ЖИЗНЬ И ГИБЕЛЬ «СИОНСКОГО МУДРЕЦА»
Пролог
Я считаю ниже своего достоинства опровергать «Протоколы сионских мудрецов». Для всякого не потерявшего элементарного психологического чутья ясно при чтении этого низкопробного документа, что он представляет наглую фальсификацию ненавистников еврейства.
Н. А. Бердяев (1938)
Россия стала родиной самого современного кровавого навета, сочинения «Протоколы сионских мудрецов». 24 «протокола» - подложный документ, в котором излагаются планы евреев по установлению мирового господства и разрушению христианского мира. В 1905 году разразилась Первая русская революция, и в том же году религиозный писатель-антисемит С. А. Нилус опубликовал полный текст «Протоколов». Книга скорее всего была написана или скомпилирована полицейским М. В. Головинским по инициативе начальника международного отделения царской охранки в Париже и вице-директора Департамента полиции в 1905 – 1906 годах П. И. Рачковского.
Октябрьская революция внесла коррективы в миф о «заговоре сионских мудрецов». В документе, якобы найденном у убитого командира Красной Армии, еврея Зундера (Цундера) в 1918 году, «еврейский заговор» отождествляется с Октябрьской революцией. Осовремененная подделка прибыла в 1919 году в Берлин благодаря деятельности двух белоэмигрантов, офицеров и черносотенцев П. Н. Шабельского-Борка и Ф. В. Винберга. По мнению английского исследователя Нормана Кона, высказанного в книге «Благословение на геноцид: миф о всемирном заговоре евреев и «Протоколы сионских мудрецов» (1967), Винберг познакомился с первым переводчиком «Протоколов» на немецкий язык Людвигом Мюллером. В Берлине Винберг и Шабельский-Борк сотрудничали в ежегоднике «Луч света», третий номер которого (май 1920 года) содержит полный текст книги Нилуса. Все номера ежегодника навязчиво толковали о наличии еврейско-масонско-большевистского заговора, как и книга самого Винберга «Крестный путь», которая была переведена на немецкий язык. На немецком языке Винберг осуждал Веймарскую республику и Советскую Россию и «объяснял» их сходство: «Общая связь и нашей, и немецкой революции заключается в том, что оба государственных переворота совершены искусственным путем, посредством мировой, всюду раскинутой сети интриг и тайных происков еврейско-масонских организаций. В этих организациях масонство низшими слоями своими играет роль слепого орудия знаменитого «Всемирного еврейского совета», а высшие слои (степени) масонства совершенно поглощены и заполнены евреями, так что высшее управление сосредоточено исключительно в еврейских руках». Все эти рассказы о еврейских заговорах звучали на немецком языке. Распространители имели все основания полагать, что в Германии «Протоколы» будут иметь успех.
Как отмечает Кон, «если с момента основания в 1919 году нацистская партия уже отличалась безудержным антисемитизмом, то ненависть к русскому коммунизму захлестнула ее лишь в 1921-1922 годах, прежде всего, очевидно, благодаря будущему идеологу нацизма Альфреду Розенбергу. Он (латвийский немец. – А. Г.) стал связующим звеном между русскими антисемитами-черносотенцами и германскими антисемитами-расистами». Уже в 1920 году Германию наводнили сотни тысяч экземпляров «Протоколов» и комментариев к ним. Первое издание составляло 120 тысяч экземпляров и разошлось мгновенно. Российский антисемитизм обогатил германский. Новая порция клеветы породила новое кровавое антиеврейское шествие по Европе. В 1922 году от рук убийц-германских националистов пал министр иностранных дел, еврей Вальтер Ратенау, названный ими «сионским мудрецом». Розенберг в памфлете «Чума в России» утверждал, что Ратенау и ему подобные «уже давно созрели для тюрьмы и виселицы». Эта его статья была напечатана многими газетами за две недели до убийства министра.
В 1923 году Розенберг издал книгу, озаглавленную «Протоколы сионских мудрецов и еврейская мировая политика», которая за один год выдержала три издания. «Менее чем за два года после прихода Гитлера к власти – пишет Кон – интеллектуальный и нравственный уровень в Германии упал так низко, что министр просвещения смог объявить «Протоколы» одной из главных книг для чтения в школах». Эта подделка заняла почетное место в системе воспитания ненависти к евреям. Гитлер приветствовал «Протоколы», хотя задолго до написания «Майн Кампф», в 1921 году корреспондент лондонской «Таймс» в Стамбуле Филипп Грейвс уже доказал, что эта книга - фальшивка. «Распространение еврейского народа, на котором основано его существование во все времена – писал Гитлер в «Майн Кампф», - показано самым великолепным образом в «Протоколах сионских мудрецов», которые евреи так ненавидят». Нацисты подхватили и возвеличили легенду об опасности еврейского засилья, унесшую жизни сотен тысяч евреев. Холокост стал реальным и чудовищным ответом мирового расового антисемитизма на мнимые попытки евреев по установлению мирового господства, зафиксированные в «Протоколах сионских мудрецов».
Публицист и издатель Владимир Бурцев (1862-1942), заслуживший за разоблачения секретных сотрудников, провокаторов царской охранки, прежде всего Е. Ф. Азефа и Р. В. Малиновского, прозвище «Шерлока Холмса русской революции», опубликовал в 1938 году в Париже книгу «Протоколы сионских мудрецов: доказанный подлог». В ней он так охарактеризовал «Протоколы» и их связь с наступающим нацизмом: «Сионские Протоколы» могли оказаться своего рода откровением для тех, кто искал в еврействе виновника Мировой войны, всех революций. Козел отпущения за все грехи человечества был найден. «Сионские Протоколы» должны были объяснить все беды наших мрачных дней. И вот «Сионские Протоколы» стали настольною книгою антисемитизма. В руках Гитлера и «наци» они стали оружием бешеной травли против еврейства». Подлог стал реальным кошмаром для евреев во время Второй мировой войны.
