Как хасиды хасидов били

• 

Еврейский мир продолжает следить за событиями в Умани, где похоронен рабби Нахман из Брацлава. А мы продолжаем публиковать материалы по истории брацлавского хасидизма. 

Рабби Нахман из Брацлава (1772-1810)  давно стал неотъемлемой частью еврейского пантеона. Его сказки переведены на множество языков и изданы огромными тиражами, с предисловиями и комментариями ведущих раввинов (например, рабби Адина Штейнзальца). Могила цадика в Умани ежегодно привлекает десятки тысяч паломников, в том числе никак не связанных с брацлавским хасидизмом.

Однако путь брацлавских хасидов не был усеян розами. Эксцентричный хасидский наставник и его последователи неоднократно вызывали ненависть других евреев, и прежде всего некоторых хасидских цадиков, в том числе наиболее уважаемых.

Первый конфликт произошел еще при жизни рабби Нахмана, вскоре после его возвращения из святой земли, когда он навлек на себя гнев нескольких цадиков, включая своего родного дядю рабби Баруха из Меджибожа.  Кампанию  против рабби Нахмана возглавил рабби Арье Лейб из Шполы, по прозвищу Шпольский Дед, пользовавшийся огромным авторитетом среди хасидов. (Этот цадик стал героем многочисленных преданий и агиографических рассказов однако достоверных данных о нем очень мало).  Точные причины конфликта неизвестны. Некоторые считают, что  Дед обвинил рабби Нахмана в саббатианской ереси, другие расценивают это противостояние как конфликт между двумя моделями хасидского руководства — народным цадикизмом, характерном для Шпольского Деда, и духовно-элитарным цадикизмом рабби Нахмана.  Как бы то ни было, за р. Нахмана вступилось несколько хасидских наставников во главе с пользовавшемся огромным авторитетом в хасидском мире рабби Леви-Ицхаком и Бердичева, и распря быстро угасла.

Следующий масштабный конфликт произошел в 30-е годы XIX века, когда рабби Нахман давно уже был мертв, а неформальным лидером блацлавских хасидов стал секретарь и ближайший ученик цадика реб Натан (Носон) Штернгарц.  Главным гонителем брацлавцев стал властный и харизматичный цадик рабби Моше- Цви Гитерман из Саврани (ок. 1775 -1838), один из самых влиятельных хасидских наставников Восточной Европы, имевший десятки тысяч последователей на Украине. На этот раз у брацлавских хасидов не нашлось сильных покровителей, поэтому Савранский ребе решил действовать решительно и без оглядки, предав своих противников формальному отлучению. Воззвание, выпущенное рабби Гитерманом, гласило:

Брацлавские хасиды – община нечестивцев. Они грешники, вводящие в грех многих… И вот предупреждение, как следует поступать с брацлавскими хасидами: 

Нужно отдалиться от брацлавских всеми возможными способами.

Не вступайте в брак с брацлавскими хасидами – им запрещено входить в общину Израиля.

Не посылайте детей к учителям из брацлавцев. Тора, которой они учат, заставит сгнить их внутренности и сделает детей безбожниками.

Мясо от резника-брацлавца считается некошерным.

Кантор из их общины недопустим, ибо их молитвы – мерзость перед Господом.

Пользуйтесь известными приемами, чтобы лишить их всяких заработков. Запрещено жалеть всякого, кто проявляет жалость к брацлавцам.

И да благословит Всевышний дело рук ваших!

Не откладывая в долгий ящик, эти указания начали немедленно воплощать в жизнь. Нашлось множество людей, увидевших в саврановском воззвании разрешение дать волю самым низменным инстинктам. Книги рабби Нахмана рвали и выбрасывали в кучи отбросов. Пошли в дело экономические санкции, лишавшие людей средств к существованию.

