рассказ
Яков ФРЕЙДИН
— Если хочешь знать, так сиди и слушай, — сказала она, — я тебе про
него расскажу. Ты должен это знать. Тридцать лет прошло, как его
убили, а он и сейчас стоит перед моими глазами, словно живой. Будто
смотрит на меня и улыбается. Но это только мне кажется, что смотрит,
ведь он совсем слепой был и много лет не мог ничего видеть. Ну так вот,
мы жили в Витебске рядом с синагогой, где он был раввином. Синагога
наша была небольшая, даже маленькая, и на праздники для всех места
не хватало. Мы из дома стулья приносили. Люди издалека приходили
чтобы Ребе Якова послушать. Ты себе представить не можешь, как он
говорил! За сердце брал. Его очень любили и уважали. За ум, за
доброту. За то, что умел слушать и понимать. Чужое горе и чужую
радость, как свои чувствовал и переживал. Сын его, мой муж Моисей,
часто ему говорил: «Папа, так нельзя жить, зачем ты себя истязаешь? Ты
страдаешь с каждым больным и умираешь с каждым покойником». А он
только смеялся и отвечал: «Но зато я с каждым новорожденным снова
появляюсь на свет и женюсь на каждой свадьбе».
Даже старики шли к нему за советом, когда он ещё только службу свою
начинал и был совсем молодым. Часто к нему домой приходили, не
только в синагогу. Иногда просто хотели посидеть рядом и помолчать
вместе с ним. Совета спрашивали: «Скажите, реб Яков, имеет смысл
делать так? А если вот так?» Он всех выслушивал, во всё вникал и если
что советовал, так от сердца и ума. А когда не знал, что посоветовать,
честно говорил — не знаю, но старался всем помогать.
Вот такой случай, тебе будет интересно знать, раз ты искусством
увлекаешься. Однажды, было это давно, ещё до революции, вскоре
после того, как германская война началась. Первая мировая, то есть.
Однажды вечером пришли к Якову двое молодых, парень Мойше Сегал,
его родители недалеко от нас жили, и его девушка Берта. Они хотели
пожениться, но её родители были категорически против. Мойше был
художником, бедный. Незавидный жених. Я в картинах мало понимаю и
сама его рисунков не видела, но говорили люди, что он как-то странно
рисует. Всё у него не как в жизни, а будто во сне. Бертины родители
были богатые, не хотели для неё такую партию. Отец её был ювелир и
часто нашей синагоге деньгами помогал. Хотел дочке дать хорошее
образование. Отправили её учиться в Москву, там она с Мойше и
познакомилась. Оба родом из Витебска, а по-настоящему сошлись только
7
в Москве. Хотя были они из религиозных семей, но в Москве стали
совсем светские, даже имена поменяли: Мойше стал Марком, а она
Бэллой. Вот они и пришли к ребе просить чтобы он с Беллиным отцом
Шмулем поговорил и убедил его дать дочке позволение выйти за Мойше
замуж. Яков надел новый сюртук, бороду расчесал и пошёл на разговор.
Уж не знаю, что он там говорил, но только Шмуль, Бэллин отец то есть,
дал согласие и свадьбу они сыграли хорошую. Это ещё было до того, как
я замуж за Моисея вышла, и на той свадьбе не была. А уж после
революции Мойше, Марк то есть, стал в нашем городе известным
человеком, руководил художниками и весь город к революционным
праздникам по своему разуму оформлял. Это я хорошо помню, очень всё
было необычно, красочно. А потом они с Бэллой уехали заграницу и
больше в Витебск не возвращались. Марк там фамилию поменял из
Сегала на Шагала и стал очень знаменитым. Впрочем, я не о нём тебе
хотела рассказать. Я о моём свёкре ребе Якове.
— А как же он мог быть раввином, если он был слепой, — спросил я.
— Да нет, ты не понял. Он ведь сначала не был слепым. Это он потом
ослеп. Думаю, что от сильного нервного потрясения. Это так было.
