Ефим Гальперин: «ЖЕ»
Жара. Пятнадцать лет назад…
Соединённые Штаты Америки. Флорида. Городок Сарасота. Офис Службы социального обеспечения. Задрипанный, провинциальный. Вентиляторы под потолком лениво перемалывают горячий воздух. Три десятка людей в очереди буквально расплылись на узких стульчиках, расставленных под стенкой по периметру комнаты. Знаете, эти идиотские железные стулья в присутственных местах с такими деревянными подлокотниками. Наверно, ещё со времён Великой американской депрессии.
Я старательно откладывал визит. И только почуяв, что ещё день-два и я пролетаю, я собрал силы… Встал ни свет ни заря и двинулся в центр городка, чтобы успеть к открытию офиса.
В забегаловке на углу я успел выпить стакан горячей бурды, гордо именуемой хозяевами coffee. И был ещё бублик с липнущей к зубам замазкой, выдаваемой ими же за cream cheese (сливочный сыр из коровьего молока). Попутно даже удалось освежить свой примитивный английский. Там валялась оставленная кем-то местная газетка. Полистал. Было в ней про серийного убийцу. «Бешеный Билл». Мотается, мол, такой-сякой по Техасу и стреляет в кого ни попадя.
С очередью в офисе мне повезло. Оказался в первой десятке. Это были ещё старые добрые времена. Ни старичка-охранника с пистолетом на боку, ни рамок металлоискателей. Просто входишь с улицы. Кстати, думаю, в том захолустье ничего не изменилось. И кондиционеры, наверное, тоже ещё не появились.
Гудят под потолком вентиляторы. Жужжат прорвавшиеся каким-то образом в офис мухи. В углу на стуле храпит толстая женщина.
Белобрысый клерк в очёчках, жёлчный и от этого худой, лениво, сквозь зубы, разговаривает с очередным просителем. Душно. Хочется пить. Но питьевой фонтанчик вдали по коридору и вполне может быть, что если я выйду к нему, то не услышу свой номер и потеряю очередь.
А графин на столе у клерка полон воды. Он наливает её в стакан и цедит между редкими жёлтыми от курения зубами. А ещё он цедит свои вопросы к просителю. Лениво и пренебрежительно. А что?! Он тут бог и царь.
Самое время подремать. Прикрываю глаза.
В конце февраля 2000 года, в условиях разгулявшейся метели и порождённого ею неврастенического кризиса я был с применением технических средств перенесён со среднерусской возвышенности в район низменности на берегу Атлантического океана и в настоящее время подвергаюсь многостороннему эксперименту на биологическое и умственное выживание. А проще говоря, по вызову родного дяди, эмигрировал я из Киева в Нью-Йорк. С женой… Да. В университете к молоденькому аспиранту пришла на пересдачу зачета нерадивая студентка… Так что с нами приехали две дочки-погодки дошкольного возраста.
Десантирование прошло нормально. Дядя помог с квартирой, с хождением по разным офисам. Сдал я на право вождения автомобиля. Пошёл на курсы английского. Зарегистрировался на получение временного пособия по безработице и начал оглядываться по сторонам. Как-никак программист же...
И тут ба-бах! Жена закрутила любовь и в один прекрасный день переехала с дочками к «человеку, который её понимает» (ох, права была моя покойная мама). Некий рыжий Юра-одессит, который был старше «девушки» на целых пятнадцать лет… Тоже иммигрант, но с большим стажем и уже с бизнесом и домом.
Короче, девушкой было мне озвучено, что я мудак, безвольный идиот... Легко внушаемый тип. И что в интересах дочек не общаться со мной, чтобы не перенять все эти качества.
