ПРОШЛО СТО ЛЕТ

03.11.19

Мирон Я. Амусья,

профессор физики

Прошло сто лет…

(Личные воспоминания о встречах с академиком Халатниковым)

Нужно было, чтобы Сталин умер, чтобы я стал доктором наук. Нужно было, чтобы Хрущева сняли, чтобы я стал директором института.

Из интервью И. Халатникова, Радио Свобода, 24.10.14

Большинство людей обладают комплексом неполноценности. И не могут тебе простить доброту. Люди за нее мстят.

Из того же интервью

Я уже писал, что, занимаясь теоретической физикой, работая массу лет в ФТИ им. Иоффе в Ленинграде/Петербурге, а затем и в Еврейском Университете в Иерусалиме, я никогда не мог пожаловаться на отсутствие ярких, удивительных, да и хорошо известных буквально во всём мире людей вблизи себя. С одними связывала и связывает длительная дружба, с другими – кратковременные пересечения, оставляющие глубокие, важные борозды в моей душе и голове. Буквально несколько дней назад в своей статье «Десять лет спустя» я упомянул поразительное явление – академик Б. Е. Патон (с ним я очень кратко, но впечатляюще для меня пересёкся десять лет назад) на 101^ом году жизни продолжает быть президентом национальной академии наук Украины. А занял он этот пост в 1962^ом!

А 27 октября свой столетний юбилей отметил в институте теоретической физики им. Л.Д. Ландау, в Черноголовке, Исаак Маркович Халатников. Этот институт он организовал, и стал его директором в 1965. Небольшой по численности (менее 100 человек), ИТФ предсказуемо оказался очень крупным, просто звёздным, по вкладу в науку. Достигнуто это было благодаря тщательному отбору сотрудников и свободе воли в выборе тематики работы и месте её проведения. Эта свобода в выборе места работы, как только власти разрешили выезд заграницу, включила и через граничное совместительство, т.е. возможность получать нормальную оплату заграницей, заметную часть времени проводя, тем не менее, сначала в СССР, а затем – в РФ. Сам Халатников был страстным адептом такой системы, и сколько мог, оставаясь директором ИТФ до 1992, её насаждал, пытаясь даже создавать филиалы своего института за границей.

Эта идея всемирной институции на базе оголодавших научных работников СССР/РФ тогда носилась в воздухе, но личные интересы сотрудников (имею в виду не только ИТФ), а также крайне низкий уровень оплаты труда научного работника в РФ, в особенности в сравнении с другими социальными группами, ощущение полной нестабильности всей системы, не только науки, но и всего государства РФ, не способствовали «челночному» образу жизни. Не всегда стремились приобретать «челноков» и западные работодатели. Как объяснял мне году в 1992 В. Хеннинг, директор отделения Аргоновской национальной лаборатории: «Мы хотим иметь работника полностью за полную оплату, а не половину работника за половину оплаты». Какая-то часть сотрудников, тем не менее, не порывала связи с альма-матер, а в применении к особо ярким и зарубежные работодатели проявляли терпимость к сохранению таких связей.

Сам И. Халатников – один из виднейших физиков-теоретиков мира, ученик и близкий сотрудник Л. Ландау, известен своими работами в целом ряде областей физики. Я хорошо запомнил работы 1954, совместные с Ландау и А. Абрикосовым по электродинамике, где суммирование бесконечных последовательностей Фейнмановских диаграмм привело к парадоксальному результату, названному «московским нулём», т.е. к демонстрации того, что в результате возбуждения электрон-позитронных пар из вакуума, внесённый заряд экранируется до нуля! Другая работа, которую Халатников докладывал на семинаре теоретиков в ФТИ в самом начале 70^х, была связана с неустойчивостью кривизны пространства-времени в общей теории относительности, когда, начиная с каких-то критических значений, кривизна растёт без увеличения масс, первоначально вызвавших исходную кривизну. Это явление получило название сингулярности Белинского – Халатникова - Лифшица.

Ближе мы познакомились, когда Халатников (сотрудники за глаза звали его «Халат») приезжал несколько раз в ФТИ членом проверяющей научную работу комиссии АНСССР. Халатников оценивал работу теоретиков, так что я несколько раз выступал перед ним. От его одобрения, замечу, зависело спокойное продолжение работ. Помню, однажды он вошёл в мою комнату, когда я проводил семинар. На приглашение поучаствовать, он ответил отказом: «Там, где проводят семинар, проверяющим нечего делать».