Кажется, году в 23-м началась в Белоруссии, да впрочем везде,
кампания по разгрому синагог. Но до нас это только в 25-м добралось.
Мы про это, конечно, слыхали, но к нам эта беда пока не доходила.
Однажды, в аккурат перед субботой, к нему в синагогу пришёл сын
наших знакомых Борух. Он, ещё когда мальчиком был, у Якова в хедере
учился, потом вырос и в Москву уехал. А когда вернулся домой, стал в
Витебске большим революционным начальником, ходил в кожаной
куртке, на автомобиле ездил, револьвер носил, и его все боялись. Даже
собственные отец с матерью. Вот он пришёл в синагогу и говорит: «Всё,
старик, собирайся», — а Яков ещё и не был стариком вовсе, ему тогда
лет 55 было, не больше. Борух на него стал кричать:
— Давай, быстро собирай свои вещи, выметайся отсюда! Никакой
религиозной пропаганды больше в нашем городе не будет и синагога эта
закрывается.
Реб Яков ему тихо отвечает:
— Что ты Борух, опомнись. Я ведь тебя ребёнком нянчил, в хедере
грамоте учил. Подумай сам, что плохого мы тут делаем? Какая
пропаганда? Мы ведь никого в религию не обращаем, сюда каждый сам
приходит, если хочет. Кому мы мешаем? Не гневи Бога, Борух, он тебя за
такие слова покарает.
8
А тот опять стал кричать:
— Я тебе не Борух, не смей меня так звать! Я теперь Борис,
представитель революционного трудящегося народа. И твой бог — это
всё фантазия, опиум и дурман. Я тебе прямо сейчас это докажу.
Посмотрим, что твой бог мне сделает!
Тут он вынимает свой револьвер и несколько раз стреляет прямо в Арон
Кодеш — это шкаф такой, где свитки Торы хранятся. Потом револьвер о
галифе отёр, спрятал его в кобуру и со смехом говорит:
— Ну что, видел? Где он твой бог? Что же он меня не карает?
— Он тебя уже покарал, — тихо сказал реб Яков, — он лишил тебя
разума….
Тогда Борух, Борис то есть, оттолкнул ребе, схватил свитки Торы и
вынес их во двор. У него там автомобиль стоял и шофёр был. Велел
шофёру всё бензином полить и поджёг. Свитки сразу вспыхнули, черный
дым в небо пошёл. Яков закричал ужасно, кинулся было их из огня
выхватывать, но шофёр его оттолкнул и сильно ударил сапогом. Яков
упал без сознания и так лежал раскинув руки, пока мы не прибежали и
его домой унесли. Кровь с головы утёрли, он скоро в себя пришёл, но с
тех пор уже ничего не видел — совершенно ослеп. Я не знаю от чего —
то ли оттого, что его по голове ударили, а скорее — на нервной почве.
Кто теперь скажет? Синагогу его закрыли, всё из неё куда-то увезли.
Она так заколоченная лет пять стояла, а потом в ней библиотеку
сделали.
Яков, как у него синагоги не стало, в себя ушёл, подолгу в углу сидел,
ел очень мало, и молча молился, только губами шевелил. Мы все за ним
ухаживали, к доктору водили, но нечего не помогало, остался слепым.
Одна у него радость была — очень он любил с внуками играть, с Соней и
Абрамом, сказки им рассказывал, грамоте учил. Потом, в один день
попросил нас, чтобы мы для него во дворе сарай расчистили. Он решил
там для себя что-то вроде синагоги сделать. Сказал, что этого для него
хватит, а те, кому он ещё нужен, и в такую придут. Бог ведь не в
синагоге и не на небе, он в душе. Мы там всё почистили, Моисей старьё
из сарая убрал, порядок навёл. Хорошую дверь навесил, окно вставил,
книжные полки построил, стенки и потолок голубой краской покрасил.