И, представьте себе, я оказался, действительно, легко внушаемым…
— Потерялся! — скомандовала она. И я потерялся…
Тихо отполз. Бросил курсы, с дядей рассорился… Обнаружил себя на легендарном Брайтоне, снимающим койку в какой-то трущобе. В комнате ещё трое… Запил ли? Да, пил. Если кто-нибудь угощал. А так целыми днями слонялся без дела по улочкам. Сидел на берегу, тупо глядя в Атлантический океан, омывающий этот самый легендарный Брайтон. Сосед по комнате, бывалый алкаш из Питера, каким-то чудом занесённый в Нью-Йорк (сбежал с российского танкера) говорил, что если прямо заплыть, никуда не сворачивая, выплывешь на Португалию. Прямо на пляж города с названием Порто. От которого, мол, название «портвейн» и пошло.
Вот говорят, что эмиграция это состояние как при гриппе. Какой, к чёрту, грипп! Это шизофрения, паранойя и всякое такое в одном стакане. Разве что раздвоение личности не наблюдается. Потому как вариант, что, дескать, одна осталась там, а со второй ты оказался здесь… Хер! Здесь тебя нет. Ты умер.
Изредка соседи по комнате делились подворачивающейся работой по загрузке-выгрузке. И честно распределяли заработанное. Так что мне на жизнь хватало. Да ещё у меня был welfare (социальное пособие беднейшим категориям). Брился я каждый день и раз в неделю стирался в ближайшем laundromat (Прачечная самообслуживания. Стиральные машины с монетоприёмниками).
А между тем наплывала осень. Шляться по улицам и сидеть у океана становилось зябко. Тот же алкаш из Питера начал ныть, что он, мудак, вовремя на карту не поглядел. Гольфстрим, оказывается, вдоль Нью-Йорка не течёт. Отклоняется же, бля, в океан. И всё твердил, что на зиму надо обзаводиться кальсонами.
А тут другой сосед по комнате, шустрый еврей из Винницы, известный своими авантюрами и обеспечивающий нам большинство подработок типа загрузка-выгрузка, рассказал мне, что сговорился с одним старым американцем, уезжающим жить во Флориду, перегнать тому своим ходом любимый его автомобиль.
— Чего тебе здесь мерзнуть? Поехали! — позвал он, — Составь компанию!
Так что рванул я с ним из насморочного Нью-Йорка… На машине с открытым верхом! Да-да. Это был роскошный красный «Кадиллак»! Да ещё и «Девиль». Ах, какая там подвеска. Сидишь будто на диване. А вокруг Америка стелется. Ну, просто «сбыча мечт». Тем более, что Шустрый дал пару раз порулить. А ещё он рассказывал, что есть во Флориде пляж с совершенно белым песком.
Чёрт! Всё-таки после этого бублика с их cream cheese пить хочется… И раздражает тихое постукивание рядом. Это сосед по очереди, который сидит справа, выбивает пальцами дробь по деревянному подлокотнику…
Да, так про что это я… Доехали мы, сдали машину этому старику. Полотняный костюм с жилетом, бутылка пива в руке и сигара в зубах. Американец…
Шустрый звал с собой в Майами. Но я хотел на пляж с белым песком. А это уже Мексиканский залив. Так что отстегнул мне компаньон из своего гонорара за перегон авто сто пятьдесят долларов, и мы расстались. До городка Сарасоты я добрался автостопом. Hitch-Hike. Знаменитый жест — рука с оттянутым большим пальцем.
И залёг я, значит, на белом песке. Б-е-е-л-о-м!
Купался ли? Не помню. Хотя… Помнится, лежал на спине в воде. Пытался утонуть. Вода выталкивала. А так чтобы преодолеть сопротивление водной среды… Даже на такое малое усилие меня не хватало.
Было тепло. Спать можно на пляже. Еда стоит копейки. Но они, эти «копейки-центики», всё-таки подходили к концу. Так что надо было продлевать пособие по безработице. А то, чего бы я припёрся в этот сраный офис изнывать от жажды. А ещё рядом этот нервный сосед. Как заведенный, бля! Стучит и стучит. Что-то вроде «тади-тади-ди-та».
— Fucking drummer! (гребаный барабанщик) — проносится в моей голове.
О! Ловлю себя на том, что, оказывается, подумал-то я это сразу же на английском языке. Делаю успехи!