Премию А. фон Гумбольдта Халатников получил на год позже меня, и мы вместе с жёнами (его жена, Валентина Николаевна Щорс, умерла в 2005) провели вместе три дня на 20^ом симпозиуме для лауреатов, который проходил с 18 по 21 марта в великолепном отеле «Бахмайер на озере» в Роттах-Эгерне, вблизи Мюнхена. Всего от РФ было три человека. Всё свободное время, а его было немало, мы двумя семьями проводили вместе. Халатников делился своими идеями по обеспечению выживания российской науки за счёт международного совместительства, планами создать эдакий виртуальный институт, на базе реального ИТФ, рассказывал мне, не члену академии, весьма откровенно её закулисные проблемы. Третьим от РФ был, увы, рано умерший, талантливый научный работник, которого тогда только недавно избрали в член-корреспонденты. Для него открытость Халатникова при не-члене академии, была явно неприятна. Так что треугольника не получилось, а наше с Исааком Марковичем общение продолжилось, и было явно взаимно приятно. Помню, что мы обсуждали идею отъезда из России на постоянную работу и жительство, но тогда Халатников это отвергал.

Когда я познакомился с А. Абрикосовым в США, он упрекал И. Халатникова в том, что, говоря одно, он делает другое, фактически на Западе работая. Поскольку Алёша был щедр на капли дёгтя, его словам значения я не придал. Но в 1999, по дороге от лифта с тем, чтобы идти к Ю. Неэману, столкнулся у его кабинета с выходящим оттуда Халатниковым. Короткая беседа втроём не оставила сомнений в том, что он работал в Тель-Авивском университете по той же программе, что и я в Иерусалимском. Программа эта была инициирована Неэманом. В хайфском Технионе на этой же позиции ряд лет был и Л. Питаевский. Знаю, что от предложения занять сходную позицию отказался лишь академик В. Гольданский, с которым, кстати, был неплохо знаком. По смыслу, а может быть, даже и формально, точно не помню, принятие профессорской должности по этой программе предусматривало принятие израильского гражданства. И Халатников, и Питаевский от этого увиливали. Халатников свои приезды, мягко говоря, не афишировал, а Питаевский в 1998 перебрался в весьма посредственный Трентский университет. Замечу, что заинтересованный их работой в Израиле, Неэман помогал им, сколько мог избежать следования формальным требованиям.

Я много думал о том, почему эти яркие научные работники, евреи, увиливали от естественного шага – принятия гражданства Израиля, а Гольданский даже отказался занять должность. Полагаю, что Гольданский и Халатников привыкли быть вблизи власти, в руководстве мощной организации, играющей важную роль в жизни СССР. Вот вся эта высокая «тусовка», когда ты участник важных или квазиважных на самом деле собраний, когда ты где-то в первых рядах большого зала, а сам главный начальник выступает с трибуны прямо перед тобой – потерять это, или даже рискнуть этим было выше их сил. А в Израиле – простор для работы, но ни тебе походов в гости к высокому начальству, ни даже участия в собраниях, где выступает руководство страны. А само начальство-то меняется довольно часто, что тоже выросшим в советской системе было непривычно. Наверное, для некоторых близость власти - это как наркотик, и вызывает придыхание и привыкание.

С сожалением отмечаю, что ни работа в Израиле, ни премия Гумбольдта, то есть то, что в труднейшие для РФ годы позволяло жить безбедно, в биографиях Халатникова, включая помещённую в Википедии, не упоминается. Как опущен израильский период жизни Питаевского, который, однако, отмечает, что он и итальянский физик. Не скрою, обидны эти манёвры, но за талант, как И. Губерман Д. Быкова, считаю уместным этих ярких людей простить.

Это счастье – дожить до глубокой старости, не только сохраняя ясный разум, но и успешно работая. Особый, ещё и психологический рубеж – это столетие, поскольку до библейских 120 из известных мне людей никто не дотянул. А 100 – это просто призыв долгожителя к другим – следуйте моему примеру. И тогда сможете в 88 написать, как Халатников, замечательную по стилю и содержанию книгу, как его «Дау, Кентавр и другие» (М. Физматлит, 2007. – (Top non-secret), 224 рр.), или в 97 дать интервью (коль возьмут), примером чего является двухчасовая беседа И. Халатникова с журналистом Н. Сейбиль, записанная 8 июня 2016. Примечательно, что в этой беседе сразу заходит речь о николаевском законе призыва евреев в российскую армию. Халатников называет даты, а журналист уверенно исправляет, допуская ошибку. Но интервьюируемый, после небольшого раздумья, стоит на своём. Желаю Исааку Марковичу Халатникову ещё долгие годы, пусть всего до 120^ти, оставаться ярким примером, устанавливающим стандарты того, к чему стоит стремиться - по научным результатам и возрасту.

Иерусалим

ПС Это ссылка на празднование столетия Халатникова на странице в Фейсбуке:

https://www.facebook.com/pages/category/Scientist/Khalatnikov-100-103857964370405/

ППС Впервые опубликовано http://club.berkovich-zametki.com/?p=51869