Успех разоблаченной фальсификации, такой примитивной книги, как «Протоколы сионских мудрецов», в России и особенно в Германии, требует объяснения.
«Величайшее из новых событий – что «Бог умер и что вера в христианского Бога стала чем-то не заслуживающим доверия – начинает уже бросать на Европу свои первые тени» - писал Ницше в книге «Веселая наука» в 1881 – 1882 годах. Ослабление авторитета христианской религии привело к превращению христианского антисемитизма в расовой. Процесс начался с появления книги Вильгельма Марра «Победа иудейства над германством, рассматриваемая с нерелигиозных позиций» (1879), впервые использовавшего термин «антисемитизм».
Разочарование в авторитете Бога вызывает у критиков желание сосредоточиться на его антиподе – дьяволе. Могущество Бога переносится на противоположный полюс – могущество сатаны. Правление сатаны просто объясняет сложные явления происходящих трансформаций. Демонизация евреев упрощала восприятие трудностей, зла и страданий, причиненных революциями и войнами. Люди выдумали дьявола. Затем они сочинили продажу несуществующей души несуществующему дьяволу. Но дьявол и душа были малоубедительнымии созданиями. Для иллюстрации зла требовалось что-то более материальное.
В 1921 году аналитик газеты «Дойче фолькише блеттер» представлял Ратенау как порождение дьявола: «Вы распространяете вокруг себя сатанинскую справедливость, разворачиваете сатанинскую деятельность, прославляете сатанинскую нравственность». Ненавистному Ратенау приписали «сатанинскую справедливость и сатанинскую нравственность». Молодая нацистская партия находила новые удивительные и парадоксальные характеристики будущего министра. В турбулентных потоках сознания времен революций и войн заключена растерянность, неуверенность в себе, потеря устойчивости и привычных идеалов. Для ориентации в критических ситуациях людям необходимо нарисовать злу лицо. Такое лицо проще находить в чуждых лицах евреев. Для противостояния злу человеку необходимо придать ему антропоморфную, человекообразную форму. Евреям приписали облик разрушающей добро и благополучие хитрой и жадной чертовщины. В статье «Христианство и антисемитизм (религиозная судьба еврейства – 1927)» Бердяев писал: «Ненависть к евреям часто бывает поиском козла отпущения. Когда люди чувствуют себя несчастными и связывают свои личные несчастья с несчастьями историческими, то они ищут виновного, на которого можно было бы все несчастья свалить. <…> Нет ничего легче, как убедить людей низкого уровня сознательности, что во всем виноваты евреи».
Примитивизм приписывания всего наличествующего зла евреям можно продемонстрировать с помощью примера из труда швейцарского философа Рихарда Авенариуса (1843-1896). Абориген, не знающий, что такое газета, впервые видит белого, долго ее читающего. Абориген не понимает действий белого. Он напряженно думает и приходит к ошибочному выводу: белый лечит глаза. Вывод демонстрирует интеллектуальную пропасть между аборигеном и белым и полное непонимание первым второго. Обычный человек стремится не думать и выбирает концепцию мирового порядка, требующее меньше всего мысленных усилий. Он мыслит упрощающими жизнь стереотипами. Намного сильнее проявляются схематизация и упрощение и обнажается агрессивность, если по отношению к ненавистной нации или религии накоплены вековые предрассудки.
«Протоколы сионских мудрецов» аккумулировали нерелигиозную ненависть. Веками евреев преследовали за их веру. Новый путь «торможения» евреев, нивелирования их успехов в образовании, бизнесе и общественной деятельности требовал нового подхода – обвинялась не религия, которую можно сменить и которая уже перестала играть роль доминанты, а кровь. Фатум крови тяготел над евреями, и в их крови было «найдено» стремление к захвату власти в мире, обнаружено генетическое проклятие. Евреи были представлены как инфернальные существа, в которых «адские» качества передавались по наследству. Немецкий историк, филолог и юрист Теодор Моммзен, автор «Истории Рима», лауреат Нобелевской премии по литературе 1902 года, дал, однако, рациональное объяснение сатанинскому оформлению антисемитизма: его основная причина коренилась в «зависти и первичных инстинктах, <…> варварской ненависти к образованию, свободе и гуманизму». Темп, в котором евреи жадно учились и преуспевали в науке, медицине, ремеслах, бизнесе, литературе, музыке и политической деятельности был для многих непостижимым, угрожающим и неприемлемым явлением. Не многие были способны принять и простить евреям их достижения, как Гете, писавший о евреях: «(Евреи. - А. Г.) как правило остро любознательны и более склонны приносить пользу, чем любой немецкий националист». Гете замечал о евреях: «Их способность понимать вещи быстро и глубоко их анализировать, а также их врожденный ум делают их значительно более восприимчивой аудиторией, чем вы можете найти среди реальных и истинных немцев с их медленными и тупыми мозгами». То, что могло вызвать уважение и понимание великого Гете, было непростительным прегрешением для многих немцев. Зависть была прикрыта теорией еврейского заговора. «Протоколы сионских мудрецов» сочинены завистниками, потрясенными и раздраженными еврейской интеллектуальной революцией, поднявшей евреев со дна европейского общества на его вершину. Их целью было желание вернуть евреев на это дно, уничтожить успешных конкурентов даже путем нагромождения лжи. Случай из практического осуществления теории еврейского заговора описан в этом очерке.
Убийство как политика
Убийство наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда в 1914 году дало толчок к Первой мировой войне. Убитый принц был ничем не примечательным историческим персонажем. Его использовали как повод начать мировую бойню. Он был символом, а не значительной личностью.
