ЕВРЕИ ГЛАЗАМИ ОРЛУШИ

«Вы не уместите в один автобус всех людей» Евреи глазами Орлуши Знаменитый российский поэт Андрей Орлов, более известный как Орлуша, полгода назад уже был собеседником «Еврейской панорамы» (2017, №  5). Случай, вновь сделавший возможным интервью с ним, на сей раз тот же: культурно-образовательная конфе- ренция «Лимуд – Украина», которая на этот раз происходила в Одессе. И если в прошлый раз служитель сати- рической музы, который еще немно- го и политтехнолог, делился своими мыслями о текущем политическом моменте, то теперь корреспондент «ЕП» решил спросить его, сидевшего на лавочке у отеля «Гагарин» в кипе и в обществе юной спутницы, о чем- то более древнем и непреходящем – о евреях. – Вы случайно не еврей? Может быть, есть какие-то еврейские кор- ни? – У меня нет сведений об обоих дедушках. По мужской линии ниче- го не ясно. В семье есть легенды, что один, может быть, был цыганом, а другой – агрономом. Цыган вряд ли был евреем, но агроном… – Если бы юрист, было бы яснее. – В деревнях в то время не было юристов, тогда агроном выполнял все функции. – Агроном – это звучит. А может, это была фамилия? Как Портной, Учитель, Адвокат? – Все может быть. Как-то раз пре- зидент Российского еврейского кон- гресса Юрий Каннер подошел ко мне после концерта и говорит: «Ан- дрюша, какой ты все-таки умный и красивый! Я думаю, ты еврей». Я от- вечаю: «Юра, если бы я к тебе подо- шел и сказал: „Какой ты умный, кра- сивый! Я думаю, что ты русский“, ты бы счел это антисемитской выход- кой». Подозрения есть, евреи меня в еврействе подозревают... – Здесь, на «Лимуде», вас очень тепло принимают и очень хорошо понимают. А как вы себя чувствуе- те среди евреев? – Знаете, я и среди молдаван пре- красно себя чувствую, и среди цы- ган, и среди гуцулов. Я очень люблю последнее время подолгу бывать в Прикарпатье среди гуцулов. Я пы- таюсь быть открытым, не мимикри- рую, ничего не скрываю, ни под кого не подстраиваюсь. Но, видимо, лю- дей, у которых сходное с моим чув- ство юмора и политическое чутье, я располагаю к себе независимо от моей этнической принадлежности. – А как бы вы прокомментирова- ли совпадение ваших эстетических, юмористических и политических взглядов и вкусов со взглядами и вку- сами многих евреев? – Общество поделено по убеж- дениям независимо от националь- ности. Если мы говорим про пре- словутые 85 и 15% среди населения, то в этих процентах есть своя доля и русских, и евреев, и татар, и чува- шей… Взять, например, моего друга Льва Юрьевича Новоженова. С ним иногда сложно разговаривать: он «крымнашист» и путинский им- перец, я на эти темы с ним и не раз- говариваю. Хотя, предположитель- но, да  – интеллигентная еврейская компания обычно принимает более европейски ориентированную по- зицию. Но вот, предположим, тот же Гафт рядом с нееврейской Ахеджа- ковой: Гафт  – «крымнаш», а Ахед- жакова считает, что нельзя незакон- но захватывать чужую территорию. То есть, понимаете, вы не уместите в один автобус всех людей. – Так вы давно по жизни тусуе- тесь с евреями? Когда впервые уви- дели живого еврея? – Когда я рос в Челябинске, мы, дети, про евреев ничего не знали. Здоровый такой бытовой антисе- митизм практически при полном отсутствии евреев. Вспоминаю, что про евреев впервые я узнал в школе. Это был третий класс. В школьных журналах тогда в конце была графа «национальность»: имена роди- телей и национальность. Я помню наше удивление, когда мы узнали, что чудесная добрая девочка Ма- рина Шехет, которая всегда давала откусить бутерброд, оказалась ев- рейкой, а «жадина-говядина-жид- по-веревочке-бежит» Славка Пе- тров оказался русским. То есть была дразнилка, но нам тогда было по ба- рабану, кто во дворе еврей, кто тата- рин, кто русский и кто узбек. – Ага! Значит, поприще сатирика начиналось с дворовых дразнилок. Есть две темы для сатиры и юмо- ра  – политика и секс, и еще тре- тья – евреи, которые так часто яв- ляются героями анекдотов… – Так же часто чукчи, очень ча- сто татары, грузины и армяне... Вы как еврей просто сразу отзы- ваетесь на это слово. Понимаете, когда у вас жена беременна, вы замечаете на улице всех беремен- ных женщин. Чувствительность евреев, живущих в чужой среде, к юмору и веселью, естественно, повышенная. Ну, например, для веселья в Москве в студенческие годы мы ходили к синагоге, мы тя- нулись к этой атмосфере. Я думаю, моя студенческая компания знала больше песен на идише и иврите, чем многие наши еврейские дру- зья. Это же было как клуб  – улица Архипова, там собиралась толпа, и был винный магазин напротив, его называли «еврейский». Это было доброе слово, никто не стеснялся и не обижался, говорили: «Пойдем в „еврейский“ за водкой». Веселый был праздник, который назывался «симхастóйрэ» – Симхáт-Торá, ка- жется, так сейчас говорят? – Да, это разница между ашкеназ- ским и современным израильским ивритом. – И вот в 11.00 надо было закан- чивать всю эту гульбу, по Архипова ехали милицейские «жигули», и из громкоговорителей неслось: «Граж- дане еврейской национальности, расходитесь, ваш праздник окон- чен!» А мы стояли (там было очень удобно: рядом был забор общежи- тия Института иностранных язы- ков им.  