В брацлавской литературе сохранились детальные, хотя, возможно, местами преувеличенные описания этих гонений.  Во многих местах дело дошло  до физического насилия: брацлавских хасидов избивали прямо на улице, кидать в них камнями стало всеобщим развлечением. В Терновице брацлавского хасида избили так, что он так и не поправился и до конца жизни страдал падучей. В Тульчине сына реб Носона Ицхака прерывали всякий раз, когда он пытался помолиться в синагоге. Предпринимались попытки лишить его места на почте, а дома он невыносимо страдал от непрерывных нападок и оскорблений со стороны собственной жены. Ицхака,  сына брацлавского хасида Авраама из Тульчина, били до тех пор, пока он не согласился порвать с реб Носоном (позже, когда страсти улеглись, он снова к нему вернулся). Некий Давид из Тульчина по ночам боялся выходить из дома в одиночестве – однажды его отволокли на кладбище, привязали к могильному камню и сказали, что оставят его там на ночь, если он не проклянет реб Носона. Другого тульчинского хасида связали и таскали по улицам, пока он не проклял реб Носона. Из всех тульчинских брацлавцев только один, некто Мордехай выдержал испытание и сохранил верность своему наставнику. Его избили и приволокли на рыночную площадь, где велели встать на камень и проклясть реб Носона. Однако невзирая на удары, сыпавшиеся на него со всех сторон, хасид стоял и пел: «A Мордeхай не становился на колени и не падал ниц».

Досталось и самому Штернгарцу.  В Брацлаве враги реб Носона каждую ночь под покровом темноты забрасывали его дом камнями. Обычно ставни в домах запирали на ночь.  Как-то ночью реб Носон забыл закрыть ставни в маленькой комнате, где спала его маленькая дочь Эстер-Шнейдл. Внезапно девочка расплакалась, и мать взяла ее на руки. В тот же мог в окно влетел большой камень, упавший прямо в колыбельку. Будь в ней ребенок, он, наверняка, погиб бы на месте.

Реб Носон не мог выйти из дома: его сразу же окружали подростки, осыпавшие его оскорблениями и проклятьями. Шайки молодых хулиганов врывались в дом учения рядом с его домом, и на глазах у брацлавских хасидов рвали книги рабби Нахмана. В будни праздника Песах какой-то парень разбил окно в доме реб Носона, у которого не осталось выбора, кроме как подать официальную жалобу с требованием арестовать громилу. (Благочестивые евреи старались не жаловаться христианским властям на своих соплеменников).  В субботу после Песаха (25 апреля) несколько парней вломились, выломав дверь, в дом учения, и начали насмехаться над брацлавскими хасидами. Началась драка, один из хулиганов позвал на помощь отца… В результате произошло масштабное побоище, посмотреть на которое собралась толпа зевак.  И т.д.

После смерти рабби Гитермана страсти несколько улеглись. Однако в пятидесятые-начале шестидесятых годов брацлавские хасиды вновь навлекли на себя гнев влиятельных наставников, цадиков из Тального и Сквиры. И снова в ход пошли кулаки и камни.

Эпицентром конфликта стала Умань, куда последователи рабби Нахмана ежегодно съезжались на Рош га-Шана, чтобы провести праздник на могиле своего духовного наставника. Сообщения о столкновениях между хасидами регулярно появлялись в тогдашней еврейской прессе.

Умань в XIX веке. Рисунок Наполеона Орды

Так, в 1863 году анонимный корреспондент из Чигирина (Чихрина, как называли его местные евреи) послал в газету Га-Мелиц отчет о происшествии, имевшем место в Умани в 1863 году.  По его словам, паломников, приехавших в город на Рош га-Шана, окружила толпа еврейских мальчишек, которые принялись швырять в них грязью с криками: «Брацлавские собаки! Нахманчики!».  Паломники попытались найти убежище в брацлавском доме учения, где им пришлось прятаться по углам, чтобы укрыться от града камней, летевших с улицы. Все окна дома учения были выбиты, мебель поломана.  Одному хасиду камень угодил прямо в голову, и тот рухнул без чувств. Другой снаряд ударил в ковчег, где хранились свитки Торы, и разнес его вдребезги.

По словам анонима, нападение на паломников было спровоцировано враждебными подстрекательскими ремарками двух цадиков, из Т. и Ск., т.е. рабби Давида из Тального и рабби Ицхака из Сквиры,  сыновей рабби Менахема-Нахума Тверского из Чернобыля.

