ЕВРЕЙ НА "СВОБОДЕ"

№ 3 (45) март 2018 ЕВРЕЙСКАЯ ПАНОРАМА 37 ВСТРЕЧА ДЛЯ ВАС на
Еврей на «Свободе»
Беседа с журналистом и переводчиком Леонидом Махлисом

Когда-то в детстве источником по- знавательного и эстетического опы- та, помимо книг, газет, афиш, пла- катов и школьных уроков, была для меня ламповая радиола «Даугава»: она доносила сквозь рычание «глуши- лок» разные «голоса», помогавшие составить более или менее объектив- ную картину мира. И самым познава- тельным был голос Радио «Свобода», глушившийся наиболее жестоко. А еще в нижней части «Даугавы» был проигрыватель, на котором можно было крутить пластинки Миха- ила Александровича  – великого ев- рейского певца, чьи безукоризненная «итальянская» вокальная школа и нормативный «литовский» идиш не позволяли формирующемуся под- ростковому сознанию искать эсте- тические эталоны в какой-то иной сфере или плоскости. Прошло полве- ка, источником всех видов метафи- зического опыта стал компьютер, а Всемирная сеть связывает людей бес- препятственно, но – вот удивитель- но  – все тех же людей, что и некогда старая «Даугава». И вот я беседую с автором книги «Шесть карьер Миха- ила Александровича: жизнь тенора», бывшим редактором Радио «Свобо- да» Леонидом Махлисом. – Уже выросла пара поколений лю- дей, для которых бренд Радио «Сво- бода» не ассоциируется ни с холод- ной войной, ни с угрозой лишения свободы. Для меня же обретение свободы (без кавычек) естествен- ным путем совпало с трудоустрой- ством на «Свободе» – американской радиостанции, которой принадле- жит историческая роль в разруше- нии коммунистического Вавилона. Сегодня уже мало кто помнит, что «Свобода» была в числе кандида- тов на Нобелевскую премию мира 1991  г., но тогда этой чести удосто- или бирманскую оппозиционерку Аун Сан Су Чжи. Сегодня, правда, звучат призывы лишить ее, теперь уже лидера страны, премии из-за поддержки геноцида мусульман-ро- хинджа. Извините за пафос, но я гор- жусь причастностью к «Свободе». – Как долго длилась эта причаст- ность? – Без преувеличения – всю жизнь. Лет 20 в качестве постоянного слу- шателя, почти четверть века в каче- стве редактора и ведущего программ (в том числе и еврейских) и вот уже более 20 лет – в качестве пенсионера, «ветерана холодной войны». К сло- ву сказать, с точки зрения налогово- го управления Германии моя амери- канская трудовая пенсия формально рассматривается как зарплата и об- лагается налогом по полной. – В 1970–1980-е гг. советские газе- ты много писали об «изменнике», «антисоветчике», «сионисте» Леониде Махлисе, в том числе живо- писали историю вашей «вербовки» для работы на Радио «Свобода». А как было на самом деле? – Да, я собирал и храню эту кол- лекцию. Почитаешь – диву даешься. В числе моих «опекунов-вербовщи- ков» значились и ЦРУ, и Лига защи- ты евреев, и некая чета бывших ге- стаповцев. На самом деле еще в Вене, в первые часы новой жизни, я встре- тил человека, который приехал из Парижа увидеться с родственника- ми, прибывшими со мной в одном са- молете. Его звали Макс Ралис, но его настоящая фамилия была Израели, он был сыном известного меньшеви- ка и одним из руководителей радио- станции, где тогда преобладали по- томки старой довоенной эмиграции, люди из так называемой «второй волны» и несколько перебежчиков. Искали новые квалифицированные кадры. Мне предложили работу. Многие сочли бы такое предложе- ние удачей. Но я тогда отказался и уехал в Израиль. – Сионистская идея оказалась сильнее антисоветской? – Лучше назвать это романтикой. Я не хотел отказываться от мечты, которая сбывалась. Я за нее борол- ся. Скажу больше: Израиль тогда был единственным местом, где я чувствовал себя в безопасности. И только спустя пару лет я вспомнил о предложении Ралиса. – Чтоб не забыть профессию? – Знаете, я работал в Израиле на радио, редактировал русскоязыч- ную газету, писал, что хотел, и пе- чатался столько, сколько хотел. Но, разумеется, Радио «Свобода» – это был другой уровень профессиональ- ных