Искусство возможного
Национал-социализм, как известно, вдохновлялся идеалами «высшей справедливости» и «правды» — национальной, социальной, исторической и эстетической. Общественный уклад, построенный на буржуазном законе, веками душивший Европу, уступал место арийской социалистической морали и законности, свободным от оков еврейского торгашества.
Среди культурной публики в Европе и Америке не принято говорить о том, что Гитлер был прав и принес много пользы. Вряд ли какое-нибудь официальное лицо вслух произнесет то, что некогда позволил себе сказать Нахлиэль Дишон, генеральный директор WJRO — Всемирной еврейской организации по реституции: «Вы спрашиваете поляков, например: “Почему вы забрали еврейскую собственность?” А они говорят, что евреи годами отбирали их собственность и обманывали их, так что на самом деле это польская собственность, а не еврейская».
Факты говорят сами за себя. Современные европейские правительства, культурные учреждения и музеи по всему миру, а также частные граждане с хорошим художественным вкусом являются благодарными прямыми наследниками культурной и расовой политики Третьего Рейха, бенефициарами Холокоста — и в наследство свое они вцепились мертвой хваткой.
С момента прихода национал-социалистов к власти в 1933 году и до конца войны в Германии и на всех оккупированных территориях проходила «ариизация» — изъятие еврейской собственности. С вагнеровским пафосом и бюргерской методичностью в Европе осуществлялся обыкновенный, но невиданный по жестокости и размаху грабеж. За «ариизированными» еврейскими предприятиями и произведениями искусства вскоре последовали золотые зубы, ботинки, волосы и кожа узников концлагерей. Физическое уничтожение неспособных работать и утилизация бесполезных трупов были в большей степени проблемой, чем целью нацистов.
По разным данным, от 25% до 40% всех предметов искусства, находившихся на территории, подконтрольной нацистам, «поменяло владельцев». По осторожным оценкам, нацистами было украдено порядка 600 000 объектов — предметов изобразительного и декоративного искусства, предметов религиозного культа, музыкальных инструментов, рукописей и пр. Порядка 100 000 объектов до сих пор «не могут быть обнаружены». По мнению адвоката Лоуренса Кэя, одного из ведущих специалистов по делам о реституции предметов искусства, украденных нацистами, реальная цифра выше. Стоимость украденного сегодня составляет многие миллиарды долларов.
Вокруг тех украденных объектов, местонахождение и нынешние владельцы которых известны, разворачиваются настоящие саги, в которых переплетены алчность, психологическая драма, политика ведущих мировых держав, история, юридическая казуистика, личная и национальная трагедия.
Неудивительно, что на эту тему пишутся литературные произведения и снимаются фильмы, которые становятся все более популярными. Вспомним «Женщину в золоте» — по истории Марии Альтман, которая пытается вернуть отобранную некогда нацистами картину Густава Климта «Золотая Адель» («Портрет Адели Блох-Бауэр»), или блокбастер Monuments Men, или «Письма к Камондо» Эдмунда де Вааля.
Сразу после прихода к власти в январе 1933 года нацисты стали проявлять большой интерес к предметам искусства. Интерес этот имел несколько аспектов. Наиболее очевидный: многие высокопоставленные деятели были ценителями прекрасного, как Гитлер, Геринг или Розенберг, и отнюдь не пренебрегали высокой стоимостью произведений искусства. Другим аспектом был идеологический: «дегенеративное» искусство — к примеру, немецкий экспрессионизм — должно было быть искоренено. При этом немецкая прагматичность не позволяла просто уничтожить предметы, имеющие некую стоимость.
В течение нескольких лет, до принятия Нюрнбергских законов в 1935 году, еврейское имущество не конфискуется прямо, евреев пока что вынуждают продавать по номинальной цене предметы искусства, представляющие интерес для нацистов. Эти вынужденные продажи являются одним из «камней преткновения» в делах о реституции и компенсации по сей день.