Убийство героя этого очерка, восемь лет спустя после покушения в Сараево, было ликвидацией выдающегося национального лидера, которого нация не была достойна. Смерть в Берлине была выбором пути народа, пути в бездну - к двенадцатилетнему трагическому провалу, который увлек за собой в пропасть миллионы людей в разных концах Европы. Крах, начавшийся с триумфа, назревал в национальном сознании в течение нескольких десятков лет. Нация, начавшая объединение после победоносной Франко-прусской войны примерно за полвека до описываемого здесь политического убийства, колебалась между высокой культурой элиты и низкими инстинктами черни. Уничтожение выдающегося политического вождя, который мог двинуть нацию в русло развития и созидания, было выражением победы низменного над возвышенным, разрушительного над конструктивным. Это было начало бега к уничтожению людей и самоуничтожению.
Зарисовка
Этого убийства ждали все. Франц Кафка удивлялся, что оно еще не произошло, что не произошло еще раньше. Не надо было обладать исключительной проницательностью, чтобы понять, что этого необыкновенного человека непременно и вскоре убьют. Ненависть бушевала вокруг него. Повсюду раздавались призывы к его убийству. Он отказывался от охраны. Создавалось впечатление, что полстраны видит в нем виновника всех несчастий. Его ненавидели в троекратном размере – как еврея, как богача, как правителя. Его убийцы были немедленно пойманы. Их имена хорошо известны, их мотивы исчерпывающе описаны, но, тем не менее, я не раз задавал себе вопрос: кто же в действительности убил одного из самых богатых, самых образованных, самых оригинальных и самых талантливых людей ХХ века?
Еврейский олигарх
В послевоенной Германии унизительное бремя огромных контрибуций породило колоссальный экономический кризис, гиперинфляцию и обнищание. Все обесценивалось, спрос на антисемитизм рос. В Веймарской республике участились публикации о том, что евреи толкнули страну на войну и что они же ее и проиграли. В 1922 году самым удачным кандидатом для подобного рода обвинений был еврей Вальтер Ратенау. Ратенау был одним из образованнейших людей своего времени. Он был крупным промышленником, финансистом, богачом, писателем, философом, публицистом, художником, доктором наук, инженером-электрохимиком, президентом «Всеобщей компании электричества», министром реконструкции и, наконец, министром иностранных дел. Эмиль Людвиг, друг Ратенау, немецкий писатель и журналист, крещеный еврей вспоминал: «Вальтер Ратенау знал, как писать портреты, оформлять дом, строить турбины и фабрики, сочинять стихи, составлять международные договоры и играть на фортепиано 21-ю сонату Бетховена».
Английский историк Норман Кон так писал о Ратенау: «В самом начале войны он предсказал ту смертельную угрозу, которую могла представлять британская блокада. Для ее предотвращения он в удивительно короткий срок создал мощную организацию, которая, по существу, позволяла обеспечивать Германию сырьем на протяжении всей войны. После войны он неутомимо трудился, чтобы вывести Германию из изоляции и облегчить бремя контрибуции. <…> В апреле 1922 года, будучи министром иностранных дел, он подписал Рапалльский мирный договор с Советским Союзом, благодаря которому обе стороны отказались от взаимных притязаний». Рапалльский договор вывел из международной изоляции Россию и Германию, которых свел вместе бойкот со стороны остальных европейских государств.
Перед войной Ратенау получил официальное предложение занять пост в правительстве через супругу будущего начальника генерального штаба империи и будущего президента республики Пауля Гинденбурга. Ратенау ответил госпоже Гинденбург: «Моя деятельность в промышленности приносит мне удовлетворение, моя литературная деятельность является моей жизненной необходимостью, но добавление к этому третьей формы активности, политической, было бы выше моих сил и способностей. И даже, если бы я был склонен к политике, вы знаете, дорогая госпожа, что внешние обстоятельства не допустили бы занятия ею. Даже хотя мои предки и я сам делали для нашей страны самое лучшее, что они могли, однако, как вам известно, я еврей, и в качестве такого являюсь гражданином второго сорта». Однако, когда началась Первая мировая война и Германия оказалась в опасности, Ратенау встал на ее защиту: он предложил свою помощь министерству обороны.
В начале войны Ратенау убедил военного министра Эриха фон Фалькенгейна произвести реорганизацию министерства. Мобилизованный на военную службу в должности генерала, Ратенау организовал новый отдел национальной экономики военного министерства, во главе которого находился в течение восьми месяцев. Он создал первую в Европе систему государственного хозяйствования, подчиненную интересам военной машины. Он создал десятки государственных компаний, нанял сотни способных ученых, экономистов и администраторов, без которых Германия проиграла бы войну в течение нескольких месяцев. Его сравнивали с библейским Иосифом, спасшим Египет в трудное время. Антисемиты говорили, что он лишь заботился об обогащении евреев-торговцев. Однако, осознав империалистические планы Германии, ее стремление осуществить раздел России, присоединить Бельгию к Германии и ощутив, наконец, националистическое безумие, затуманившее мозг германских лидеров, он вышел в отставку. Никто из официальных лиц не выразил ему благодарность за выдающиеся заслуги. После отставки в 1916 году в письме к Эмилю Людвигу, тоже очнувшемуся от патриотической истерии, он писал: «Никто из национального руководства не в состоянии простить мне мою службу на благо государства как гражданина и еврея».
