (от Давида к Давиду и еще раз от Овадьи к Овадье).
Есть в генеалогическом древе и еще одно повторяющееся имя: Ицхак. В поколениях перед Маймонидом оно впервые встречается как раз у деда Маймуна.
Другими словами, если Маймун, отец Моше, имел ивритское имя, то, вполне вероятно, это было имя Ицхак. Есть и еще кое‑что: похоже, что Маймун (по‑арабски «счастливый») — сравнительно редкое имя для евреев Средних веков. Оно упоминается в источниках считанное число раз, периодически в сочетании с арабским патронимом Абу Саид («радостный»). Но в Генизе есть по крайней мере еще один Маймун, которого можно поставить в один ряд с отцом Маймонида: торговец из сицилийского города Мадзара по имени Маймун, сын Хальфы аль‑Кафси. У этого Маймуна было два брата, которых мы знаем по ивритским именам Йеуда и Йосеф. И, как и у Маймуна, отца Моше, у этого Маймуна был дед по имени Ицхак.
Почему все складывается так удачно? Если мы еще раз вспомним про обычай давать парные двуязычные имена, связанные по значению, то связь между Ицхаком («он засмеется») и Маймуном («счастливым») или Абу Саидом («радостным») кажется вполне логичной.
Конечно, даже если Маймун носил также еврейское имя Ицхак, это лишь ставит новый вопрос: почему последующие поколения знали его исключительно по арабскому имени? У меня нет окончательного ответа на этот вопрос, но я могу сделать пару предположений, одно из которых связано с историческими обстоятельствами, а второе — с религиозным принципом.
Что касается первого, то нужно вспомнить о том, что пережила семья Маймонида во время преследований Альмохадов, начавшихся в 1148 году, когда им вместе со многими другими евреями пришлось покинуть родной дом на Пиренейском полуострове (в их случае в Кордове) и искать прибежища в другом месте. Они оказались в марокканском городе Фес, где, как считают некоторые исследователи, они несколько лет прожили, внешне исповедуя ислам. И действительно, когда я увидел колофон в рукописи Покока 68, я прежде всего подумал, что имя Маймун могло быть добавлено к имени отца Маймонида, которое он носил с рождения, именно в этот период.
Но дальнейшие размышления привели меня к тому, что это, скорее всего, тупиковый путь. Почему имя, принятое в ознаменование обращения или для создания видимости обращения, использовалось бы долгое время после того, как его носитель вернулся к первоначальной идентичности и прожил много лет открытым евреем? Кроме того, совсем не нужно вспоминать о преследованиях Альмохадов, чтобы оправдать наличие арабского имени. Как мы уже видели, у всех евреев мусульманского мира такое имя присутствовало.
Что же касается религиозного принципа, я хотел бы обратиться к некоторым пассажам из «Мишне Тора» — величайшего компендиума еврейского права, составленного Маймонидом, в котором он кодифицировал правила, касающиеся библейской заповеди почитать и опасаться родителей. Рассуждая о том, как ребенок должен обращаться к отцу, и об уважении к имени отца, он пишет:
Что является проявлением страха, а что — почитания? Проявление страха — то, что ребенок не стоит и не сидит на обычном месте родителя, не опровергает его слова, не поддерживает его слова, не называет его по имени — ни при жизни родителя, ни после его смерти, а обращается к нему, говоря: «Наставник мой, отец». Если же сыну нужно обратиться к человеку, чье имя совпадает с именем его отца или учителя, то называет этого человека по‑другому. Я считаю, что последнее относится только к редкому имени, которое не у всех на устах; но именами, которыми называют детей все евреи на всех языках и во все времена, такими как Авраам, Ицхак и Яаков, Моше и Аарон и тому подобными, можно называть других, если отец не присутствует при этом, и нет здесь греха .
Если подобно большинству евреев того времени, Маймун имел и ивритское, и арабское имя, этот фрагмент может помочь объяснить, почему до нас дошло только последнее: возможно, Маймонид и его брат избегали употреблять ивритское имя в знак уважения. Имейте в виду, что в том, что касается персональной информации об отце, мы полностью зависим от двух сыновей — других источников не сохранилось. Если он известен нам исключительно в качестве Маймуна вследствие их сознательного выбора, возможно, этот выбор проще объяснить в свете изложенного здесь принципа.
Каков вывод? Сегодня, когда ученые внимательно рассматривают мельчайшие подробности жизни Маймонида, — он родился в 1135 или в 1138 году? какое угощение подавали гостям в его доме? — существует какая‑то неловкость, а может быть, и негласное табу в отношении выяснения имени или имен его отца. Почему так? В конце концов, исследователи уже задавались вопросом, например, не свидетельствует ли относительная редкость имени Моше о каких‑то особенных надеждах, которые отец возлагал на сына, или как и до какой степени решение Моше назвать собственного сына Авраамом свидетельствует о значении этого библейского патриарха в трудах самого Моше.
Так что возможно, на самом деле перед нами история об упорном нежелании многих историков‑гебраистов полностью поместить Маймонида в еврейско‑арабскую среду, в которой он прожил всю жизнь. Частично колофон в рукописи Покока 68 может показаться удивительным просто потому, что многие не захотели или не смогли оценить тот факт, что имя Маймун не еврейское (и не арамейское) и поэтому, вероятнее всего, у него должна была быть ивритская или арамейская пара. Сама по себе тенденция произносить и писать имя Маймун через «о» — Маймон — свидетельствует о попытке гебраизировать его, поставить в один ряд с такими ивритскими именами, как Аарон, Шимшон, Нахшон и Гидеон, каждое из которых имеет безошибочно ивритский корень.
В начале ХХ века еврейское семейство из Восточной Европы, находясь именно под таким впечатлением, сменило фамилию с Вассерман на Маймон (остроумно обыграв слово «вода» на идише и иврите). Интересно, наблюдается ли среди ученых похожая ошибочная интуиция в отношении имени и его предположительных ивритских корней и не может ли эта интуитивная догадка объяснить, почему никто из них, похоже, не удосужился задаться вопросом, не было ли у Маймуна ивритского имени, как у всех его предков и потомков, а если было, то каким оно могло быть.
И опять‑таки, конечно, наверняка мы ничего узнать не можем. Никто не может переписать историю на основе единственного из ряда вон выходящего источника. И я не собираюсь предлагать, чтобы мы забыли имя Моше Маймонида и начали бы называть его Моше Исаакидом. Тем не менее я не могу отказаться от подозрений, что малоизвестный писец в малоизвестной рукописи все‑таки сообщил нам нечто важное.
И это подводит нас к последнему вопросу: могло ли быть так, что образованный переписчик Покока 68 поступил именно так ровно для того, чтобы исправить традицию. Просто представьте себе, что, болезненно воспринимая факт наличия у Маймуна арабского имени, он предположил, что должно было быть и другое имя, ивритское или арамейское, и счел себя обязанным указать это имя. Может быть, он даже оставил потомкам структурный ключ в любопытной синтаксической параллели между тем, как он пишет собственное имя: Йосеф, сын Йедида, именуемого Гурави, и тем, как он пишет имя Маймонида — Моше, сын Ицхака, именуемого Маймун.
И какое же имя придумал бы наш писец, чтобы восстановить исконное еврейство своего героя? Почему бы, например, и не Ицхак («он засмеется»)?
Оригинальная публикация: The Mystery of Maimonides’ Puzzling Name
Комментариев нет:
Отправить комментарий