Осторожно кошу глазом на соседа. Кривая бородка, шрам на щеке и когда-то белая повязка на глазу. Ну и публичка же вокруг…
Прикрываю глаза и опять вползаю в дрёму. И вдруг как током… О-п-а-а! Так это же о нём я читал утром в газетке, когда пил кофе в той забегаловке на углу. Бешеный Билл! Шрам на левой щеке, отсутствие левого глаза. Психопат! На нём куча убитых… Погоди, там писалось, что он гуляет по Техасу. А тут вроде бы Флорида?
Из-под полуопущенных век, изо всех сил делая вид, что сплю, ещё раз бросаю взгляд на соседа. Всё сходится: Шрам на левой щеке, отсутствие левого глаза. У ног в стоптанных ботинках (каблук левого скошен. Как раз это, я запомнил, было написано в газетке) стоит сумка. И распирает её явно длинный предмет… Вполне может быть винтовка АR-15. Именно из такой, как писалось в той заметке, он и крошит… Направо и налево.
Жужжание вентиляторов и мух. Ленивый голос клерка. Бормотание посетителя. Храп женщины в углу. И «тади-тади-ди-та» по подлокотнику. И ведь негромко же постукивает. Слышно разве что мне одному. И стучит он… Левой рукой! Да, так и написано в газетке, что левша…
Тут, смотрю, клерк закончил разговор с очередным посетителем, но пока что «Следующий!» не кричит. Медленно, сквозь зубы, цедит воду из стакана.
Я поднимаюсь, пересекаю офис, подхожу к клерку, наклоняюсь к его уху и шепчу, стараясь не привлекать внимание публики:
— Извините, сэр, но мне кажется, что вот тот джентльмен нервничает. Не будете ли вы так любезны принять его в первую очередь.
— Чего?! — вопит клерк во весь голос, — Что значит «в первую очередь»?! Вы мне будете указывать кого мне вызывать!
Я ему опять тихо-тихо:
— Что вы, сэр. Я не указываю вам. Упаси Бог. Просто человек, видно, торопится… Нервничает… Я же… Просто… Я хотел…
— «Я хотел»?! Кто вы такой! Что вы себе позволяете?! — орёт клерк.
А тут ещё взрываются посетители:
— Что за хрень?! Почему без очереди?! Умный нашёлся! Пусть идёт в жопу!
— Да я не за себя прошу, — пытаюсь объясниться я, — Человек, видно, торопится…
Перестав храпеть, в хор протестующих вливается своим басом толстая женщина:
— «Торопится»… Он, что, особенный?! Эй ты, грёбаный заступник, пошёл на хер! А то, вообще, потребуем, чтобы тебя вышвырнули из офиса.
В принципе идея неплохая. Я бы и сам с удовольствием… А действительно, почему я не вылетаю из этого сраного офиса, как пуля? Почему?! Ладно, не как пуля. Слово «пуля» — это слишком прямая ассоциация. Просто. Я беру и выхожу. Спокойно! А уж потом, понятно, понесусь как угорелый подальше от…
Так ведь нет же! Же! Я идиот! Потому что, как завороженный, возвращаюсь на своё место. Под негодующие крики очереди... Опять же слово «очередь», учитывая упомянутую в той заметке полуавтоматическую винтовку АR-15, ещё одна не менее прямая ассоциация.
Вы представляете... Я… Возвращаюсь на своё место... Которое рядом с Бешеным Биллом! Может, это у меня полная атрофия воли типа: «Как бы найти в себе силы найти в себе силы»? Или заклинило мозги от страха? А то и просто любопытство музыканта. Мол, как дальше пойдёт развитие заявленной музыкальной темы:
— Тади-тади-ди-та.
В детстве меня, как и положено еврейскому мальчику, отправили учиться в музыкальную школу «на скрипку». Увы. На прослушивании члены комиссии единодушно покачали головами, отказывая мне в наличии музыкального слуха. Но настойчивая мама (кстати, мать-одиночка) качнула права. И целых три года я был достопримечательностью той музыкальной школы. Ещё бы, «еврей, играющий на балалайке».