Ратенау хорошо понимал слабое место военной машины Германии в начале Первой мировой войны — дефицит сырья, который неизбежно, едва Англия организует блокаду, даст о себе знать. В военном министерстве семидесятимиллионной империи он начал устанавливать фонды на сырье и создал гигантскую систему экономического противодействия блокаде. Ратенау внедрил изобретение Нобелевского лауреата, профессора химии Фрица Габера, германского патриота и крещеного еврея, построив заводы по производству удобрений и взрывчатых веществ на основе изобретенного ученым методом добычи аммиака из воздуха. Селитры, необходимой для добычи аммиака из земли в Германии, блокированной английским флотом, не было. Без системы таких экстраординарных мер Германия, вероятно, потерпела бы поражение через несколько месяцев. Еврейский олигарх Вальтер Ратенау был создателем военно-промышленного комплекса Германии.
В отличие от Габера, он остался евреем и во всем подчеркивал свое еврейство. Он писал: «В детские годы каждого немецкого еврея есть болезненный момент, который он помнит потом всю жизнь: когда он в первый раз осознает, что вступает в мир как гражданин второго сорта и никакая деятельность, никакие заслуги положения не изменят. <...> Сменив веру, я мог бы устранить дискриминацию в отношении себя, но этим я бы только потворствовал правящим классам в их беззаконии. Я остаюсь в религиозном сообществе евреев, так как не хочу уклоняться от упреков и трудностей, а испытал я и того, и другого по сегодняшний день достаточно».
Портрет
Стефан Цвейг писал в некрологе о Ратенау: «Я никогда не встречал человека, образованного более основательно, чем Вальтер Ратенау: он говорил на трех европейских языках, французском, английском, итальянском, так же легко и свободно, как на немецком. <…> Он все прочитал, всюду побывал, и эту неслыханную полноту знаний, это поразительное многообразие сфер деятельности можно лишь объяснить, если принять во внимание необычайную, уникальную емкость его мозга».
Вальтер Ратенау был выдающимся государственным деятелем, в котором нуждалась разоренная, униженная, ограбленная Версальским договором Германия. Журналист Себастиан Хаффнер (1907-1999) в книге «Биография одного немца. Воспоминания 1914–1933 гг.» (опубликована в 2000, но написана в 1939 году) так характеризует Ратенау: «Ни до, ни после этого в Германской республике не было политика, который бы так воздействовал на воображение масс и молодежи. <...> Читая его речи, все чувствовали, что, независимо от содержания, в них звучит глубокий подтекст обличения, требовательности и призыва — речь пророка. Многие стали искать и читать его книги (и я в том числе): в них тоже звучали сдержанные по форме, но глубокие по смыслу призывы, стремление успокоить и в то же время убедить, требовательность и надежда. И в то же время — именно в этом заключался их магнетизм, - они были отрезвлением и в то же время фантастикой, лишали иллюзий и в то же время звали в бой, они были полны скепсиса и в то же время веры».
Ратенау был фигурой мирового масштаба и весь свой огромный талант отдавал Германии. Успехи его дипломатической деятельности колоссальны. Стефан Цвейг писал в некрологе: «В эти дни Ратенау действительно нашел применение своим силам, нашел истинного противника своему исполинскому духу — всемирную историю. Впервые свою энергию, свою волю, свои способности он мог приложить не к коммерческой деятельности, не к литературе, а к решению задач всемирно-исторического значения. И редко одному человеку в подобное переломное время удавалось сделать так много. Участники Генуэзской конференции с восхищением рассказывали о его героических усилиях, о том, как он, представитель враждебного чуть ли не всему миру государства, заставил всех политических деятелей Европы относиться к себе с глубоким уважением».
Ратенау заставил Европу себя уважать, но Германия не верила одному из своих самых больших патриотов, отторгая его как еврея. Великий реформатор и созидатель был отвергнут своей родиной. Верный прусским идеалам труженик, патриот, человек дела и долга, Ратенау был бóльшим немцем, чем большинство немцев. Всегда разоблачавший иллюзии, он находился в плену иллюзии, думая о себе как о спасителе Германии. Однако не раз он испытывал ощущение отрезвления, понимая собственную чужеродность среди немцев. Этим главным противоречием объяснялось его полное одиночество. Он жил в гигантском собственном доме один, жил на родине, но в отдалении и в отстранении от нее, отталкиваемый ею. Притягиваемый любовью к Германии, переживающей трагедию общества, разбитого военным поражением, обескровленного экономической коррозией, платежами гигантских репараций победителям и всеобщим европейским глумлением над проигравшей стороной, Ратенау остро ощущал двойственность своего положения: он был лидером и аутсайдером одновременно. Он возглавлял германскую внешнюю политику, он был крупным экономическим магнатом, обладавшим большим влиянием в стране – в промышленности и в политике. При этом он был прокаженным евреем, «замаскированным врагом».
Личность Ратенау была притягательна для многих немцев и отвратительна для еще большего их числа. Он, готовый служить своей стране, настолько возвышался над германским обществом, что подавляющее большинство его современников, не были в состоянии его понять. Хаффнер пытается воссоздать его парадоксальную и грандиозную личность: «Как ни странно, до сих не нашлось биографа, который написал бы о Ратенау так, как этот человек того заслуживает. Его без сомнения, следует включить в число пяти-шести великих людей века. Он был революционером из аристократов, экономистом из идеалистов, патриотом Германии из евреев, гражданином мира из германских патриотов. <…> Он был достаточно образован, чтобы возвыситься над своим образованием, потому что был богат; он был достаточно богат, чтобы возвыситься над своим богатством, потому что был гражданином мира; он был достаточно гражданином мира, чтобы возвыситься над суетой этого мира. Было нетрудно представить его себе не только министром иностранных дел Германии, заступившим на пост в 1922 году, но и, например, немецким философом 1800 года, главой международной финансовой империи 1850 года, да хоть мудрым раввином или отшельником. Он соединял в себе несоединимое, причем самым опасным и рискованным образом, всякий раз делая то, что именно и возможно было сделать только здесь и сейчас».