Можно привести пример с так называемыми «сокровищами гвельфов». В 1935 году Герман Геринг распорядился принудить еврейских антикваров продать 42 предмета средневекового немецкого прикладного и религиозного искусства за номинальную стоимость. «Сделка» была осуществлена через его агентов. В ноябре 1935 года Геринг преподнес коллекцию в дар Гитлеру. После войны коллекция, «приобретенная» Герингом у евреев, была передана в Музей Боде в Берлине и по сей день считается принадлежащей государству.
Это одно из громких дел последнего времени о неудачной попытке реституции через европейские, а затем американские суды, мы к нему еще вернемся. Коснемся пока позиции немецких судов касаемо принуждения к продаже. В 2014 году юридическая комиссия при правительстве Германии не нашла признаков несправедливости сделки Геринга и вынесла постановление о том, что «низкий рыночный спрос и более низкая закупочная цена коллекции в сравнении с предыдущими оценками могут быть следствием мирового экономического кризиса, а не результатом репрессий в отношении еврейских арт-дилеров со стороны правительства национал-социалистов».
И такая позиция, увы, типична.
Среди первых «ариизированных» галерей была галерея Альфреда Флегхайма — одно из крупнейших собраний произведений «дегенеративного искусства»: европейских модернистов и немецких экспрессионистов.
В марте 1933 года арт-дилер и штурмовик СА Александр Фёмель вступил в права собственности галереи Флегхайма в Дюссельдорфе. В 1934 году ближайший помощник Флегхайма Курт Валентин перешел в берлинскую галерею Карла Бухгольца — одного из нескольких арт-дилеров, которым Гитлер и Геринг лично разрешили продавать конфискованные произведения «дегенеративного искусства» для нужд партии.
В январе 1937 года Валентин по поручению НСДАП уехал в Нью-Йорк и там открыл галерею Карла Бухгольца. Галерея служила каналом для перепродажи в США картин из собрания Флегхайма и, в дальнейшем, других награбленных нацистами произведений «дегенеративного искусства».
Разумеется, это был далеко не единственный канал. Картины, изымавшиеся нацистами и бывшие для них идейно сомнительными, через одобренных нацистским руководством «искусствоведов» продавались и охотно покупались музеями в нейтральных Швейцарии и Швеции, а также иностранными арт-дилерами и коллекционерами, в основном американскими, у которых во время войны были на это деньги. И те, и другие в политике и практике нацистов видели исключительно благоприятную возможность для пополнения своих коллекций и извлечения прибыли.
Сам Александр Фёмель, «правопреемник» Флегхайма, тоже не гнушался при случае продавать картины из «своей» галереи. Например, картина Оскара Кокошки «Маркиз де Монтескье» была продана Национальному музею изобразительных искусств в Стокгольме, оттуда передана в Moderna Museet, где оставалась вплоть до 2018 года, когда все-таки была возвращена наследникам Флегхайма. В ноябре 2018 года картина продана на аукционе Sotheby’s за 20 395 200 долларов.
(Любопытный факт: Гитлер был убежден, что именно Кокошка, благодаря протекции Густава Климта, в 1907 году занял его место при поступлении в Венскую академию художеств, — о чем Кокошка сожалел всю жизнь.)
Сегодня картины, украденные у Флегхайма, находятся в европейских и американских музеях, включая самые известные, как Музей современного искусства (MOMA) в Нью-Йорке, а также в частных коллекциях. Лишь несколько картин после длительных процессов были возвращены наследникам.
Счастливое исключение представляет собой картина Людвига Киршнера «Солдатская баня». Познакомимся с ее сложной историей после «ариизации» галереи Флегхайма.