Подходя к своему стулу, я встречаюсь взглядом с одноглазым соседом. Он даже на мгновение перестаёт барабанить… Смотрит.
А публика всё не может успокоиться. Покрикивают. Да, видно, жара притупляет в людях чувство самосохранения. А ведь в воздухе просто висит же… Же! Ох, люди, люди…
Я сажусь.
Важно, что поглядев на соседа в упор, я окончательно убеждаюсь — это он, тот самый человек, описанный в газетке. Но почему эта «гроза Техаса» оказался в сонной Флориде?! А может у него есть какое-то дело в здешнем офисе соцобеспечения? Может ему, как и мне, надо продлить получение food stamps (продовольственные талоны). Ладно, оказался так оказался. Ему надо. Но, чёрт побери, почему здесь я?! И именно в это же время!
— Тади-тади-ди-та, тади-тади-ди-та, тук-тук.
Ну, что же ты колотишь и колотишь, соседушка?! Такой себе до мажор. Хотя, как для меня, это звучит в ре минор. И мой внутренний голос истошно вопит, что это же барабаны судьбы!
Очередной посетитель отходит от стола клерка. Я поднимаюсь…
— Э-э-э… Сэр… — обращаюсь я к клерку и рукой указываю на соседа, — Ну, пожалуйста. Человек… Это-о-о… Же… Он торопится.
Опять недовольно гудит очередь. И эта толстая женщина в углу перестаёт храпеть. Гулко прокашливается. Готовится вступить в это музыкальное произведение своим низким басом… А пока что фальцетом вступает клерк:
— Сядьте! — выкрикивает он, — Ещё одно слово, мистер, и я лишу вас appointment! (приёма) И не только на сегодня!
Я сажусь. И нарастающий темп постукивания меня затягивает, как в воронку.
А уже пошло allegro:
— Тади-тади-ди-та, тук-тук…
По всем правилам, которые я учил на уроках по теории музыки у педагога Мирры Яковлевны Шнейгельсон, мир её праху, самое время вступить какому-то мощному музыкальному инструменту. Роялю, контрабасу, литаврам…
— Тади-тади-ди-та. Тади-тади-ди-та, тади-тади-ди-та…
Слава Богу, что захлёбываясь в синкопах, сосед не выходит на крещендо.
— Синкопой называется, — говорила Мирра Яковлевна, — смещение ритмического ударения с сильной доли на слабую.
А недавно, когда учил английский, я наткнулся на это же слово в медицинском контексте. Оказывается, синкоп — это когда глубокий обморок с потерей сознания.
Вот-вот. Я как раз уже близок к этому состоянию, потому что сосед перестаёт возиться с синкопами. Опять же, помню, наш учитель по балалайке Иван Иванович Шпудейко перед каждым полугодовым отчётным концертом всегда причитал:
— Ой, ребятки, мы динамично движемся к пиздецу.
Мне было девять лет, когда я впервые услышал это выражение (как и само слово «пиздец») и вот только сейчас и здесь я осознаю его смысл.
Потому как сосед именно динамично наращивает темп…
И при этом, странно что… Время остановилось! Замерло.
Барабанщик от vivace, переходит к presto и, наконец, бурно и мощно к prestissimo:
— Тра-та-та-та. Та-та! Т-а-а-а-а-а!
Крещендо…
Я падаю на пол за мгновение до пронзительного вопля вскакивающего соседа. Прикрываю голову руками. Но разве это может спасти?!
Звучит «вжик», раскрываемой на сумке молнии, затем щелчок предохранителя и лязганье затвора.
Ор. Вой. Грохот автоматных очередей. Шум бегущих и падающих тел. Звон разлетающихся стёкол.
Bang bang, he shot me down, Bang bang, I hit the ground… (Пиф-паф, он убил меня наповал, пиф-паф, я упал — он метко стрелял) — эти слова из песенки почему-то крутятся у меня в голове.