В «Памфлете о вере» (1917) Ратенау выступал против слияния иудаизма с христианством, против отхода евреев от своей веры, а за примирение различных христианских церквей с иудаизмом. Он страстно верил в ассимиляцию евреев. Он вытеснял из своего сознания то, что ассимиляция является не только отречением от народных интересов еврейства, но и отрицанием индивидуальной свободы еврейской нации и ее равноценности другим народам. В книге «История евреев» английский историк Пол Джонсон писал о Ратенау: «Он страстно верил в ассимиляцию. Он думал, что немецкий антисемитизм был фундаментальным созданием аристократов и что он исчезнет с концом лидерства аристократов, на смену которым приходит новый правящий индустриальный класс». По мнению Ратенау, полная и окончательная ассимиляция евреев придет скоро, с победой разумных сил, которая приведет к внесению евреями решающего вклада в финансы и промышленность нового общества изобилия. Ратенау не замечал, что один из результатов германского поражения в Первой мировой войне - наступление черни. Старая аристократия действительно слабела, но образовывалась новая «аристократия» расово превосходящих евреев арийцев.
Вальтер Ратенау вел двойную жизнь немца и еврея. Его разрывали противоречия. Стефан Цвейг так описывает отчуждение Ратенау: «Истинная жизнь его заключалась в духовном, в деятельности, в вечных скитаниях, и, вероятно, странная бездомность, великая абстракция еврейского духа никогда не были выражены полнее, чем в этом человеке, который подсознательно защищался от интеллектуальности своего духа и всей своей волей, всеми своими пристрастиями тянулся к придуманному, иллюзорному немецкому, более того, прусскому идеалу и все же одновременно всегда чувствовал себя человеком с другого берега, понимал, что духовная сущность у него другая. За всеми этими, казалось бы, плодотворными и глубокими соображениями Вальтера Ратенау стояло его ужасающее одиночество, одиночество, которое чувствовали все, наблюдавшие его за работой и в общении с окружающими».
Убийство
В 10.45 утра 24 июня 1922 года пятидесятичетырехлетний министр иностранных дел Веймарской республики Вальтер Ратенау был убит на пороге своего дома в Грюневальде, районе Берлина. В него выстрелили и бросили гранату. Через несколько месяцев, в октябре 1922 года, Эрнст Тешов, студент 21 года, сидевший за рулем машины, в которой скрылись убийцы, предстал перед судом как их соучастник. Убийцы, офицер Эрвин Керн и инженер Герман Фишер, к тому времени были мертвы: один погиб в перестрелке с полицией, другой покончил с собой. Все террористы принадлежали к подпольной, националистической, правоэкстремистской организации «Консул». Все члены группы, молодые фанатики, были абсолютно уверены не только в том, что Ратенау действовал от имени «сионских мудрецов», но что и сам являлся одним из них. Время убийства совпало с летним солнцестоянием. Председатель суда на процессе Тешова говорил о «жертвенной смерти» Ратенау. Он имел в виду жертву во имя прогресса, но министр оказался человеческой жертвой древнегерманскому божеству. Ратенау, по высказыванию Нормана Кона, был принесен в жертву богу-солнцу древнегерманской религии. Когда стало известно об убийстве, молодые немцы-националисты стали собираться на вершинах холмов, чтобы, по мнению Кона, «одновременно отметить поворотный пункт года и крушение того, кто являлся символом тьмы». Празднования убийства Ратенау на вершинах холмов в самые солнечные дни 1922 года стало вступлением в царство тьмы. Знаменитая подделка царской охранки «Протоколы сионских мудрецов» начинала кровавое шествие. Ратенау стал одной из ее первых жертв.
Во время слушания судебного дела Тешова выяснилась новая, возможно, правильно не оцененная пружина убийства. Цитирую отрывок из стенограммы судебного заседания.
Председатель суда: Вы утверждаете, что Ратенау имел тесные связи с большевиком Радеком и что даже выдал замуж за него свою сестру?
Тешов: Должно быть это так. Я не знаю.
Председатель суда: Насколько мне известно, у Ратенау есть только одна сестра, которая замужем за доктором Андре и живет в Берлине.
Тешов: Я не знаю.
Председатель суда: Каким же образом крупный промышленник Ратенау мог завязать отношения с коммунистом Радеком? Вам это кажется правдоподобным?
Тешов: Нет, это просто догадка, которую Керн преподносил как факт так что мне пришлось принять ее просто так.
Ни суду, ни Тешову не было известно, что Радек и Ратенау действительно встречались в 1919 году в Берлине.
Однажды летом 1919 года одного из наиболее оригинальных политических арестантов Моабита посетил один из самых богатых и высокопоставленных людей Германии, в скором будущем министр иностранных дел Вальтер Ратенау. Для обоих собеседников немецкий был родным языком, но арестант был подданным Советской России. Карл Радек в прошлом состоял в социал-демократической партии Германии. Когда немецкая разведка обнаружила его в Берлине, 16 января 1919 года, на следующий день после убийства Карла Либкнехта и Розы Люксембург, был выдан ордер прокурора на задержание. 12 февраля Радек был арестован и находился в тюремном заключении до декабря 1919 года.
В момент посещения тюрьмы Ратенау был экономическим советником германского канцлера и официальным представителем Германии на переговорах с Францией о репарациях. О чем говорили Радек и Ратенау в камере Моабитской тюрьмы? Радек был представителем В. И. Ленина, то есть для Ратенау он символизировал советскую власть. Радек был еврей, как и Ратенау. Два еврея в камере Моабитской тюрьмы обсуждали волновавшее их будущее их стран в ключе идеи организации союза государств, пострадавших от грабительского Версальского договора, навязанного странами Антанты Германии, Турции и фактически России, проигравшей войну разгромленной Германии.