Писатель  Мордехай Спектор (1858 – 1925), писавший на русском и на идише,  родился в Умани в семье тальнских хасидов. Поэтому в детстве он не только был свидетелем нападений на брацлавских хасидов, но и неоднократно принимал в них участие. В своих мемуарах он писал, что в Умани постоянно проживало несколько брацлавских хасидов, которых все знали, и никто не трогал. Однако наступал месяц элуль, в городе появлялись паломники, и город сразу же окутывало облако ненависти. Горожане категорически не желали иметь дело с приезжими, и если и соглашались сдать им комнату, то лишь тайно и за непомерную плату.  Как пишет Спектор, в Умани постоянно проживали последователи нескольких цадиков: из Тально, Сквиры, Садгоры, Чернобыля… В течение года они непрестанно грызлись и враждовали друг с другом. Однако в элуле все заключали временное перемирие против брацлавцев. К нападениям привлекали городских мясников, возчиков, грузчиков и других крепких мужчин, не  отличавшихся излишней ученостью и благочестием, которым объясняли, что бить последователей рабби Нахмана – едва ли не заповедь.

Давид Тверский из Тального

Нападение на паломников порой использовали для сведения других счетов – например, начинали бить ненавистных ревнителям благочестия поборников еврейского просвещения, или женщин в модных в те годы кринолинах. Порой доставалось просто случайным прохожим и зевакам. Однако брацлавские хасиды оставались врагом номер один.  Как пишет Спектор, как-то раз им даже пришлось нанять русских солдат, охранявших их в то время, когда они молились на могиле рабби Нахмана.

Свидетелем нападений на брацлавских хасидов так же стал литератор Элимелех Векслер (1843-1919), писавший под псевдонимом Иш Ноэми.  Родившийся в местечке Кривозеро близ Балты в хасидской семье, Элимелех осиротел в одиннадцать лет, и воспитывался в доме дяди в Умани. Будучи ревностным последователем рабби Давида из Тального, дядя регулярно присоединялся к громилам – разумеется, вместе с племянником:

В Умани брацлавские хасиды построили себе отдельную молельню. В течение всего года она стояла пустая и заброшенная. Ни один уманский еврей туда не заходил, это считалось мерзостью. В мое время рабби Натана из Немирова уже не было в живых. Только один старик, реб Нафтали, сидел в этой молельне. К нему относились как к прокаженному. Стоили ему показаться на улице, как дети начинали кричать «Брацлавская собака» и швырять в него грязью.

Только на Рош га-Шана молельня наполнялась паломниками из других городов. Им никогда не удавалось избежать унижения. Толпы уманцев, в их числе и я,  окружали молельню. Мы швыряли камни и били стекла, как нас учили наши учителя и родители….

Если верить Векслеру, даже после смерти брацлавским хасидам не было покоя:

Когда реб Нафтали умер и его тело провезли мимо молельни, где учился я и мои юные товарищи, мы не пошли за дрогами, как этого требовал обычай. Напротив, мы встали около окон, и наши уста были полны смеха. Вот как сильна была ненависть, которую нам внушили!

По словам Векслера, противники брацлавских хасидов следовали указаниям цадика из Саврани. Однако поскольку он, как уже было сказано, к тому времени давно был мертв, очевидно, что за этой кампанией стояли другие хасидские наставники.

В середине 60-х годов XIX века брацлавские хасиды получили небольшую передышку. Однако затишье оказалось недолгим. Уже в 1868 году некто Авраам Константиновский из Тирасполя сообщил, что всякого, кто приезжает в Умань на Рош га-Шана, чтобы «припасть к святой могиле рабби Нахмана», местные евреи забрасывают камнями.  Как утверждал Константиновский, он так же своими глазами видел, как  прямо в праздник в брацлавской молельне выбили стекла и поломали ковчег. В 1870 году Михаэль Родкинсон (Фрумин, 1845—1904), еврейский писатель и публицист, предпринявший первую попытку перевести на английский язык Талмуд, писал, что паломники, приезжающие в Умань на могилу цадика, подвергаются нападениям местных хасидов. Аналогичные сообщения появляются и в восьмидесятые, и в девяностые годы XIX века, и даже в начале XX.