возможностей. – А как вас там встретили? На- сколько мне известно, первая и вто- рая волны русской эмиграции  – не самая филосемитская среда. – Я не люблю, подобно иным на- шим соплеменникам, злоупотре- блять словом «антисемитизм». Мой девиз – хоть жидом назови, только в печь не сажай. На радио в тот пери- од работало полторы тысячи человек разных национальностей, разных судеб. Как правило, непростых су- деб  – встречались и субъекты с со- мнительным прошлым. Да и КГБ без дела не сидел. Тянул к нам свои щупальца  – вербовал «кротов», за- сылал казачков (в том числе и еврей- ских), довольно грубо натравливал русских на евреев, украинцев  – на русских, провоцировал евреев на чрезмерную реакцию, подбрасывал оскорбительные листовки. Напря- жение возникало иногда и на почве чисто профессиональной: с появле- нием журналистов с крепким обра- зованием и опытом радио зазвучало по-другому, старожилы первое вре- мя испытывали дискомфорт, но до самоубийств не дошло. Мы делали общее дело и, как показала жизнь, делали неплохо. Об этом говорит и разнообразие методов борьбы, ко- торая велась против нас. В феврале 1981-го, например, КГБ воспользо- вался услугами звезды левого терро- ризма Карлоса Шакала, чтобы взор- вать здание Радио «Свобода». Мой офис был разрушен, лежал под гру- дой обломков и щебня. В тот вечер я по чистой случайности оказался не на работе. – Вы упомянули «еврейских казач- ков». Много их было? По большей части засылали или вербовали на рабочем месте? – Ну, во-первых, не надо слишком идеализировать семя Иакова. Все грешны. Помните у Григория По- меранца (см.стр. 38–39): «Мой из- бранный народ плох. Я это знаю. Но остальные еще хуже». Во-вторых, было бы странно, если бы «люди ис- кореняющей профессии» (это вы- ражение Надежды Мандельштам) не воспользовались такой уникальной возможностью, как легальная эми- грация, выплеснувшая на Запад ты- сячи авантюристов разного калибра. И наконец, третье и самое главное. КГБ, в отличие от «профессиональ- ных патриотов», прекрасно знал, что евреи во все времена не таили от мира свою грусть-тоску по утраченному отечеству. Не только знал, но и безза- стенчиво инструментализировал эту слабость. В книге о Михаиле Алексан- дровиче я уделил место этому феноме- ну и даже процитировал уникальный документ  – внутриведомственную секретную инструкцию 1986  г. на 50  страницах «Особенности вербо- вочной разработки зарубежных евре- ев, этнически связанных с СССР». – Леонид, задам неизбежный во- прос: легко ли было вам, еврею, посе- литься в Германии? – Совсем нелегко. Я, как и все мое поколение, был терзаем предубеж- дениями и национальной подозри- тельностью. И все же я осознавал, что невозможно вечно жить в состо- янии этой исторической окаменело- сти. Надо лечиться. Лучшее лекар- ство – общение с «группой риска». Незаживающих ран было полно. И для моей семьи, и для семьи моей жены недавняя история – это длин- нющий мартиролог, человек 30. Но повинны в этом не только немцы. Например, три человека из семьи ба- бушки (младшему было 16 лет) были в 1942 г. арестованы гестапо по доно- сам родственницы-украинки Веры Канцедаловой и казнены. Доносы эти были написаны под диктовку матери рукой ее 15-летней дочери Майи, полуеврейки,  – это же не по- мешало мне пожить в свое время и на Украине. Канцедалову советский суд приговорил к десяти годам, а Майя в начале 1990-х «репатрииро- валась» в Израиль. Я ее там однаж- ды повстречал. Представьте себе, никаких моральных комплексов я в ней не заметил: ругала, как все, пра- вительство и чиновников за недоста- точную заботу о ее благосостоянии. – Вы вылечились? – От подозрительности в отноше- нии послевоенного поколения  – да. Я понял, что не вправе презирать и оскорблять тех немцев, кто не име- ет отношения к нацистскому кош- мару и всю жизнь платит по счетам родителей и дедов. Эти эмоции кос- нулись даже людей старшего, вовле- ченного поколения. Моя знакомая Элеонор Киус во время войны была