Слухи о встрече Ратенау и Радека распространялись. К классическим «Протоколам сионских мудрецов» молва добавляла связи Ратенау с Советской Россией. Воображение убийц было поглощено «Протоколами сионских мудрецов» и теми материалами, которые накапливались вокруг них. Об этом откровенно говорил на предварительном следствии главный организатор преступления Вилли Гюнтер. На вопрос о причине убийства Ратенау он ответил, что, по мнению генерала Людендорфа, Ратенау был тем самым человеком в Германии, которому было известно точное число представителей тайного еврейского правительства, развязавших войну.
И Первая мировая война, и немецкое поражение в ней были инкриминированы германскими националистами евреям. Среди этих обвинителей евреев был и генерал Эрих Людендорф, один из главных виновников поражения Германии в Первой мировой войне. Избранный Тешовым способ защиты был прост и ясен: они казнили еврея Ратенау, поскольку считали его членом Совета сионских мудрецов, поставившего себе цель овладеть миром. Убив его, говорил Тешов, они, в сущности, оказали услугу обществу, поскольку устранили члена группы, представлявшей опасность для всего цивилизованного мира.
Кто убийца?
Все началось в 1922 году на международном конгрессе в Вене, где Ратенау процитировал одно место из рождественской статьи «Наша молодежь», написанной им за много лет до того, 25 декабря 1909 года, для венской газеты «Нойе фрайе прессе» («Новая свободная пресса») и позже включенной в книгу «Критика эпохи», которую он опубликовал в 1912 году в Берлине. Всего за несколько месяцев до того Ратенау занял пост министра иностранных дел Веймарской республики, оставив без внимания предостережения матери и друзей, которые, зная о множестве антисемитских протестов против его назначения, полагали, что он рискует жизнью. Антисемитская пресса называла назначение Ратенау на пост министра иностранных дел триумфом еврейских денежных интересов и еврейского социализма! Первое утверждение противоречило второму, но логика была естественно подавлена антиеврейскими эмоциями. Решение Ратенау принял без колебаний, чувствуя себя тем более уверенно, что он и прежде занимал важные государственные посты. Обращаясь к собравшейся в Вене аудитории, он повторил свое давнее предупреждение о том, что экономика Европы контролируется элитарной закрытой группой финансистов. Этот его критический пассаж звучал вполне невинно: «В сфере промышленной деятельности, где каждое неумное слово, каждая неудача могут привести к разорению, где тот, кто владеет акциями и облигациями, правит обществом и контролирует всю политику, - в этой сфере возникла олигархия, так же недоступная для человека со стороны или профана, как старинная Венеция. Триста человек, которые знают друг друга, вершат экономические судьбы Европы и выбирают преемников среди людей своего круга».
Венские газеты под крикливыми заголовками «Триста человек правят Европой» напечатали публичное выступление Ратенау. Молодые горячие головы, которым два года постоянно внушали, будто евреи норовят овладеть миром, услышали призыв. Заявление одного из самых выдающихся евреев того времени содержало в себе непреодолимый соблазн для антисемитов. Ратенау вряд ли понимал, что, публично повторяя давно забытое место из своей статьи, подписывает себе смертный приговор, готовит свое убийство. «Триста человек» вскоре обратились в «трехсот евреев», а затем – в тайное еврейское правительство, в «сионских мудрецов». Хотя в статье Ратенау евреи ни разу не упоминались, пресса явным образом подталкивала людей именно к такому ее истолкованию, говоря то о «трехстах людях», то о «трехстах евреях», то о «трехстах сионских мудрецах». Эти искаженные толкования невинных слов государственного деятеля обратили его в так называемого «сионского мудреца», а, следовательно – в законный объект уничтожения.
Ратенау убили не три националиста-террориста, а толпа – грубая, одурманенная ненавистью к выдающемуся чужаку, тевтонская толпа, убежденная в его принадлежности к враждебным Германии «сионским мудрецам». Ратенау линчевали. Стефан Цвейг ошибся в следующем утверждении: «Гениальность Ратенау определялась его организованностью, подчинением мышления воле, доведенной до совершенства способностью предвидения». Ратенау не предвидел того, что он уверенно идет к своему убийству.
Сразу после того, как об убийстве Ратенау стало известно в Праге, Франц Кафка написал Максу Броду в письме от 30 июня 1922 года: «Дорогой Макс, непросто извлечь из твоего письма корень мрачного настроения; подробностей, которые ты сообщаешь, недостаточно. <…> Пугающие известия? Ты имеешь в виду что-то, кроме убийства Ратенау? Удивительно, как долго ему еще дали жить, слухи о его убийстве распространялись в Праге уже два месяца назад, об этом говорил проф. Мюнцер, слухи были очень достоверными, они так связаны с еврейской и немецкой судьбой и точно описаны в твоей книге».
Терминология «кафкианский мир», «кафкианская ситуация», по-видимому, стала складываться после опубликования романа Кафки «Процесс», написанного в 1914 году (опубликован в 1925 году). Эпитет «кафкианский» вошел во многие языки мира для обозначения ситуаций и чувств человека, попавшего в лабиринт безысходных гротескных кошмаров жизни. Содержание «Процесса» - рассказ о банковском служащем Йозефе К., который внезапно узнает, что подлежит суду и должен ждать приговора. Бесплодны его попытки выяснить свою вину, защитить себя или хотя бы узнать, кто его судьи, — он осужден и казнен. Без вины виноватый, он погибает под колесами репрессивной машины. Общепринято считать, что в «Процессе» Кафка гениально предвидел появление диктаторских режимов и их безвинных жертв. Я думаю, что Кафка не предвидел беззакония, а описывал собственные впечатления от них.
