Отечество, Гоголь, Есенин

24.01.2016  

Сергей Чупринин

Родня у меня всё больше не знатная. Но был-таки, был и у меня – правда, сильно меня старше – двоюродный брат, дослужившийся до должности первого секретаря в одном из отдаленных, зато богатых районов Ростовской области.

Высокого полета птица, так что я его в детстве-отрочестве и не видел. Пока, уже корреспондентом тамошней молодежной газеты, не был направлен туда в командировку. Зачем, не помню, отразить, должно быть, новости с трудовой вахты селян, да это и неважно.

Важно то, что до места добрался я «кукурузником» (сомневаюсь, что Alisa Ganieva знает это слово), а, придя в гостиницу, обнаружил сакраментальную табличку: мест нет. Ну, нет так нет. Иду прямиком в райком и, преодолев сопротивление секретарши, вваливаюсь прямо в кабинет самого Первого: здравствуй, мол, Лёва.

Его, теперь я думаю, уже много лет так никто не называл. Поэтому документик он у меня все-таки проверил, прежде чем заключить в братские объятия. И прежде чем, нажав волшебную кнопку, минут через десять выстроить в своем кабинете у стеночки едва не весь местный партхозактив, до военкома включительно. «Выбирай, – говорит, – кому задания давать».

С заданиями я, положим, и сам дня за два справился. Собираюсь обратный билет покупать, а Лева пресекает: на моей «Волге» поедешь, на черной. «Зачем же, – спрашиваю, – ради меня «Волгу» за триста километров гонять?» «Да при чем здесь ты, – досадует мой гостеприимный брательник. – «Волга» же всё равно по пятницам в Ростов ходит. Надо ведь, – объясняет, – моей дочке, еще студентка она у меня, маминого борща отвезти. И помидорчиков».

Так я с ветерком и пролетел эти триста километров – в компании борщеца и помидорчиков.

Наслаждаясь непривычным комфортом, но и негодуя по молодости: экое, мол, барство, экое свинство.

А теперь думаю: как все-таки ничтожны и предков нам скучны роскошные забавы, их добросовестный ребяческий разврат – в сравнении с повадками и обыкновениями нынешних управителей жизни.

Примерно так же, как «Волга», пусть и черная, в сравнении в «Лексусом».

Alexander Golts

Я ждал этого! Только что Рен-ТВ поведало: свиной грипп пришел в Отечество с Украины.

Igor Kuras

Для тех, кто любит порассуждать о русофобии и о том, могут ли русские люди заграницей писать о России «в плохом свете». Является ли подобная позиция русофобией – или она только кажется таковой современникам автора? Кто «прав» в этом споре и спор ли это?

Вот отрывок из книги «Н. Гоголь» Барбе д’Оревильи (1808-1889) – французского писателя и публициста, современника Гоголя.

Это о «Мёртвых душах» – поэме о русской жизни, написанной в Италии русским писателем.

Из этого отрывка видно, что наш сегодняшний спор был и во времена Гоголя. Что это актуальная для русских людей тема. Что у этого вопроса, видимо, нет простого ответа.

«В настоящее время Гоголь – один из самых знаменитых людей в России. Он вызвал там настоящий скандал. Одни находят, что он гадко оклеветал страну, которую хотел изобразить; другие, что хотя он и действительно представил ее отвратительной, но сходной с действительностью. И даже не «отвратительной» нужно было бы сказать, потому что всякая мерзость бросается в глаза, а гоголевская Россия не имеет рельефа. Это верх скучнейшей пошлости, такой необъятной и нескончаемой, что право не знаешь, читая эту книгу, кто или что несноснее: Россия ли, так изображенная, или свойства таланта ее живописателя. Не знаешь, потому ли он так изобразил ее, что такою ее видел, – ведь художники иной раз бывают жертвами своих органов чувств, – или потому, что она действительно такова, эта Россия, столь, в сущности, еще плохо известная, эта степь во всех видах, эта убогая пошлость, всеобъемлющая, бесконечная, безнадежная, которую автор представляет нам в русских нравах, умах и характерах? Вот весьма сложный, но неизбежный вопрос, возникающий из книги Гоголя перед всяким критиком, который взял на себя труд говорить о ней».

Lev Simkin

Праправнук Толстого не читал Есенина

Петр Толстой, ведущий-интеллектуал, только что в передаче «Как стать миллионером» минут десять думал да гадал, что именно закладывал Есенин, то ли стакан, то ли фундамент.

Что ж вы ругаетесь, дьяволы?

Иль я не сын страны?

Каждый из нас закладывал

За рюмку свои штаны. 

КОНТИНЕНТ