секретарем адмирала Канариса. На- чиная с 1970-х гг. и до самой смерти она возглавляла в Баварии Комитет спасения Рауля Валленберга. Боро- лась с таким неистовством, что даже семья Валленберга вынуждена была ее сдерживать. Помню, как она зали- валась слезами, когда я ставил запи- си хазанута… Кто мог ожидать, что придет день, когда советские евреи будут просить убежища в Германии? И я не усматриваю в этом одну толь- ко беспринципность, как некоторые. «Русские» издеваются над Меркель, допустившей девятый вал бежен- ской стихии и сдвинувшей общество вправо. А я считаю такую политику высокоморальной, продиктованной отнюдь не политическими амбици- ями и уж, конечно, не жаждой вла- сти, которая оказалась под угрозой. Сколько еврейских жизней можно было бы спасти в 1930-е гг., найдись хоть в одной стране своя Меркель! В моральном отношении это общество стоит выше даже американцев, зама- ливающих грехи своего апартеида. Я встречал (и не раз) немцев, которые переходили в иудаизм и объясняли свой поступок примерно так: «Я не могу повернуть историю вспять, но если такое случится еще раз, я хочу быть на стороне преследуемых». Вы много встречали русских, которых мучает по ночам «дело врачей» или Кишиневский погром? – Давайте обратимся к самому началу. Расскажите о вашей семье. – Ну, при «самом» начале я не при- сутствовал. Как сказал поэт: «Час зачатья я помню неточно,  – значит, память моя однобока». Доподлинно известно только, что случилось это на

Арбате, то есть я – коренной мо- сквич, кореннее не бывает. Предки с маминой стороны  – все сплошь старые большевики-пролетарии. С отцовской  – кустари-ремесленни- ки. Отец прошел всю войну: начал командиром саперной роты, за- кончил в Министерстве обороны помощником Упродснаба генерала Павлова. Дома по-еврейски гово- рила только бабушка, когда надо было от меня что-то утаить. – А когда вы осознали свое еврей- ство, поняли, что вы другой? – Перед самой школой. В детском санатории меня окружили русово- лосые хлопчики, чтобы провести «логопедическую экспертизу»: «Эй, ты, скажи „кукуруза“. Что, Абраша, лечиться приехал? Сейчас мы тебя вылечим – ни одна больни- ца не примет!» В воздухе запахло кровью. Эти и прирезать могут – не- дорого возьмут. (Я одного такого встречу через много лет в эмигра- ции. После срока в детской колонии выехал по «еврейской» визе. На вопрос, за что сидел, гордо ответ- ствовал: «За политику: еврейчика ножом пырнул».) Тут-то от страха я и брякнул такое, за что сегодняш- ние «патриоты» простили бы мне не только «кукугузу», но даже рас- пятие Христа и кровь христианских младенцев. «Между прочим,  – со- общил я юным петлюровцам дро- жащим голосом, – Ленин тоже был евреем». Это была политическая ошибка. То ли из-за того, что во- ждя оклеветал, то ли из-за того, что слишком много знал, свою первую «хрустальную ночь» я провел в санчасти детского санатория (одна больница все-таки приняла). – Этот инцидент как-то ска- зался на формировании вашего ев- рейского самосознания? – Мой опыт, увы, не ограничи- вался этой травмой. Но при всех обстоятельствах я воротил нос от национального чванства, пре- небрежительного отношения к неевреям. В нашем доме и в моем лексиконе не бытовали «армяш- ки», «хохлы», «чурки», «черно- жопые» и прочие перлы, ставшие в современной России нормативной лексикой наряду с «пиндосами» и «укропами». А национальное самосознание с тех пор эволюци- онировало от беспомощного сжи- мания кулаков до попыток воору- женного сопротивления. – Вооруженного сопротивле- ния?! Ого! – Вы не ослышались. В 15  лет я стал самым молодым террористом в СССР. К счастью, тогда сошло с рук. Обидчиком и, соответствен- но, мишенью заговора стала по- громщица-газировщица, торго- вавшая напротив наших окон на Пушкинской площади. План воз- мездия был разработан после того, как она пообещала нам с братом, который старше меня всего на год, довести до конца «святое дело, на- чатое Гитлером». Ну, не ждать же осуществления угрозы. И