Итак, после бегства Альфреда Флегхайма из Германии «Солдатская баня» Киршнера осталась в Берлине на попечении его племянницы Рози Кулиш. В 1938 году безнадежно «дегенеративную» работу «купил» Курт Фельдхаусер, член нацистской партии и, должно быть, несгибаемый ценитель авангардного искусства. Впрочем, продать картину он не сумел — видимо, не было нужных связей в богемных кругах Рейха. После его смерти в 1945 году право собственности перешло к матери Фельдхаусера. Эта дама привезла работу в Соединенные Штаты и в 1949 году продала ее галерее Вейхе в Нью-Йорке. У галереи Вейхе в 1952-м картину приобрел американский филантроп и коллекционер немецкого экспрессионизма Мортон Д. Мэй. В 1956-м Мэй передал картину в дар Музею современного искусства (MOMA) в Нью-Йорке. В дальнейшем в результате обмена, состоявшегося в 1988 году, картина перешла в собственность Фонда Соломона Гуггенхайма и была помещена в Музей Гуггенхайма в Нью-Йорке. Наконец в 2018 году, после изучения обстоятельств и без судебного разбирательства, Фонд Соломона Гуггенхайма и Музей Гуггенхайма вернули картину «Солдатская баня» наследникам Альфреда Флегхайма. В ноябре 2018 года она была продана на аукционе Sotheby’s за 21 975 800 долларов.
Эта длинная история, однако, не идет ни в какое сравнение с юридическими эпопеями, разворачивающимися вокруг исков о реституции украденных нацистами произведений искусства.
Проблема «добросовестного приобретателя» и «добросовестного продавца» — одна из ключевых в делах о реституции. С этой проблемой связано понятие провенанса — происхождения и истории владения произведением искусства, которое является базовым для арт-дилеров и музеев. Подразумевается, что провенанс должен быть тщательно проверен при продаже предмета для обеспечения законности сделки. Фактически же приобретатели украденных произведений искусства часто закрывают глаза на сомнительный провенанс работ, даже когда обстоятельства указывают на то, что в период с 1933 по 1945 годы предмет побывал в руках у нацистов и мог быть украден или получен под принуждением.
Доказать это, тем не менее, бывает сложно. К тому же в судах дело до этого обычно не доходит: владельцы успешно строят свою защиту на процедурных вопросах, и до рассмотрения фактов по существу суд просто не доходит.
Среди таких процедурных проблем — сроки давности. В разных странах законы, определяющие сроки давности для «недобросовестного приобретения», сильно различаются. В Европе они могут быть достаточно короткими, в Америке эти сроки определяются по-разному в разных юрисдикциях и регулируются рядом законодательных актов, которые суд может применить в тех или иных конкретных случаях. Есть и проблема исковой давности: в течение какого времени после нахождения предмета в открытом владении можно подавать иск. Исковая давность также может исчисляться по-разному в разных системах права, разных странах и юрисдикциях. Зачастую именно исковая давность препятствует наследникам добиться решения в свою пользу, даже когда факты неоспоримы. Суды игнорируют обстоятельства, при которых люди теряли свои произведения искусства, и последующие обстоятельства их жизни, препятствовавшие своевременной подаче иска.
Таким обстоятельством является Холокост и его последствия: в ситуации, когда миллионы людей были физически уничтожены, а немногие выжившие потеряли абсолютно все, «счастливчики» не были склонны заниматься поисками по музеям, галереям, аукционам и вести судебные тяжбы по поводу картин. Суды, ссылаясь на исковую давность, попросту игнорируют тяжелейшую психологическую, социальную и культурную травму жертв Холокоста.
К примеру, немецкий художник Георг Гросс, чьи картины были украдены из его берлинской студии и квартиры в 1933 году, отказывался требовать их возврата через суд. С иском выступили уже его наследники. Есть и другие примеры «странного», с точки зрения обывателя, поведения жертв Холокоста.
Не будем говорить уже о том, что Георг Гросс, как и многие его современники, связанные с художественным авангардом 1920-х годов, были людьми со своими взглядами на жизнь, часто отличающимися от взглядов обывателей. Это же не должно поощрять современных владельцев их разграбленного имущества.
Нынешние владельцы украденных нацистами произведений искусства и их адвокаты утверждают, что Холокост цинично используется в некоторых юрисдикциях в качестве «процедурного крючка» с целью предотвратить вступление в силу исковой давности. Также они утверждают, что наследники стали подавать свои иски, только когда картины стали стоить десятки миллионов долларов.
