Алекс Тарн | Поговорим о футболе (второй тайм)

10.10.2019 Общество

Продолжение. Начало.

В предыдущей заметке говорилось о методологической ошибке Михаила Веллера, рассуждающего о евреях вообще, но при этом имеющего в виду лишь мало представительную выборку знакомых ему ассимилированных ашкеназийских евреев (полностью игнорируя традиционные, сефардские и общесионистские группы, которые в сумме составляют сейчас абсолютное большинство народа – как численно, так и по критерию самоидентификации). Теперь, когда с этим более-менее ясно, можно перейти к разбору главного утверждения «еврейской главы» книги «Еретик» – о том, что еврейство, якобы, пребывает в мировом авангарде левых движений. Это мнение Веллера основано всего лишь на заметном присутствии ассимилированных ашкеназийских евреев в руководстве леваков. Да, это так. И что? Чисто методологически такой критерий мало о чем говорит.

К примеру, никому не придет в голову назвать футбольный клуб «Барселона» аргентинской командой на том основании, что тон в ней задают уроженцы Аргентины. Какие бы легионеры там ни играли, «Барселона» всегда была и остается каталонским проектом – даже если на поле нет ни одного каталонца. И напротив, допустим, что Американская бейсбольная лига волевым решением создает в Каталонии (где бейсбола нет в принципе) клуб «Барселонские биты», участвующий во всемирном чемпионате наряду с клубами из Америки. Понятно, что это будет чужой, американский проект – вне зависимости от того, сколько зрителей приходят на игры и сколько каталонских игроков принято в состав. Потому что истинная суть явления кроется в его истоках, его корнях, его генезисе.

Тот же принцип соблюдается и при оценке сути левых движений. Убедительным доводом сторонников «еврейского следа» было бы продемонстрировать картину, из которой бы следовало, что корни этих развесистых баобабов – принципиально еврейские, что именно евреи были их инициаторами (как создатели гипотетических «Барселонских бит»), а не просто легионерами (как аргентинские лидеры футбольной «Барселоны»). Но в том-то и дело, что таких доводов нет. Реальная картина свидетельствует о другом.

Левые движения стали порождением европейского Просвещения и следовавшей из него уверенности, что Разум всесилен и потому способен не просто 1) верно проанализировать законы развития общества, но и 2) создать на базе такого анализа умозрительную модель Царства Справедливости и Светлого Будущего, а также 3) привести реальное общество к воплощению этой модели на практике.

Легко видеть, что среди идейных столпов Просвещения (Вольтер, Дидро, Гольбах, Юм, Руссо, Джефферсон) евреев не наблюдалось вовсе. Да и первая практическая попытка превратить Убогое Настоящее в Светлое Будущее (Великая французская революция) тоже – подумать только! – обошлась без нас. Мы присоединились к этому движению существенно позже, когда Просвещение уже оформилось и набрало силу. Но и тогда еврейская Хаскала поначалу пыталась сохранить особую еврейскую идентичность – примерно так же, как Бунд, вливаясь в РКП(б), хотел остаться автономной Евсекцией. И точно так же, как в случае Бунда, эти потуги были обречены на неудачу (к середине XIX века 52 из 56 прямых потомков «отца Хаскалы» Моше Мозеса Мендельсона были не просто полностью ассимилированы, но еще и крещены, то есть вообще не считали себя евреями).

Впрочем, мы уже выражали сомнения в правомерности оценки общественного движения по национальности его лидеров. Давайте тогда перейдем к сути и сравним характеристические особенности традиционного еврейства с характеристическими особенностями левых движений. Если окажется, что они совпадают – пусть не во всем, но хотя бы в главном – тогда действительно придется, скрепя сердце, признать правоту Михаила Веллера и прочих авторов, так или иначе обвиняющих евреев в преступлениях левых идеологий.

Начнем с принципа универсальности, столь свойственного левым идеологиям. Они вообще обожают это слово: универсальны и левые моральные ценности, и левые общественные концепции, и левая социальная справедливость. И то, и другое, и третье равно обязательны не только для всей планеты Земля, но и в беспредельных пределах всея Вселенной (отсюда – Universe – и происхождение термина). В отличие от этой впечатляющей глобальности, иудаизм характеризуется намеренной замкнутостью; евреям в принципе чуждо миссионерство – напротив, принято долго отговаривать желающего пройти гиюр. Собственно говоря, протохристианские секты и разошлись с породившим их иудаизмом прежде всего потому, что раввинов категорически не устраивала именно универсальность нового культа, следствием коей неизбежно становились профанация и упрощение.