Проблему у брацловских хасидов возникали не только в Умани. Так, в Немирове в 90-е годы XIX века их фактически изгнали из городской синагоги, вынудив молиться отдельно. Писатель Миха-Йосеф Бердичевский (1865 -1921), родившийся в Меджибоже и хорошо знавший хасидский мир, писал: «Представители этой секты [брацлавских хасидов] унижены больше своих братьев. С ними стараются не вступать в брак, и всячески их преследуют». А в 1913 году один из участников легендарной этнографической экспедиции Семена Ан-ского сообщал о брацлавских хасидах Бердичева, что их не допускают к участию в общественных делах, не позволяют им вступать в еврейские братства, не вступают с ними в брак и не имеют с ними никаких дел.

Старший брат Пинхаса Кагановича (Дер Нистера, 1884–1950), одного из лучших, если не лучшего  советского  идишского писателя, в молодости увлекся хасидизмом и примкнул к последователям рабби Нахмана. Поэтому Дер Нистер, что называется, из первых рук знал о травле брацлавских хасидах, равно как и о том, какие слухи и сплетни распускают их противники:

Рассказчиком был приезжий молодой раввин, очень набожный человечек, живший в великом смирении. Изложив все, что случилось накануне, он попытался найти причину, порождающую подобного рода бунты и все то дикое, что им сопутствует. Он заговорил о браславцах, к числу которых, как считали, принадлежал и этот Михл и от которых можно ждать всего, ибо корень их ядовит и горек, аки желчь… Здесь имеется в виду их учитель, рабби Нахман. Рассказывают, что, когда он вернулся из путешествия в Палестину и пришел к бердичевскому раввину, тот, взглянув на него, воскликнул: «Горе! Куда девался твой образ Божий?..» А жена бердичевского раввина, рассказывают, услыхав это, взяла Нахмана за рукав и сказала: «Идите, идите, реб Нахман! Бердичевский раввин не желает видеть вас гостем своего дома…» И все это потому, продолжал богобоязненный раввин, что, по словам людей осведомленных, реб Нахман в Земле Израилевой поклонился могиле распятого… Хуже того: говорят даже, будто он бросил камень Меркурию…

Семья Машбер

Если «бердический раввин» это рабби Леви-Ицхак из Бердичева, то последний, как уже было сказано, как раз заступился за рабби Нахмана. Однако вполне возможно, что ошибся в данном случае не писатель, а кто-то из противников брацлавского хасидизма, не жалевших сил, чтобы очернить рабби Нахмана и его последователей.

 Как пишет Давид Асаф, преследования брацлавских хасидов прекратились только после Первой Мировой войны и революции, когда оставшимся в России хасидам стало совсем не до того. Немногочисленные последовали рабби Нахмана разделили судьбу своих собратьев и единоверцев, переживших погромы гражданской войны, советскую антирелигиозную политику, и, наконец, войну и нацистский геноцид. Еврейское кладбище,  где находилась усыпальница рабби Нахмана, было уничтожено во время войны, земельный участок отдали под частную застройку, так что могила рабби Нахмана несколько десятилетий находилась во дворе частного дома.

В послевоенные годы немногочисленные уцелевшие и не утратившие веру брацлавские хасиды СССР съезжались в Умань на Рош га-Шана, чтобы провести праздник рядом с могилой рабби Нахмана. Молились они отдельно, однако отношения с местными верующими были вполне нормальными: брацлавского хасида даже могли позвать в местный миньян, чтобы он протрубил в шофар (видимо, никто из тамошних евреев этого не умел).

Однако ненависть к рабби Нахману и его учению сохранилась в некоторых кругах и после войны. Еще в семидесятые годы сквирские хасиды, живущие в США, рвали и сжигали его книги. Так что брацлавский хасид из Израиля, женившийся на девушке из сквирской семьи, вынужден был учить книги рабби Нахмана тайно, чтобы никто не видел. Когда же родственники об этом узнали, то они настояли на разводе.

Марк Зайцев