Помещение наполняется пороховым дымом. Рядом со мной падает срубленная очередью лопасть вентилятора. И наступает тишина.
Вдали у стола распластался мёртвый клерк. Вода из расколотого графина образовала лужицу у его головы. В лужице его очки. Вдали на полу ещё несколько тел. Толстая женщина, та что с низким басом, ползёт к двери. Молча. А перед моим носом стоптанные башмаки соседа. Каблук левого скошен.
Bang bang, that awful sound, Bang bang, my baby shot me down… (Пиф-паф, этот хлопОк необычно звучал. Пиф-паф, мой дружок убил меня наповал) — навязчиво бьётся в голове песенка. Постой! Но это же песня из нелюбимого мною фильма «Kill Bil!l («Убить Билла»). Би-и-и-л-л! Нет! Нет! Ну, нельзя же человека перед смертью ошарашивать совсем уже лобовой ассоциацией!
А между тем этот самый левый башмак этого самого Билла тычется мне в бок. Я поднимаю голову.
Дуло винтовки ещё дымится. Таки да, это АR-15. Видел я такие в кино.
Мой сосед своим одним глазом смотрит на меня. А я, своими двумя, прощаясь с жизнью, смотрю на него…
И тут…
Он протягивает мне руку. Помогает встать:
— You are a cool dude! (Ты клёвый чувак!) — говорит он, улыбаясь, — A cool dude! Я давно не встречал такого приличного человека, — он отряхивает мои плечи от штукатурки, во время стрельбы насыпавшейся с потолка, подмигивает и выдаёт сентенцию:
— Be careful with patient people. When they run out of patience, they burn not ships. Ports! («Будьте осторожны с терпеливыми людьми. Когда у них заканчивается терпение, они же сжигают порты, а не корабли»)
Затем сосед, не спеша, кладёт винтовку в сумку, затягивает молнию, вскидывает сумку на плечо и исчезает в дверях.
Минут через пятнадцать завоют, подлетая, полицейские машины, но Бешеного Билла и след простыл.
--------------------------
Две недели со мной беседовали в полиции. Всё хотели узнать — не приятель ли я Биллу. Потом, наконец-то, оставили в покое. Даже извинились.
И тут…
Же! Же! Же! Меня чудом разыскал сокурсник по университету, Слава Г. Да что там разыскал. Вцепился так, что даже оплатил мне перелёт сюда, в Силиконовую долину, и проживание на первые полгода. Поручился за меня в Google, где он тогда уже работал. Меня взяли! Потом было несколько удачных проектов. И теперь, спустя пятнадцать лет, я владею уважаемой здесь фирмой. А мой друг Слава Г. в ней вице-президент. У меня дом, чудная жена и пара звонких мальчишек. Я же cool dude!
Да, если вдруг кого интересует… Рыжий Юра-одессит всего полгода терпел разговоры про своё ничтожество. А потом выпер девушку. А может просто сменил её на очередную эмигрантку. Помоложе и без прицепа в виде детишек. Так что дочек я забрал к себе сразу. Сейчас они оканчивают Стэнфорд. А бывшая жена? Да живёт в соседнем городке. Boyfriend у неё американец, настоящий redneck («Красношеий» — жаргонное название жителей сельской глубинки США). Плотник. По субботам пьёт пиво и «учит её жизни». Да так… Приходится мне, правоверному еврею, нарушая святость Шабата, брать телефон, выслушивать вопли, ездить и укрощать обоих.
Что до Бешеного Билла… Он, оказывается, ветеран войны во Вьетнаме. Обиженный ветеран! Помнится, в новостях… Месяца три спустя после моей с ним встречи, где-то уже в штате Аризона, на очередную его «партию на барабане» полиция успела. Окружили, Предложили сдаться. Он застрелился.
Да, и ещё… У меня в кабинете стоит небольшой барабан. И изредка я балуюсь.
—Тади-тади-ди-та".
Но никогда не довожу до presto. Сбиваю синкопами.
Комментариев нет:
Отправить комментарий