Битва семидесяти переводчиков

 

Битва семидесяти переводчиков

Philologos. Перевод с английского Любови Черниной 30 декабря 2025

2

 

 

Материал любезно предоставлен Mosaic

 

 

Глас [Б‑жий на горе Синай] зазвучал и разделился на 70 голосов и 70 языков, чтобы всякий народ услышал его на своем языке.

Шмот раба, 5:9

 

Знайте, что глас [Б‑жий на горе Синай] достиг каждого сына Израиля по силам его: старцев по силе их, и юношей по силе их, и детей по силе их, и младенцев по силе их, и женщин по силе их, и самого Моше.

Шмот раба, 5:9

 

И случилось так, что царь Птолемей созвал 72 старца и заключил их в 72 комнаты, не сказав зачем, а затем пошел от одного к другому и говорил: «Перепишите для меня [по‑гречески] Тору своего учителя Моше». Г‑сподь ниспослал каждому из них мудрость, и все они составили одинаковые переводы.

Талмуд, Мегила, 9а

 

Составление Септуагинты, самого раннего перевода библейского текста, заказал Птолемей II, эллинистический повелитель Египта, который правил с 283 по 246 год до н. э., и первая часть этой работы, перевод Пятикнижия Моисеева, была выполнена в его правление. Слово «Септуагинта» происходит от латинского названия Vetus Testamentum ex Versione Septuaginta Interpretum, «Ветхий Завет по версии семидесяти переводчиков». В раввинистической традиции этот текст также известен как «таргум а‑шив’им», то есть «перевод семидесяти», хотя в древнейших источниках говорится, что настоящее число призванных Птолемеем мудрецов было 72 — по шесть от каждого из двенадцати колен Израиля.

Это явный анахронизм, потому что двенадцать колен Израиля ко временам Птолемея давно исчезли. Но независимо от того, реальное число перед нами или апокрифическое, мне кажется неслучайным, что раввинистическая традиция (и христианская в самом ее начале) округлила 72 до 70, потому что именно столько языков насчитывали в мире раввины.

Приведенные выше две короткие цитаты из «Шмот раба», компиляции мидрашей на книгу Шмот, составленной в Средние века, но отражающей более древние источники, хорошо известны. Обе они комментируют тот факт, что в описании откровения в 19‑й главе книги Шмот один раз говорится о «гласе» Б‑жьем (коль), а один раз — о его «гласах» (колот), и если первое упоминание обычно приводится в подтверждение идеи иудейского универсализма, то на второе еврейские источники нередко ссылаются, оправдывая то, как далеко библейская экзегеза отходит от изначального значения текста. И действительно, если на Синае сыны Израиля слышали разные вещи в зависимости от уровня индивидуального развития каждого, то разве мы, их потомки, не имеем права на разное понимание произнесенного тогда?

ТИТУЛЬНЫЙ ЛИСТ КОМПЛЮТЕНСКОЙ ПОЛИГЛОТТЫ, СОДЕРЖАЩЕЙ ТЕКСТ СЕПТУАГИНТЫ. XVI ВЕК

На первый взгляд из этого следует, что не может быть единственного «верного» прочтения Торы. Или, как сказано в другом средневековом еврейском источнике, имеющем более древние корни, «Алфавите рабби Акивы», «книги Моше были даны в 70 ликах 70 языков, и книги пророков — в 70 ликах 70 языков, и Закон — в 70 ликах 70 языков». Так что библейские толкования неисчислимы, или, по меньшей мере, возможно 4900 (70 х 70) вариантов прочтения каждого библейского стиха.

И все же, если верить талмудическому трактату «Мегила», когда 72 переводчика Библии (позднее их стало 70) собрались вместе, они представили переводы, совпадающие до единого слова, хотя работали в полной изоляции друг от друга! Более того, эта история противоречит самого раннему и самому достоверному (хотя и в нем есть определенные дополнения) описанию произошедшего в Александрии, которое содержится в так называемом «Письме Аристея к Филократу». Это сообщение в форме пространного послания, где излагается история появления Септуагинты, якобы отправил своему брату один из придворных царя Птолемея. Текст письма, вероятно написанный через несколько десятилетий после смерти царя, повествует о том, как первые переводчики Библии собрались на великолепной вилле на острове неподалеку от дворца Птолемея. После приличествующего случаю пира, произнесения речей и вручения даров произошло следующее:

 

И они делали это [перевод], достигнув согласия друг с другом по всем [пунктам] путем сравнения [переводов отдельных лиц]. А то, что они единодушно признали соответствующим [подлиннику], было записано в таком виде Деметрием. Заседания [их] продолжались до девятого часа; после же этого они отпускались для ухода за телом, так как всем им в изобилии доставлялось [все], чего они пожелают… Собираясь таким образом, как мы раньше показали, ежедневно в этом месте, приятном вследствие спокойствия и ясности, они исполняли порученное [им дело] .

 

На самом деле это сообщение противоречит тому, что сказано в мидраше: здесь нет чудесного совпадения переводов, сделанных каждым участником, а есть групповая работа, которая путем дебатов и обсуждения помогает получить консенсусный вариант. Раввины, однако, были не первыми, кто изменил содержание «Письма Аристея» в этой связи. Еще до них был еврейский эллинистический философ начала I века н. э. Филон Александрийский, который писал о происхождении Септуагинты так: «Посему, уединившись в тайном месте <…> они [переводчики] исполнились вдохновения и пророчества, и не было такого, чтобы один говорил одно, а другой другое — все они использовали одни и те же существительные и глаголы, будто бы некто невидимый подсказывал им слова. А кто не знает, что любой язык, а греческий язык превыше всех прочих, богат словами и можно сказать одно и то же по‑разному, изложив мысль множеством способов и использовав всякий раз иные формы выражения?»

Хотя Филон, который явно был знаком с «Письмом Аристея», не говорит напрямую, что переводчики Септуагинты работали изолированно друг от друга, он явно намекает на это, потому что иначе, если бы их деятельность предполагала постоянный диалог, не было бы ничего примечательного в том, что у них получилась единая версия. И хотя раввины, по всей видимости, не знали сочинений Филона, возможно, что его версия происхождения Септуагинты дошла до них каким‑то окольным путем — или наоборот, сам Филон находился под влиянием какого‑то раннераввинистического или фарисейского источника. Так или иначе, если греческий язык, как и всякий прочий, согласно «Алфавиту рабби Акивы», имеет 70 «ликов», то, если верить Филону и раввинам, 70 переводчиков Септуагинты проигнорировали 69 из них, отдав предпочтение одному‑единственному.

Семьдесят против семидесяти: это конфликт между строгим конструкционизмом и вольнодумством, лежащим в основе еврейского отношения к Библии — а на самом деле в основе всей библейской экзегезы, а в более широком контексте и всей литературной критики. Имеет ли текст, подобный Библии, то значение, которое мы в него вкладываем, то есть потенциально число его значений бесконечно, или же значение может быть только одно — то, которое вложил в него составитель?

И все‑таки в каком‑то смысле это спор иллюзорный, ведь если Тора составлена Бесконечным Сущим, сочинительские намерения этого Сущего тоже вполне могут быть бесконечными. И действительно, раввинистический иудаизм традиционно разрешал спор 70–70, сочетая одновременно суровый конструкционизм и свободомыслие: первый применялся к слову Б‑жьему, которое считалось сакрально неизменным и незыблемым, а второе — к истолкованиям, которых, как считалось, может быть бесконечное множество. Таким образом, обе стороны одерживают победу в борьбе семидесяти.

Оригинальная публикация: The Battle of the Seventy Translators