Стало чисто и очень красиво. Яков из дома туда книги перенёс, хотя
зачем они ему были нужны? Видеть он совсем не мог. Вот с тех пор у
него появилась своя новая маленькая синагога и люди к нему шли. Даже
родители Боруха приходили, плакали и извинялись. Но что их винить?
9
Только все украдкой приходили — в то время стало опасно показывать,
что ты в Бога веришь и на службу ходишь. Но всё равно шли. Для него
как бы новая жизнь началась. К счастью, власти оставили ребе Якова в
покое, кому он слепой был нужен? Он так и жил и часто даже ночевал
там у себя в этой крохотной синагоге, мы ему туда еду приносили.
Когда война началась в 41-м году, к нам заехал его младший сын Семён,
он тогда в армии служил офицером. Их часть на фронт отправляли и он
смог забежать попрощаться. Яков обнял его, прижал к себе, заплакал и
стал просить:
— Сёма, не оставляй меня здесь, возьми с собой в армию.
Сын его только усмехнулся и говорит, как же он слепой может в армии
быть? Это никак невозможно, но Яков его всё равно упрашивал, говорил,
что будет полезным, картошку станет там чистить, может
обмундирование стирать. Но это, конечно, было несерьёзно. Семён ушёл
на фронт и скоро там погиб. На другой же день моего сына Абрашу, ему
как раз 18 исполнилось, в армию забрали и он тоже, как ты знаешь, с
войны не вернулся.
Витебск стали бомбить, стреляли зенитки. Разбомбили мост и вокзал.
Везде горело. Было страшно и дома и на улице, часто приходилось в
погребе прятаться. Тогда я решила, что надо уезжать в эвакуацию,
иначе мы все там погибнем. Я говорю Якову:
— Папа, собирайтесь в дорогу, возьмите с собой только самое нужное.
Мы сейчас же едем.
— Но он только головой покачал и ответил:
Нет, никуда я не поеду. Вы сами езжайте. Я тут в моей синагоге останусь
и будь, что будет. Мне Сёма сказал, что немцев скоро выгонят. Вот и по
радио то же говорят. А если даже немцы сюда придут, что они мне
сделают? Зачем я им? Я их помню ещё по 15-му году, они не злые, у них
даже язык на наш похож.
Мы уехали без него, а через день поезда вообще перестали ходить и
скоро Витебск заняли немцы. Через год, уже в эвакуации, когда мы жили
в Свердловске, приехала одна родственница Сегалов, ей удалось
выбраться из города, когда там были немцы. Она пришла к нам и
рассказала, что в Витебске происходило и как погиб наш Яков. После
войны я туда сама поехала и узнала подробности. Мне люди рассказали,
что всех евреев немцы стали убивать прямо на улицах, а остальных
согнали в гетто. Яков сам туда не мог пойти и остался в своей синагоге.
10
Однажды к нему вломились местные жители и стали требовать у него
золото. Говорили, что все евреи богатые и прячут золото. Яков их
пытался убедить, что никаких ценностей у него нет и никогда не было.
Тогда они его, слепого, стали бить, потом за бороду вытащили на улицу
и поволокли в гетто. Их по дороге встретил немецкий патруль и
спросили, куда они его тащат? Бандиты ответили, что это жид и они его
ведут в гетто. Начальник патруля сказал, что там всё и так переполнено,
туда идти не надо и дело можно решить на месте. Потом достал пистолет
и выстрелил Якову в голову. Его тело потом долго лежало на улице и
никто его не хоронил.
Через несколько лет после его смерти, когда ты родился и стали искать
тебе имя, Соня сразу решила назвать тебя в честь своего убитого
дедушки. Вот так ты тоже стал Яковом, в память о твоём прадеде, —
закончила свой рассказ моя бабушка.
Яков ФРЕЙДИНИз новой книги "ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ"
Комментариев нет:
Отправить комментарий