Франц Кафка родился в 1883 году, в год смерти Карла Маркса. Тогда в Венгрии и в Чехии разразилась волна еврейских погромов из-за кровавого навета в Тисаэсларе – использования евреями крови христианских младенцев в ритуальных целях. Подобный погром повторился, когда Кафке было 15 лет. В 1899 году, когда Франция была расколота делом Дрейфуса, в Австро-Венгрии возникло дело Хилснера: еврей, сапожник из небольшого провинциального города, был обвинен в совершении ритуального преступления в отношении девятнадцатилетней христианской девушки. Дело рассматривалось двумя трибуналами, оба приговорили Леопольда Хилснера к смерти; император Франц-Иосиф смягчил его наказание пожизненным заключением.
В 1920 году в Праге вновь вспыхнули еврейские погромы. «Весь день я провел на улицах, купавшихся в антиеврейской ненависти», - сообщал Кафка в письме, раздумывая о необходимости побега из города. Кафка хорошо знал, как можно уничтожить человека, приписав ему совершение несуществующего преступления. Для описания подобного случая не понадобилась его гениальная фантазия, а лишь передача переживаний евреев во время ритуальных погромов в Австро-Венгрии.
Превращение Теодора Герцля из ассимилированного австрийского журналиста в основателя сионизма объясняется эффектом дела Дрейфуса. Легко представить, что не менее восприимчивый, чем Герцль, Кафка был потрясен страшными, нелепыми и безысходными обвинениями евреев в не совершенных ими преступлениях. Кафка не предсказывал в «Процессе» то, что произойдет через десятки лет, а описывал то, что уже произошло с евреями. Жан-Поль Сартр в «Размышлениях о еврейском вопросе» подмечает аналогию между евреем и героем романа «Процесс»: «Подобно герою этого романа, еврей оказывается подсудимым в долгом судебном процессе». Кафка, выходец из простой еврейской семьи, почувствовал неизбежность убийства Ратенау, тогда как искушенный политик, опытный и проницательный министр ничего не понял.
Около пятисот тысяч человек пришло на берлинское кладбище проститься с Ратенау. В этот день Германия расставалась с одним из самых великих государственных деятелей в ее истории. Она прощалась не только с выдающимся национальным вождем, но и с идеями, которые он представлял – с интернационализмом, терпимостью, уважением к человеку, заботой о народе и стране, прагматизмом, великой культурой и наследием предков.
Началось факельное шествие человеконенавистников, появился культ насилия и поклонение монстру национализма. Германия меняла национальную кожу культурной страны, края великих философов, писателей и музыкантов на кожу чудовища. Она отбросила ненужного ей космополита, либерала, человека рационального поведения и вынесла на поверхность толпу, чернь и привела к власти иррациональных, необразованных людей, «сверхчеловеков», которые были «сверх антилюдьми». Многие, пришедшие на кладбище и горевавшие по убитому министру, плакали не только по уничтоженному лидеру, человеку и патриоту, но и по загубленным ценностям, по уходящей цивилизации. Звучал траурный марш, но это был не только траур по человеку, а траур по духовности, нравственности, человечности. В траурном марше звучали шаги, приближавшие народ к падению в пасть дракона нацизма.
Стефан Цвейг допустил ошибку, говоря: «Но в каждой религии есть зерно самообмана, иллюзии, зерно ограничения мира, а роком Вальтера Ратенау, его глубочайшей трагедией было то, что самообман, иллюзии были ему абсолютно чужды». Ратенау страдал иллюзией того, что еврей может быть успешным, полезным и признанным лидером Германии. Германия не признала еврея Ратенау в качестве своего вождя. Однако через 11 лет после его убийства она короновала безграмотного фанатика Гитлера, вписавшего самые черные страницы в ее историю.
Хаффнер так писал о двух вождях Германии: «Ратенау и Гитлер были именно такими раздражителями, которые сумели не только взволновать массы, но и заставить их действовать; первый за счет всеобъемлющей высоты своего духа, второй за счет не менее всеобъемлющей низости. Оба, и это самое главное, вырвались внезапно из какой-то глухой провинции, и каждый из них был «человеком ниоткуда». Однако один был носителем высокой духовности, возникшей благодаря слиянию культур трех тысячелетий и двух континентов, а другой вышел из непроходимых джунглей наследственного бескультурья». Немцы в большинстве своем предпочли «непроходимые джунгли наследственного бескультурья» «высокой духовности, возникшей благодаря слиянию культур трех тысячелетий».
Ратенау олицетворял разум Германии и путь, по которому она могла медленно выйти из послевоенного тупика. Но общество жаждало быстрого избавления, молниеносного выхода из унизительного положения, из экономического кризиса. Германскому обществу нужны были чудеса. Оно мыслило иррационально. Ему нужны были волшебники-националисты, а не космополиты-рационалисты. Ратенау возвышался над обществом, над историей. Народ, который он намеревался спасти, вывести из унизительного и бедственного положения, не дошел до понимания величия этого необыкновенного человека.
Кто жертва?
Дружба Альберта Эйнштейна и Вальтера Ратенау началась еще во время войны. Блестящий, тщеславный, гордый, высокомерный, амбициозный министр признавал великого физика, по крайней мере, равным себе. В середине 1917 года Ратенау опубликовал письмо-комментарий к теории относительности, содержащее неуместную, ошибочную, но зловеще пророческую в отношении своей судьбы интерпретацию мысленного эксперимента по пересмотру понятия одновременности. Вместо эйнштейновского примера с двумя вспышками света и движущимся поездом он описал сцену нападения убийцы на поезд русского царя. Убийца бросает в царя две гранаты. «То, что поражает царя дважды, есть единственная материя для убийцы». Однако в том же письме, пытаясь разобраться в теории относительности, он привел вполне разумный, с точки зрения новой, модной и сложной теории, пример: «Чем быстрее движутся насекомые, тем они меньше».
