Еще раз о стилистических разногласиях
Предупреждаю сразу: эта заметка не для всех. Те, кто обычно советует мне не писать так «многабукофф» поскольку «всё куда проще», приглашаются сразу перейти на страницы с большим количеством забавных картинок – там и букв меньше, и слова понятней. До свидания, дорогие друзья!
Для оставшихся и остальных продолжаю.
Говоря о своих разногласиях с советской властью, Андрей Синявский охарактеризовал их как «чисто стилистические». Что это значит? Конечно, не то, что понимают под словом «стиль» любители забавных картинок. Стиль – это не только и не столько разница между «многабукофф» и «малобукофф», не особенности построения фразы и сюжета, не выбор тем, и не набор ассоциаций. Всё вышеперечисленное – всего лишь внешняя оболочка главной сути: мироощущения автора, его культурного багажа и его эстетических убеждений, просеянных сквозь сито личного опыта.
Это и имел в виду Синявский, запуская в мир свою крылатую фразу. Его стиль отличался от советского именно мироощущением, а вовсе не каким-то сугубо литературным новаторством, в отличие, к примеру, от стиля так называемых «шестидесятников». Стиль Вознесенского и Евтушенко, в какие бы ритмические и рифмовые эксперименты эти и подобные им авторы ни пускались, оставался по сути советским – отсюда и совершенно естественное звучание абсолютно советских поэм «Лонжюмо» и «Братская ГЭС». «Лениниана» шестидесятников, даже будучи написана по заказу, ничуть не фальшива; а вот Синявского или Галича на том же поприще ждала бы оглушительная неудача. Почему? Из-за непреодолимых «чисто стилистических разногласий».
Их ждала неудача – даже когда они очень хотели, даже когда от этого зависела карьера и благополучие семьи. Софья Власьевна своих писателей ласкала, а какой автор не хочет быть обласканным? Но вот ведь незадача: берешься – и нет, не получается. У клоуна и дурака, рифмующего машу с кашей, получается, а у тебя, профессионала и умника, – нет! Горькое недоумение по этому поводу очень хорошо выразил Александр Галич в своем «Черновике эпитафии»: «А хотелось-то мне в дорогу, / Налегке, при попутном ветре…» и дальше: «И частушкой по струнам в лёт, / Да гитара, как видно, врёт».
В этом все дело: гитара врет.
Еще не совсем заглохший скандал, взорвавший на этой неделе израильский Рунет, таит под собой ту же природу непреодолимых «чисто стилистических разногласий». Светлана Марковская, сама поэт, тонко чувствующая слово и физически осязающая ткань текста, написала по этому поводу так: «и вроде бы панегирик, и сделан технически безупречно, а все равно такое чувство, что тебе опять указали на жидовскую твою морду…» Почему? Да просто гитара врет. Хотя – и в этом я совершенно согласен со Светланой – автор стиха действительно намеревалась написать панегирик.
Намеревалась – но нет, не вышло. Фальшь и наигранный энтузиазм сквозят отовсюду в этих несчастных трех десятках строчек. Несомненно, они сошли бы «на ура» в постсоветской московской тусовке какого-нибудь условного «Жан-Жака» – или как там нынче зовется «самое правильное» кафе? – так вот, они сошли бы где-нибудь там, где действуют коды постсоветского стиля, постсоветской интонации.
Эта интонация, насколько я могу судить по беглому знакомству с публикациями «Журнального Зала», оппозиционной «Новой газеты» и – для баланса – прокремлевского «Взгляда», давно уже приобрела весьма характерные черты, позволяющие говорить о четких особенностях «стиля» – в вышеупомянутом понимании крылатой фразы Синявского. Этот стиль звучит разухабисто-цинично и в то же время растерянно, поскольку его всеобъемлющий цинизм не позволяет зацепиться за какие бы то ни было ценности. Он не только не избавился от прежних советских штампов, но, напротив, усугубил многие из них. Он явно или втайне ностальгирует по былой «духовности/стабильности» брежневских, а то и сталинских лет. В лучших традициях российской интеллигенции, он насмешливо-высокомерно взирает на «чучмеков», «хохлов» и «китаезов», то есть на всех, кто воспринимается «отсталой провинцией». И – в тех же традициях – испытывает имперский комплекс неполноценности (то есть заносчивость и пресмыкательство в одном флаконе) по отношению к «американским пиндосам» и «европейским педерастическим либералам».
