Фото: ТАСС
Фото: ТАСС
К Евтушенко даже в моем поколении, не говоря о тех, кто уже не застал его оглушительной славы, принято было относиться с некоторой иронией – примерно так, как он изображен в штуковатом сериале «Таинственная страсть» по Аксенову, благодаря которому многие вообще вспомнили, а то и узнали о существовании этого поэта. Он и сам, что и говорить, некоторыми своими стихами, да и поступками давал основания для подобного к себе отношения.
О том, чем поэту обязаны все евреи мира, в своем блоге рассказал Владимир Бейдер.
Евреи не имеют права на такую объективность. На весах, где сегодня взвешиваются его дела на небесах, одно его стихотворение перевесит всё. А на земле, где справедливости меньше, истинный вес того его поступка для нас так до конца еще и не оценен.
Евтушенко не было еще и 30, когда он — молодой, успешный, обласканный властью, выездной, печатаемый миллионными тиражами, популярный, как поп-звезда, любимый публикой и женщинами особенно, — написал «Бабий Яр», прекрасно сознавая, чего ему это может стоить. Всего. Вот буквально всего этого. Один взмах начальственной руки – и все бы кончилось. По тем временам – абсолютно реальная перспектива.
Он был первым, кто прорвал плотину забвения, и долгое время оставался единственным в этой зияющей бреши.
Я помню, как папа пришел домой с тем номером «Литературной газеты» и, стоя посреди комнаты, читал нам с мамой «Бабий Яр» — сам поэт, он умел декламировать стихи. Сам еврейский поэт, он выпевал каждую строку рвущимся сердцем.
Мне было 10. Я уже знал тогда, что мы — евреи, и что нас за это не любят – какие-то плохие мальчишки на улице, называвшие меня жидом, когда я еще не знал, что это такое, и что надо с этим жить, но говорить об этом нельзя – вокруг другие, и им на это плевать. Но о Бабьем Яре, о Дрейфусе, о погромах, об Анне Франк я впервые узнал из стихотворения неведомого мне до той поры поэта с украинской, как у большинства наших соседей, фамилией — Евтушенко.
Сколько было таких, как я, – тогда и потом, которым он открыл глаза, сколько было таких, как наши соседи, которым он бросил в лицо эту правду, неизвестную даже мне, еврейскому мальчику из украинского городка… Если бы существовало звание Праведника Мира не только для тех, кто спасал евреев в годы Холокоста, Евтушенко был бы первым, кому полагалось оно в годы намеренного забвения. Такого звания нет, но осознание хотя бы быть должно.
Десять лет назад я брал у него интервью в Иерусалиме, в гостинице «Царь Давид», для своей программы «Персона». С трепетом, конечно, что интервьюеру обычно вредит. На выезде, вне студии, снимала, как правило, бригада 2-го канала, то есть – объясняю для нездешних – общеизраильского, не «русского», на базе которого тогда выпускалась «Персона». Когда Евгений Александрович стал читать свои стихи – в свойственной ему манере, с несколько излишней для поэта артистичностью, — оператор Дани, всегда относившийся к моим русскоязычным собеседникам с подчеркнутой отстраненностью, чтобы не сказать равнодушием, которое я принимал за высокомерие, и потому его не любил, в паузе прошептал мне на ухо: «Это что – Евтушенко?». Он знал! Он узнал его!
И я почему-то возгордился – даже им. Всеми нами. Мы помним. Мы ему должны.
Предлагаю фрагмент из той программы – о том, как «Бабий Яр» стал симфонией Шостаковича, и о том, что это стихотворение было поступком не только Евтушенко. Решение о публикации главный редактор «Литературной газеты» Валерий Косолапов принимал на семейном совете.
«Все будет в порядке, — сказала жена главреда, выйдя из кабинета мужа, мятущемуся поэту. – Мы решили быть уволенными».
Так и вышло. «Бабий Яр» опубликовали. «Их» уволили.
Напомним, Евгений Евтушенко умер в США 1 апреля 2017 года, на 85-м году жизни.