Эйнштейн любил Ратенау и хвалил его матери его «красноречивый и искрящийся дух». Поэтому встреча друзей в марте 1922 года после возвращения Эйнштейна из Парижа в Берлин была вполне естественной. Но кроме итогов поездки в Париж, у Эйнштейна была другая причина встречи с Ратенау. Он пришел на нее не один – с ним был лидер немецких сионистов Курт Блюменфельд. Гости прибыли в дом министра в восемь часов вечера и ушли в час ночи. Они уговаривали Ратенау подать в отставку. Германские националисты уже начали кампанию убийств неугодных лиц с уничтожения Карла Либкнехта и Розы Люксембург в 1919 году. К 1922 году в списке их жертв уже было больше трехсот человек. Сведение счетов немецких правых с левыми создавало дополнительную опасность для любого еврея, особенно для Ратенау, который как министр иностранных дел был символом еврейского, не германского правления в Германии.
Блюменфельд говорил, что решение Ратенау принять назначение министра было катастрофой не только для него, но и для германского еврейства. Лидер сионистов пытался убедить Ратенау, что не только евреев Германии, но и каждого еврея в мире воспринимают ответственным за действия Ратенау. Блюменфельд доказывал своему оппоненту, что у евреев нет права проводить политику ни одного народа, кроме собственного. Эйнштейн меньше интересовался связью Ратенау с еврейским вопросом и проблемами сионизма. Он давно пришел к выводу, что для еврея было безумием играть такую большую роль в германской политике. Он чувствовал, что министр рискует жизнью и опасался потерять друга. Ратенау ответил гостям: «Я немец еврейского происхождения <...>. Мой народ – немецкий народ, моя родина – Германия. Моя религия в том, что германская вера выше всех религий. <...> Я правильный человек на правильном месте. Почему я не могу повторить то, что сделал Дизраэли? <...> Я пытаюсь уничтожить границы, созданные антисемитами для изоляции евреев». Герцлю Ратенау сказал: «Евреи уже не нация и никогда не будут нацией. Немецкие евреи теперь германское племя, как саксонцы и баварцы». Отвечая сионисту Блюменфельду и его сторонникам, Ратенау выражал мнение еврейского большинства в Германии, обреченного на уничтожение: «Пусть другие отправляются основывать государство в Азии, ничто не влечет нас в Палестину».
Ратенау смешивал сравнительно терпимую Англию с переполненной до краев унижением и горевшей национализмом Германией. Пытаясь «уничтожить границы, созданные антисемитами для изоляции евреев», он провоцировал антисемитов, внося вклад в антисемитизм без границ и разжигая пожар войны против евреев. Ратенау пробуждал вулкан тевтонского национализма, горячая лава которого обрушилась на евреев через 11 лет после того, как он был позорно убит теми, кто уже воздвигал алтарь для массовых человеческих жертвоприношений. Веймарская демократия была ложным фасадом, за которым жил монстр германского национализма. Приход к власти нацистов не был рождением дьявола, а признанием законности его существования.
Своим участием в германском правительстве Вальтер Ратенау показывал, что евреи правят Германией. Не было лучшего стимула для разжигания антиеврейских страстей, чем это обстоятельство. Для германского общества Ратенау был не вождем и патриотом, созидателем и спасителем, каковым он был в действительности, а чужаком и разрушителем, губителем и вожаком, увлекавшим страну в пропасть.
Вальтер Ратенау был не первой жертвой насилия в Веймарской республике, но его гибель оказалась первым случаем в германской истории, когда еврей был убит потому, что занимал высокую должность. Массовое одобрение убийства обществом легализовало это преступление. Положительная реакция на убийство Ратенау предвещала не только уничтожение Веймарской республики, но также явилась угрозой существованию немецких и европейских евреев. Будучи жертвой антисемитов, он, однако, фактически поджег фитиль порохового шнура, уже тянувшегося к тысячам, миллионам будущих еврейских жертв. Утверждение Стефана Цвейга об отсутствии иллюзий в мировоззрении Вальтера Ратенау напоминает обоюдоострый комплимент, высказанный Альбертом Эйнштейном в беседе с другом в адрес Зигмунда Фрейда: «Фрейд обладал ясным видением; никакая иллюзия не могла его усыпить, кроме преувеличенной веры в его собственные идеи». Надменная, непоколебимая уверенность Ратенау в правоте его политики и в величии его германской миссии повлекла за собой другие жертвы. Его убийство стало прелюдией к Катастрофе европейского еврейства.
Библиография
- Aly G. Why the Germans? Why the Jews? Picador, New York, 2014.
- Cohn N. Warrant for Genocide: The Myth of the Jewish World Conspiracy and the Protocols of the Elders of Zion. Harper and Row Publishers, New York. 1967.
- Johnson P. A. History of the Jews. Harper Perennial, New York, 1987.
- Levenson T. Einstein in Berlin. Bantam, New York, 2004.
- Бурцев В. Л. Протоколы сионских мудрецов: доказанный подлог. Oreste Zeluk Editeur, Paris, 1938.
- Волков Ш. Вальтер Ратенау. Издательство «Ам Овед», Тель-Авив, 2011 (на иврите).
- Хаффнер С. Рассказ немца. 1914-1933. Издательство «Харголь», Тель-Авив, 2002 (на иврите).
- Цвейг С. Вчерашний мир. Издательство «Вагриус», Москва, 2004.
Комментариев нет:
Отправить комментарий