мы при- говорили ее к… расстрелу. Благо пневматические винтовки прода- вались по 14 рублей в военторге без всяких лицензий. Хрущевская «от- тепель» благотворно сказалась на развитии дальнейших событий, и удовольствие наблюдать за пляшу- щей от боли антисемиткой с про- стреленной задницей обошлось нам лишь штрафом в 8 руб. за «мел- кое хулиганство». И это при том, что на допросе в милиции брат, к моему ужасу, открыто деклариро- вал подлинные мотивы преступле- ния. В протоколе так и записали: «Стреляли и будем стрелять, пока всех не перестреляем». Случись это тремя годами раньше или поз- же, колонии бы не миновать. – И это никак не повлияло на вашу дальнейшую судьбу? – Именно – никак. Даже на допро- сах в КГБ, уже по другому поводу, эта история нигде не высветилась. В КГБ эта информация загадочным образом отсутствовала. Я говорю «загадочным», потому что «кон- тора» приглядывала за мной с дет- ства. Во время первого допроса в следственной тюрьме Лефортово, чтобы уличить меня в неискрен- ности, мне предъявили фотокопии писем, которые я писал… в 14 лет. В 1990-е  гг. мне довелось записывать радиобеседу с тогдашним началь- ником МУРа. Я, пользуясь случаем, спросил, как найти следы того дет- ского дела. Он сказал, что есть только одно объясне- ние столь мягкого нака- зания  – приказ на уровне МВД не давать делу ход, то есть не доводить дело до суда и, соответственно, до КГБ. В этом случае, сказал он, не стоит тратить время на поиски концов, прото- колы таких дел не сохра- нялись. – А КГБ что от вас хо- тел? – Формально допраши- вали в качестве свидете- ля по делу о шпионаже в пользу Израиля. А по сути прощупывалась степень вовлеченности в сионист- скую и антисоветскую активность. Ну, а когда эта активность уже не вы- зывала сомнений,  – как обычно: угрозы, попытки разработки, снова угрозы. А однажды сделали не- ожиданное деловое предложение: писать статьи о привольной жиз- ни… евреев. И даже обещали по- содействовать с трудоустройством по профессии: «Только ты правду пиши». И деньги авансом предло- жили  – 30  (!) рублей. Видимо, ис- кали достойную смену Цезарю Со- лодарю. – Тем не менее вы смогли окончить филфак МГУ, куда и поступить-то еврею было почти невозможно. Как вы вообще риск- нули поступать туда? – Верно, но это была прогулка по тонкому льду. Заурядная «хуцпа». Вы же понимаете, что еврея ради образования можно затащить в любую авантюру, в любую револю- цию. Справедливости ради замечу, что за все шесть лет учебы анти- семитские коллизии, которые слу- чались внутри факультета, лично меня не коснулись. Академическая атмосфера вокруг меня была отно- сительно чистая и доброжелатель- ная. Правда, я никому не перебегал дорогу, поскольку изначально не уповал на академическую карьеру, тяготел к публицистике. Да и во- обще, о какой карьере в СССР я мог мечтать? – А за стенами университета? Вы ведь учились на вечернем отде- лении, а значит, могли работать где-то в редакции или в издатель- стве… – Как бы не так! Вот здесь-то четко просматривался гэбэшный след. Кадровики действовали по простой схеме: «Зайдите завтра». Только дверь закрывалась, мое имя «пробивали» по спецлинии, и на- завтра – отказ, даже если приходил по объявлению. Меня к редакциям не подпускали на пушечный вы- стрел. Вернее, на ружейный, пото- му что во внештатной журналист- ской работе мне не отказывали. Я публиковался с 18 лет в «Ком- сомолке», «Советской России», АПН и других изданиях. Вообще- то я в Союзе сделал головокру- жительную «карьеру», которую начал с самой вершины. В 17  лет меня взяли на работу в библиотеку Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Представляете, в моем кармане грелось удостовере- ние с печатью ЦК! Вы бы видели, как передо мной уже тогда ломали шапку те, кто прикасался к этой ксиве, включая постовых мили- ционеров. Я же был «товарищем из ЦК»! И  – непередаваемое сча- стье – имел доступ к спецхрану! Но закончил карьеру (уже с универси- тетским