Действительно, в 1920-х годах Георг Гросс или Киршнер могли, пожалуй, своими картинами расплатиться за обед или выпивку в кафе, или подарить их друзьям. Сегодня же эти работы стоят десятки миллионов. Однако непонятно, какое отношение это имеет к факту скупки уважаемыми музеями, коллекционерами, бизнесменами и знаменитостями имущества, награбленного нацистами.
В 1963 году американская киноактриса Элизабет Тейлор приобрела на аукционе Sotheby’s картину Ван Гога «Вид на приют и часовню в Сен-Реми».
В 2004 году правнуки Маргарет Маутнер, которая владела картиной в 1930-х годах в Германии, потребовали вернуть картину или получить долю от ее продажи, заявив, что она незаконно попала в руки нацистов и затем была перепродана. Адвокаты Элизабет Тейлор в ответ заявили, что семья не представила доказательств того, что картина была незаконно конфискована у г-жи Маутнер. В каталоге аукциона Sotheby’s 1963 года было указано, что картина действительно когда-то принадлежала г-же Маутнер, но впоследствии была продана двум уважаемым галереям. Затем картина оказалась продана Альфреду Вольфу — немецкому еврею, который был вынужден бежать от нацистов в Аргентину. Доказательств того, что картина изъята или продана под давлением, по словам адвокатов, не существует.
Также адвокаты заявили, что картина открыто находилась в собственности Элизабет Тейлор в течение 40 лет, и никаких претензий за это время заявлено не было.
Суд в Калифорнии отклонил иск наследников Маргарет Маутнер к Элизабет Тейлор. Апелляционный суд поддержал решение суда первой инстанции. Наконец Верховный суд США в 2007 году еще раз отклонил иск.
Различные организации на протяжении десятилетий работают с правительствами и законодателями многих стран, чтобы способствовать реституции или справедливой компенсации жертвам Холокоста и их наследникам.
В 1998 году в Вашингтоне состоялась конференция по активам эпохи Холокоста, организованная Госдепартаментом США в лице заместителя госсекретаря США по экономическим, деловым и сельскохозяйственным вопросам Стюарта Э. Айзенштата и Мемориальным музеем Холокоста. В конференции приняли участие представители 44 стран и ряд неправительственных организаций, музеев и аукционных домов.
Конференция констатировала, что сложилась ситуация, при которой государства зачастую пытаются избежать реституции и справедливой компенсации жертвам нацизма. Помимо существующих процедурных вопросов, с которыми сталкиваются суды, в ряде случаев были приняты акты, дополнительно затрудняющие достижение справедливых решений.
По итогам конференции были выработаны так называемые «Вашингтонские принципы по конфискованным нацистами предметам искусства».
«Вашингтонские принципы» представляют собой общие рекомендации, которым обязались следовать страны-участницы. Они касаются снятия процедурных препон для рассмотрения исков в судах, создания условий для установления достоверного провенанса произведений искусства и создания базы данных изъятых нацистами предметов искусства. Один из принципов — «необходимость незамедлительно предпринимать шаги для достижения честного и справедливого решения проблемы».
В 2009 году 47 стран подписали «Терезинскую декларацию», развивавшую и уточнявшую положения «Вашингтонских принципов» исходя из складывающейся в разных странах практики. Помимо обсуждения путей устранения процедурных препон в различных юрисдикциях, обсуждался также вопрос принуждения к продаже при рассмотрении исков об изъятых нацистами предметах искусства.
Руководствуясь «Вашингтонскими принципами» и «Терезинской декларацией», в 2016 году Конгресс США принял HEAR Act — акт о возвращении экспроприированных в годы Холокоста предметов искусства. Важнейшее его положение: установление срока подачи иска в 6 лет с момента обнаружения предмета. Акт действует до 1 января 2027 года.
В 2017 году Конгрессом США принят также «Акт о незамедлительной справедливости для выживших жертв Холокоста» (JUST Act). Этот акт требует от Госдепартамента США отчитываться перед Конгрессом о тех шагах, которые страны, подписавшие «Терезинскую декларацию», предпринимают для выплаты компенсаций жертвам Холокоста и их наследникам за активы, конфискованные нацистской Германией и послевоенными коммунистическими правительствами.