Теперь рассмотрим революционность, то есть склонность решать общественные проблемы путем резких скачкообразных перемен – революций. Тут нет сомнений вовсе: традиционные евреи в абсолютном своем большинстве всегда и везде выказывали подчеркнутую лояльность действующей власти и уж тем более не помышляли о ее свержении. Более того: невзирая на наличие чрезвычайно развитого собственного законодательства, еврейские общины с древних времен следовали принципу «дина демалкута дина», заведомо отдающему предпочтение местному государственному закону.

Вы скажете: а как же евреи-террористы – от сикариев до эсеров? Да, у традиционного еврейства, как и у всякого большого течения, существовали, существуют и будут существовать противотоки, прибрежные заводи, омуты и завихрения. Но суть главного течения определяется все же не ими, а общим направлением русла. И это общее направление, этот протянувшийся сквозь два тысячелетия стрежень никогда не характеризовался склонностью к революционным переменам.

Одной из главных святынь левых идеологий является принцип равенства. На первый взгляд, он соответствует еврейскому взгляду на вещи, утверждающему единственность и уникальность каждого родившегося человека – в точности такую же, какая была у сотворенного в единственном числе Адама. Из этой единственности следует не только высшая ценность всякой человеческой жизни, но и изначальное равенство людей перед законом. В то же время, это изначальное равенство не имеет ничего общего с прокрустовым ложем законов социалистического Сдома, которые насильственно укорачивают длинное и принижают высокое во имя уравнительных целей т.н. социальной справедливости.

Ну, а о декларируемом левыми принципе надмирного господства человеческого Разума, лежащем в основе утверждения о самой возможности построения Светлого Будущего, и говорить нечего. Он в корне противоречит еврейской концепции Единого Создателя, направляющего мир сообразно Своему непознаваемому промыслу.

Подведем итог. Левые социалистические течения не только имеют мало общего с традиционным еврейским мировоззрением, но и прямо противоречат ему в своих основополагающих принципах. Как же тогда можно говорить об особой подверженности еврейского здоровья левой заразе?

Логичней предположить совсем иное: именно принципиальная несовместимость еврейства с левыми идеологиями толкает в объятия леваков тех, кто покидает традиционную еврейскую среду. Нанимаясь в легионеры к коммунистам, анархистам, социалистам, такие «бывшие» как бы дополнительно подчеркивают свою инаковость по отношению к чересчур консервативным еврейским корням. Для них это попросту наилучший способ сказать: «Я уже не с ними, я другой, я ваш до мозга костей». Но даже когда этим легионерам удается стать лучшими бомбардирами других, чуждых еврейству команд, последние не становятся от этого еврейскими.

Повторю: порожденные европейским христианским Просвещением левые идеологии не имеют НИКАКОЙ глубинной связи с еврейством – сколько бы бывших традиционных, ныне ассимилированных евреев ни маршировали в их первых рядах. В точности, как и футбольные наемники, они чрезвычайно удобны своим нанимателям. Пока команда побеждает, победы объясняются исторической адекватностью Проекта (учение …изма всесильно, потому что оно верно); зато в случае неудач всегда можно свалить вину на недостаточно лояльных легионеров (чужаки, шпионы, космополиты, врачи-отравители).

Возвращаясь к «скандальной» книге Михаила Веллера, хотелось бы надеяться, что другие ее главы, посвященные, как обещано в аннотациях, «судьбам России» и прочим животрепещущим, но мало интересующим меня вопросам, выглядят более серьезно – хотя бы потому, что автор явно знаком с ними лучше, чем с еврейской тематикой. Другой вывод: сейчас, с завершением эпохи еврейского присутствия в России следует ожидать и оживления соответствующего общественно-исторического дискурса – еще одним свидетельством чему и стала книга Веллера. И нам ни в коем случае нельзя оставаться в стороне от этого обсуждения, в особенности – от попыток внедрения фальшивых и лживых нарративов прошлого. Потому что история – это прежде всего нарратив.