Забавно, как в маленьком тексте на полстранички, который с самыми лучшими намерениями (ничуть в этом не сомневаюсь!) посвящен израильским солдаткам, отражаются почти все вышеперечисленные черты. Налицо и разухабистость, и советские штампы, и высокомерие. Если юные девочки, то непременно грудастые, шалые, распираемые гормонами. Еврейская Ривка (тут шаг вперед по сравнению с ожидаемой Саррой) в советском (а значит и постсоветском) анекдоте непременно из Бердичева, а русская волчица Катя – из Тамбова. Джелалабад, правда, втиснут совсем не к месту, ибо советский ассоциативный ряд без вариантов помещает его не в Бухару, а в Афган, но, с другой стороны, все они там «чучмеки», так что какая разница? Важно, что проза жизни провинциалок непременно «плохая» (да и как иначе – на то ведь они и провинциалки…) Чучмекистан обязательно = манты; евреи обязательно = щука(!)+маца; русаки обязательно = борщ. Весь этот стандартный набор уныл и банален до пошлости, но дело даже не в банальности; дело в стилистической, то есть мироощущенческой пропасти, которая отделяет этот текст от современного израильского стиля – пусть даже русскоязычного.
Для русского израильского уха злосчастное стихотворение звучит не просто фальшиво – оно скрежещет камнем по стеклу. Только этим я объясняю вызванный им взрыв яростного осуждения. Большинство возмущенных, не слишком удачно рационализируя и артикулируя свои чувства, цепляются к криминальному, на их взгляд, слову «шалавы», давая тем самым небезосновательный повод для обвинения в элементарном ханжестве. Но дело, опять же, не в ханжестве и не в «шалавах». Причина возмущения куда глубже и серьезней: это чисто стилистические разногласия.
Но есть в этой весьма показательной истории и некий лучик надежды: желание автора «сказать правильно». Да, пока еще она пользуется иным, принципиально неподходящим инструментарием, и потому, стоит ей открыть рот, оттуда слышится скрежет камня по стеклу. Легче всего – и неправильней всего – в это ситуации оскорбиться, закричать: «Мерзавцы! Гонители! Кто вы, и кто я?! Вы провинциальная чернь, а мне весь «Жан-Жак» рукоплещет!»
Проблема такого подхода заключается в том простом факте, что «Жан-Жак» рукоплещет не в Кармиэле, а где-то далеко на севере. А здесь, в Кармиэле, Хайфе, Тель-Авиве и Иерусалиме – стилевая пропасть. Выше она названа непреодолимой – но это не совсем так. Вернее, так, но не в этой Стране. Говорил не раз и повторю снова: главная и несравненная ценность Земли Израиля – возможность ассоциировать себя с нею.
В Торе сказано, что Эрец Исраэль поедает живущих в ней (ארץ אוכלת יושביה). Так оно и есть, но в этом – и только в этом! – кроется единственный шанс на обретение нового, принципиально здешнего стиля. Повторю опять, потому что важно: ассоциируйте себя с нею, дайте ей проглотить себя, расслабьтесь и нырните в ее распахнутую гостеприимную пасть. Не замыкайтесь в злобе и неприятии. Прекратите упираться руками и ногами, хвататься за прежние мнения, прежний опыт, прежние оценки, прежние предрассудки, прежний стиль. Он и в «Жан-Жаке»-то не Бог весть какой, а тут и вовсе – хрень, шелуха. И, конечно, этот совет относится не только и не столько к героине скандала, сколько ко всем приехавшим недавно и приезжающим сейчас.
Дайте себя съесть! И тогда не только гитара, но и сама жизнь непременно зазвучит стройно и хорошо.
Комментариев нет:
Отправить комментарий