Принятие этих документов и политическая воля, за ними стоящая, в некоторой степени способствовали прогрессу в решении проблемы. Большинство попыток добиться реституции или компенсации через суды предпринято после принятия «Вашингтонских принципов» и последующих документов. Но результат оказался двойственным.
Вернемся к «сокровищам гвельфов». После неудачи в немецких судах истцы обратились в американский суд. Федеральный суд округа Колумбия определил, что экспроприация еврейской собственности осуществлялась в нарушение международного права, поскольку была частью политики геноцида в отношении еврейского населения Германии, а потому может быть предметом рассмотрения в судах США.
Решение суда было обжаловано Германией и дошло до Верховного суда США. Германия заявила об иммунитете от судебного преследования в США на основании Акта об иностранном суверенном иммунитете (FSIA).
В 2021 году Верховный суд США единогласно согласился с позицией Германии на основании того, что предметы находятся в государственном музее, и исключение из иммунитета неприменимо к государственному учреждению, исходя из практики применения Акта об иммунитете.
Не будем оспаривать решение Верховного суда США, заметим лишь, что с юридической точки зрения оно вполне могло быть иным.
Верховный суд США столкнулся тут со сложной политической, а не юридической проблемой. Как правило, Верховный суд США запрашивает мнение Госдепартамента при рассмотрении вопросов, затрагивающих интересы внешней политики США. И в данном случае это делалось несколько раз.
Соображения внешней политики в аспекте американо-германских отношений далеко не были главными. Перед Верховным судом США стоял вопрос о том, может ли на практике геноцид быть исключением из Акта о суверенном иммунитете. Последствия решения в пользу истцов стали бы ошеломляющими: после признания администрацией Байдена геноцида армян в 2021 году американские суды оказались бы затоплены исками наследников жертв этого геноцида. А это крайне негативно отразилось бы на отношениях с Турцией, поскольку она не смогла бы избежать огромных выплат по искам в США. В свою очередь, это ухудшило бы позицию США в ключевом и чрезвычайно чувствительном регионе. Важность этого обстоятельства на текущий момент значительно перевешивает прочие соображения, в том числе восстановление справедливости для наследников жертв Холокоста.
К тому же немецкие национальные сокровища находятся в немецком музее и являются достоянием немецкого народа, а не кучки наследников еврейских арт-дилеров. Все вполне справедливо в смысле высшей справедливости, морали и этики. Арийской, а не торгашеской.
Соображения же о том, что с наследниками владельцев немецкий музей (и другие музеи, где находятся награбленные нацистами произведения искусства) мог бы при желании, политической воле и соответствующей практике судебных решений договориться законным и приемлемым для всех сторон образом — таким, чтобы коллекция действительно стала достоянием народа и за ней не тянулся шлейф Холокоста, — пока на повестке дня не стоит.
Разумеется, Верховный суд США свои политические решения аргументирует юридически грамотно.
Если же говорить о проблеме реституции и компенсации, то, по мнению профессора Школы права Бостонского университета Алана Фельда, решение Верховного суда означает следующее:
Такая интерпретация Верховным судом Акта о суверенном иностранном иммунитете фактически закрывает суды США от значительного пласта потенциальных дел о Холокосте. Для таких заявителей стало намного труднее добиться исправления несправедливостей, допущенных в прошлом. Ограничивая доступ к американским судам, это решение препятствует достижению справедливости в делах, связанных с нацистским геноцидом.
В мае 2024 года в Вашингтоне состоялась конференция, организованная Госдепартаментом США по инициативе Всемирной еврейской организации по реституции (WJRO). Госсекретарь США Блинкен выступил с обращением к конференции:
Из миллионов произведений искусства и культурных ценностей, украденных нацистами, бесчисленное множество объектов до сих пор не возвращено своим владельцам. Сегодня слишком много правительств, музеев, дилеров, галерей и частных лиц по-прежнему сопротивляются усилиям по реституции <…> в то время как наследники сталкиваются с ошеломляющими юридическими и финансовыми барьерами в случае с противниками, чьи ресурсы значительно превосходят их собственные.