Мориса Тореза и спортпло- щадка), и, соответственно, менты могли подойти, если ты выпиваешь на улице, но мы ставили бутылку за решетку спортплощадки: если что – водка не наша. А в синагогу чтобы зайти, на голову повязывали плато- чек с такими узелками, как на пляже в советских фильмах. Это так уже сложилось, что все мои дружеские компании  – московская, коктебель- ская  – были русско-еврейские. Пе- сен было очень много. Ваш фоль- клор – он смешной, и что, я должен быть евреем, чтобы смеяться? – Я вижу, вы «член партии с до- революционным стажем». А как по-вашему, что-то изменилось в еврейском сообществе после пере- стройки, с процессом легализации еврейской общественной жизни? – Знаете, легализация еврейства – это как, извините за сравнение, лега- лизация проституции. Она снимает с национальности или с профессии налет тайны и загадочности. Ни- кому не интересны девушки, стоя- щие с ценником в витрине; никому не интересен еврей, у которого не взять дома на ночь почитать Сол- женицына, не попеть на кухне пе- сен, не звучащих по радио. А если говорить о политическом чутье, то вот вам частушка, которую мы пели в 1975-м возле синагоги на мотив «Хава нагилы»: «Крым, Крым – та- тарам! Крым, Крым – татарам! Крым, Крым – татарам, армянам – Карабах! Нам, евреям, – остальное. Нам, евре- ям,  – остальное!..» Понимаете, да? Боль угнетаемых меньшинств  – ка- рабахских армян и крымских татар – была прочувствована в подпольном еврейском юморе. А частушка и по сей день актуальна, хотя пробле- ма вышла из подполья. Ну и потом, вот еще что было и чего теперь нет... Мы провожали своих одноклассни- ков как навсегда, как в могилу, когда они уезжали в Израиль через Вену. Мы, как в Мехико «черные панте- ры», которые на пьедестале стояли в перчатках, мы, русские ребятишки, стояли на «шайбе» в Шереметьево с черными перчатками на поднятых кулаках. Отъезжавшие шли к само- лету и пели: «Я знаю, время наста- нет, я знаю, время настанет, когда над миром усталым взойдет, взойдет шестиконечная звезда!» – Я вас еще спрошу как русского поэта… Вы не замечаете, что с отъездом евреев изменилась ауди- тория русской поэзии? Иногда ка- жется, что законсервированная московская интеллигенция хра- нится сейчас в Израиле, в Германии, в Америке. Переезд большого числа читателей за границу ощущается? – Чьих читателей? Я начал писать стихи чуть больше десяти лет назад, в 50-летнем возрасте. К тому време- ни все, кто хотел, успели отъехать и три раза вернуться. А от москов- ской интеллигенции порой хочется уйти и выпить водки с дальнобой- щиками. Мне нравится украин- ская поговорка моей бабушки, ко- торая была коренная казачка: «Не той козак, що шаблю має, а той, що під Москву не ліг», поэтому назы- вать меня «москвичом» или «мо- скалем» довольно трудно по кор- ням. Мне близка такая вольница, я ближе к украинцу по психотипу. И знаете, среди эмигрантской ау- дитории намного больше путини- стов, чем в Москве. – Чем вы это объясняете? – Тем, что совок неистребим, а об- резание не избавляет от коммуни- стического прошлого. Мозг-то не обрезается при этом… Они живут там, живут по законам тех стран, но при этом говорят, что Крым Укра- ине подарил пьяный Хрущев. Ну, понимаете… «Путин – наше всё!», «Как вы можете так говорить про Путина?!»  – я слышу это намного чаще в Бруклине или Ашдоде, чем в Москве. – А выступать в Израиле вам нравится? – Нам с Леной просто нравится бывать в Израиле. Вот, в прошлом году встречали в Тель-Авиве рас- свет в мой день рождения, 2 ноя- бря, потом сели на такси и поеха- ли в Иерусалим, гуляли там одни. Потом пошли в Старый город… Когда бываем в Израиле, снимаем маленькие комнатки в центре, у нас есть любимые места, ресторанчи- ки, улицы в Тель-Авиве. Любим гу- лять, наблюдать эти вот субботние танцы на площади, на пляже… – «Рикудей ам» называется  – народные танцы. Танцуете? – Завидуем. Мне не очень нравит- ся израильская еда. Скажу честно, я вообще не люблю гипернацио- нальную, особенно ритуальную еду, что во многом связано с моей агрессивной атеистической по- зицией. При этом я совершенно спокойно отношусь к традиции, с интересом все это наблюдаю. В Израиле я ношу кипу. Не для того, чтобы там как-то подстроиться, но мне нравится быть среди изра- ильтян и сливаться с толпой. Но, конечно, в Израиле мне психоло- гически тяжело, особенно в пост- советскую эпоху, видеть пускай и позитивно, но все же индоктрини- рованную нацию. Доктрина, види- мо, очень сильна, и народ в поисках идентификации держится за чув- ство принадлежности… Для еврея очень естественно сказать: «Когда Моисей водил нас по пустыне…» Я ведь не скажу: «Когда мы, русские, вышли на Куликово поле». Я это- му завидую, у меня этого нет, ну, так же, как я завидую, например, казахам или киргизам, у которых каждая семья знает своих предков по переписи со времен Тамерла- на. В Израиле разных странностей достаточно много, но при общем позитиве мне там нравится. Ну, не люблю я хумус  – я всегда могу взять на улице Дизенгоф шашлык из свинины и спокойно поесть. Беседовал Виктор ШАПИРО