дипломом) в… зверинце, чем горжусь по сей день. Я занял должность, которая отсутствова- ла не только в штатном расписа- нии, но и в истории цивилизации и даже в мифологии племен и на- родов,  – заведующего литератур- ной частью… Театра зверей Уголка Дурова. За время этой карьеры моя зарплата выросла с 45 руб. в ЦК до 69 – в зоопарке. С одной пары обу- ви – до полутора. В этом заведении после подачи на выезд меня торже- ственно исключили из комсомола и заклеймили как врага народа и всего животного мира. Собрание прошло под одобрительный визг обезьян, рев медведей, мяуканье кошек и карканье ворон. – Ну, вот вы приехали в Израиль. И в конечном счете отказались абсорбироваться в этой стране, предпочли жизнь на «Свободе». Почему? Что-то было не по душе? – Где бы ни жить ищущему чело- веку, всегда что-нибудь не по душе. Эмоционально я был в Израиле счастлив. В целом я считаю Изра- иль здоровым обществом. Я прово- жу там до четырех месяцев в году, живу на два дома, плачу налоги. Работая в Германии, ездил в Из- раиль служить в армии, печатался в «Едиот ахронот», «Шева ямим» и других изданиях. Единственное, что для меня органически непри- емлемо (как тогда, так и сейчас), – это чрезмерное влияние религи- озного истеблишмента на жизнь общества. – Вы атеист? – Религия как образ жизни и мышления меня не занимает и не интересует. Как говорится, «у вас своя компания, у меня  – своя». А как политическая сила  – оттал- кивает. Я не могу существовать в обществе, где законы подчинены идеологии, которая указывает мне, на ком жениться, что есть, как про- водить выходной, когда включать свет или отопление. Израиль, по моему мнению, находится в ла- тентной опасности оказаться под властью еврейских фундаментали- стов. – А как по-вашему, у еврейской жизни в современной России есть будущее? – Прогнозирование  – неблаго- дарное занятие, особенно в такой стране, как Россия. До тех пор, пока в России не откажутся от поисков врага, евреи в опасности. Сегодня есть свобода для культурного раз- вития, но еврейские функционеры, на мой взгляд, не используют ее в достаточной мере. – Ярким событием еврейской… да нет  – российской культурной жизни стал выход вашей книги о Михаиле Александровиче. В 2014 г. Ассоциацией книгоиздателей Рос- сии она была признана лучшей книгой года, опубликовано более 60 откликов в СМИ разных стран, в Калининграде был снят фильм по материалам книги. А что дальше? – После выхода книги ко мне то и дело обращаются еврейские куль- турные центры, музеи из разных стран с предложением участвовать в создании постоянных экспозиций Александровича. Меня вовлекают в переписку, переговоры, кальку- ляцию, отбор и инвентаризацию экспонатов, отнимают время, а воз и ныне там. Поэтому я решил сосредоточиться на оцифровке и систематизации архива певца для передачи его на хранение. Одно- временно я продолжаю работать над следующей книгой. Ее рабочее название «Господи, напугай, но не наказывай». Половина уже напи- сана. Вторая половина еще в чер- нильнице. Я вижу ее на стыке двух жанров – иронической прозы и ин- теллектуальной мемуаристики. Я надеюсь вместить в нее бесценный опыт соприкосновения с удиви- тельными людьми и судьбами  – от глав государств и нобелевских ла- уреатов до террористов и агентов внешней разведки КГБ, от детей репрессированных вождей русской революции до детей казненных за- говорщиков Третьего рейха. Я рас- скажу, как обедал с И.  Арманд и Свердловым, как меня соблазнял взяткой председатель Совета ми- нистров СССР, как работал алкого- ликом, об особенностях медвежьей охоты в лагерной зоне на Колыме, о способности обезьян к изучению иврита и соблюдению своих, обе- зьяньих, религиозных праздников, о склонности слонов к классовой борьбе и выдающейся роли мышей в правозащитной деятельности. Со- четание жанров дается нелегко, но, как вы могли убедиться из нашей бе- седы, материал накоплен благодат- ный. Пожелайте мне выносливости и веры в конечный результат. Беседовал Виктор ШАПИРО