Блинкен рассказал историю матери своего отчима, у которой в Белостокском гетто нацисты сорвали с пальца обручальное кольцо перед тем, как отправить ее в поезде смерти в Треблинку.
Президент WJRO Гидеон Тейлор заявил, что существует
острая необходимость способствовать процессу реституции произведений искусства и культурных ценностей. Реституция со стороны государственных органов или частных лиц — это не просто возврат того, что было забрано. Речь идет о воссоединении семей и целых сообществ с их наследием. Мы призываем другие страны, а также музеи, аукционные дома, дилеров и частных владельцев присоединиться к нам в обеспечении справедливости и воссоединения законных владельцев и их наследников со своими культурными ценностями.
По итогам конференции 5 марта 2024 года Госдепартаментом США был принят документ под названием «Лучшие практики для принципов Вашингтонской конференции по конфискованным нацистами предметам искусства»:
Чтобы сделать возможной реституцию произведений искусства и культурных ценностей, которые остаются в государственных коллекциях и частных руках, странам следует рассмотреть возможность принятия исключений из таких положений, как правила, запрещающие изъятие из государственных коллекций, сроки исковой давности, рыночная практика, давность приобретения (способ приобретения права собственности на имущество путем непрерывного владения им в течение определенного периода), добросовестного приобретения и запрета на вывоз.
Всего 15 пунктов, уточняющих, конкретизирующих и развивающих рекомендации предыдущих документов — «Вашингтонских принципов» и «Терезинской декларации». Документ подписали 27 стран.
9 октября стало известно о чрезвычайно любопытном событии. ФБР объявило о возвращении украденной нацистами картины Клода Моне «Берег моря» (Bord de Mer) наследникам законных владельцев.
Семья австрийских евреев, Адальберт «Бела» и Хильда Парлаги приобрели пастель Моне на аукционе в 1936 году. После аншлюса Австрии семья бежала из Вены. Картины и другие ценности остались храниться на складе судоходной компании. В 1940 году гестапо конфисковало эту и семь других картин. В 1941-м работа была продана на аукционе одним из «официальных» нацистских арт-дилеров. Ныне картина «Берег моря» была возвращена правнучкам Адальберта и Хильды Парлаги Хелен Лоу и Франсуазе Парлаги.
В 2023 году картина была выставлена на продажу в художественной галерее Хьюстона. Специальные агенты ФБР по борьбе с преступлениями в сфере искусства, а также следователи из полиции Нью-Йорка по расследованию крупных краж связались с ничего не подозревающими нынешними владельцами — мистером и миссис Кевин Шламп — и рассказали им историю картины. Шлампы добровольно отдали произведение искусства и отказались от прав собственности. Офисом прокурора США по Восточному округу Луизианы в мае 2024 года было вынесено решение, предоставляющее полное право собственности на полотно Моне наследникам Парлаги.
Представитель ФБР заявил:
Этот исторический момент показывает работу ФБР в области культурной реституции и важность нашего партнерства с такими организациями, как Комиссия по украденным произведениям искусства в Европе. ФБР продолжит выполнять свои обязательства по возвращению украденных произведений искусства и других объектов, имеющих культурное и историческое значение, сообществам, которым они принадлежат.
Среди украденных у Парлаги картин была также подписанная акварель Поля Синьяка 1903 года «Сена в Париже (Пон-де-Гренель)». Она была продана на аукционе тем же нацистским арт-дилером.
На сайте ФБР в октябре 2024 года размещено следующее объявление:
В связи с историей акварели Синьяка весьма вероятно, что сегодня она может быть известна под другим названием.
Чтобы помочь в поисках украденного Синьяка, произведение было внесено в Национальный каталог украденных произведений искусства (NSAF) ФБР. Если у вас есть информация об украденном Синьяке, вам рекомендуется связаться с Программой ФБР по борьбе с преступлениями в сфере искусства.
Казалось бы, решение вопроса реституции украденных нацистами культурных ценностей в рамках уголовного, а не гражданского законодательства решает множество вопросов. К примеру, согласно федеральному уголовному законодательству США сроки давности не действуют при продаже и перепродаже краденого. Однако этот подход ставит ряд других проблем.
