Худсовет Мишки Япончика
Памяти забытого администратора одесских театров и цирка Анатолия Григорьевича Маленского, упоминаемого лишь в воспоминаниях драматурга Алексея Каплера как «ветерана театральной Одессы» и «администратора последнего концерта Веры Холодной…» в Одессе.
Одесские биндюжники любили «башмаки со скрипом». И, когда они семьями прогуливались по Малой Арнаутской в таких башмаках (ну, чем не оркестр!), это была настоящая симфония. Все подъезды и дома - вся улица скрипела! Но биндюжники имели совесть (этого у них не отнять!) – скрипеть только до Привоза. Ибо там – рукой подать – Александровские садики (люди Бени Крика - он же Мишка Япончик) называли садики – бульваром! А кое-кто и проспектом). А в садиках (не говоря уже о бульварах!) всегда, как утверждал король Одессы, должно быть тихо!
(Помните, как он обратился на свадьбе своей сестры Двойры к «Маньке, родоначальнице слободских бандитов, которая, вложив два пальца в рот, свистнула так, что ее соседи покачнулись»?! Так вот, он сказал: «Маня, вы не на работе, холоднокровней, Маня…»). Не подумайте, что Беня сказал так, потому что жил на Александровском бульваре и любил тишину. Нет, он любил слушать! Слушать в зале на Александровском.
(В пору моего детства этот исторический зал превратили в Клуб швейников, похожих друг на друга, как их шитье, и назвали именем Ильича. Тогдашнего короля! Правда, король Одессы - это вам не король Москвы. Почувствуйте разницу! Но кое-что их сближало. Короли любили слушать: московский – «Аппассионату», а одесский – игру бенефициантов). Но стоило залу Бени стать клубом Ильича - там сразу же перестали следовать заветам Крика, в дело пошли заветы Ильича: шумели на всю Одессу.
А когда-то - здесь и вокруг - было тихо. Ни одного скрипа – ни башмаков, ни дверных петель и замков. Нельзя сказать, что здесь не жили одесситы. Нет, они жили - и еще как! – но старались не скрипеть. Ведь рукой подать – и ваш мизинец упирался в зал Крика! А по вечерам – если Беня не был занят! - там шло прослушивание бенефициантов. А вы как думали?! Приехал – и выступил?! (Это уже не бенефициант – это гастролер. И такой – для гастролеров - театр был далеко - на Большом Фонтане! Кто ж туда попрется?! Разве что дачники, которые там дышали свежим воздухом!) А уважающие себя одесситы жертвовали собой – и дышали (можно умереть на месте от одного запаха кубинской сигары!) в самом центре города! Но первым жертвовал собой Беня Крик, а потом (или – да, или – нет!) вся Одесса! А почему? Да потому, что Беня не хотел, чтобы какой-то «гастролер» чистил карманы и дома горожан, а «заезжий» артист играл на слуховых нервах одесситов. И в этом Беня был прав: если ты - король, то отвечаешь даже за любой - пусть и художественный (помните Маньку!) - свист в городе.
В такие дни зал был одет по последнему шику. Причем, в будущем клубе имени Ильича, сидело только званое Беней общество. Может, кто-то из любителей и пробирался незаметно на тот концерт, но очень рисковал. Вычислить чужака можно было прямо по смокингу и бабочке. Ибо любители, попавшие на этот праздник, и не догадывались, что в такой (!) одесский день, и в таком (!!) одесском зале существует такой (!!!) дресс-код: «мальчики» Бени были в черной, а сам Беня Крик – коричневой кожанке. Весь партер! От первого ряда – до последнего.
И как же нелепо выглядел залетный интеллигент, припершийся сюда в смокинге и бабочке! Эти символы были похоронены под обломками старого мира. А вот последний – кожаный писк отечественных модельеров - был символом свободы личности, души и тела - революционным достоянием. И, если комиссары и опера носили кожанку ежедневно (работа диктовала!), то Беня этот шик позволял себе только по праздникам, и, обязательно, в день бенефиса.
А теперь, представьте, что вы – приехали покорять публику, как Леонид Соболев или Александр Вертинский, а может быть, как прима-балерина Мариинского театра Воронцова-Ленни…. Да что там говорить: самое трудное – не доехать до Одессы, а выступить в ней. А потом пойдет, как по маслу, – по всей империи! Но прежде - следует пройти прослушивание, и профессионалы своего дела решат вашу всероссийскую судьбу. От страха перед такими мастерами у бенефициантов в глазах темно! А в зале к тому же черно от первого до последнего ряда. И поди-ка узнай, что на душе у Бени Крика? Может, он устал после работы?! И, вообще, какую музыку сегодня предпочитает?! Вашу или свою? Если свою – концерт окончен! И, чтобы не позориться, можно выйти на Александровский бульвар со двора, и биндюжник отвезет ваши пожитки и декорации (если не собираетесь после этого позора сменить профессию?!) на вокзал.
Но в те годы в Одессе все рисковали, и не потому, что жизнь была такая, а потому, что любили пить шампанское. А по молчанию зала непонятно: наливать уже? или уже не наливать?! Хотя, известен случай, что в антракте единственная коричневая кожанка, среди сотен черных поинтересовалась: закончено ли одно пикантное дело? И если нет, то – сию же минуту! – надо закончить. Оказалось – нет! Дело еще живет! Но совсем молодой пацан, в только что сшитой, ядовито-скрипящей, как ботинки биндюжника, кожанке, стал умолять Крика позволить ему досмотреть бенефис. Ему интересно было узнать, что будет во втором отделении, чем закончиться этот шухер? В другой ситуации Беня имел бы что сказать – но, видимо, и ему первое отделение легло на душу. И он кивнул в знак согласия. И направился смотреть, что будет дальше.
А черный зал затаил дыхание. Муха не пролетит: убьют ни за что - просто за шорох! Замри - и дай досмотреть! И досматривали, до конца. А потом – каждый по своим делам: кто прошвырнуться по Александровскому - и далее – бульвару, кто в малину, а кто – тссс! – на дело…
Под занавес никто речей не толкал. Это моветон. Сотоварищи все хорошо понимали. Особенно, Беня Крик. Понимали и бенефицианты. Кто проваливал прослушивание – отправлялся - под скрып – именно так! - башмаков на вокзал, или в какой-нибудь захудалый театр – подальше от Дерибасовской.
А кто проходил – о, счастливчик! - обнаруживал у входа телегу, груженную подарками от благодарных одесситов. А на телеге все, как на свадьбе сестры Бени Крика. Все, что пенистый прибой выносит на одесский берег: «…Пузатые бутылки ямайского рома, маслянистая мадера, сигары с плантаций Пирпонта и апельсины из окрестностей Иерусалима…».
И, конечно, бенефис в Городском (Оперном) или других театрах Одессы.
Комментариев нет:
Отправить комментарий