Привлечение ресурсов федерального правительства США, безусловно, поможет достижению справедливых решений. В описанном случае и судебное разбирательство не понадобилось.
Глава упомянутой представителем ФБР Комиссии по украденным произведениям искусства в Европе г-н Пиклз считает медиацию, а не суды наилучшим способом решения проблемы. С ним сложно не согласиться. Но успешная медиация зависит от доброй воли сторон, которая чаще всего возможна, как мы видим, при наличии политической воли и при мощной юридической поддержке — ведь стоимость картин и других предметов может составлять сотни миллионов долларов.
Помимо высокой стоимости предметов, существует еще ряд факторов, которые могут влиять на ситуацию: от политических соображений до обоснованной заинтересованности музеев в сохранении произведений и коллекций.
Чтобы оценить значимость возвращения в 2024 году наследникам владельцев-жертв Холокоста картины Моне с привлечением ресурсов федерального правительства США, заглянем в предысторию появления «Вашингтонских принципов», с принятия которых и начался активный процесс реституции.
В начале 1990-х годов глава Всемирного еврейского конгресса Эдгар Бронфман попытался добиться от Швейцарии информации о 774 «спящих» банковских счетах, открытых евреями в период с 1933 по 1945 годы и оставшихся невостребованными. Швейцария отказалась от сотрудничества в этом вопросе.
Бронфман обратился к американскому сенатору и лоббисту Алфонсе Д’Амато, председателю сенатского комитета по банковскому делу, жилищному строительству и градостроительству, с просьбой о содействии.
У Д’Амато сложились хорошие отношения с еврейской общиной, он даже посещал Любавичского Ребе. Кроме того, политические противники Д’Амато в очередной раз вели против него пиар-кампанию, и ему нужно было отвлечь внимание избирателей от потока обвинений, обрушившегося на него в прессе.
В 1996 году Д’Амато инициировал громкие слушания в Конгрессе США по еврейским счетам времен Холокоста в швейцарских банках. Переговорами между сторонами занялся Стюарт Эйзенштат — сначала заместитель министра торговли США, а затем заместитель госсекретаря США. Бронфману удалось добиться поддержки мощных политических сил, вплоть до тогдашнего президента Клинтона. Важную роль в лоббистских усилиях и оказании давления на швейцарское правительство сыграла WJRO — Всемирная еврейская организация по реституции.
Швейцарское правительство, тем не менее, уступало очень медленно, переговоры длились 3 года. Итогом стал судебный процесс, в ходе которого стороны пришли к соглашению о выплате полутора миллиардов долларов жертвам Холокоста, пострадавшим от действий Швейцарии в ходе войны.
Вашингтонская конференция, как и Терезинская конференция, по итогам которой Конгрессом США были приняты HEAR Act и JUST Act, состоялись благодаря усилиям той же группы лоббистов, прежде всего WJRO.
Наконец конференция 2024 года с участием госсекретаря Блинкена, на которой были приняты «Лучшие практики для принципов Вашингтонской конференции по конфискованным нацистами предметам искусства», возымевшие столь сильный эффект в отношении агентств федерального правительства США, также состоялась благодаря усилиям WJRO.
При этом 2024-й год не был легким для еврейских лоббистов в Вашингтоне, мягко говоря. Тем не менее госсекретарь Блинкен нашел время в своем плотном графике, занятом попытками принудить Израиль к прекращению борьбы с терроризмом, чтобы принять активное участие в конференции.
WJRO удалось соединить свои лоббистские усилия с внутриполитической динамикой в США. Демократическая администрация, значимой фигурой в которой является Блинкен, оказалась заинтересована в усилении влияния федерального правительства на частные учреждения в США и в том, чтобы американским судам не приходилось заниматься делами, связанными с имущественными требованиями по вопросам геноцида.
Политика — это искусство возможного, говорил Бисмарк. Думается, деятельность WJRO и Эдгара Бронфмана может служить примером для политиков. Чтобы добиваться справедливости и правды, сегодня нужно виртуозно владеть этим искусством.
Комментариев нет:
Отправить комментарий