вторник, 10 июня 2014 г.

ПАМЯТИ ЕВГЕНИЯ АБЕЗГАУЗА





  Баран - не баран, неизвестно что, неважно это. Живое что-то. Одно существо улыбается в восторге, другое уходит – печальное. И это правильно. Тот, что радости, остается в центре картина, красуется у всех на виду, а уходящий и должен быть грустен.
  Вот и я уходил от художника Абезгауза, как то существо на картине. Уходил весь, а не только обозначил свой уход, потому что можно остаться в любой точке пространства, только не в том мире, который создает для себя сам художник.



 Гостям только кажется, что им рады, их любят, и путь обратно не заказан. Вот разговор сердечный, вот банька- парная с веничком, а после водочка «Баркановка», настоянная на чесноке, перце и дюжине трав. Тебе все, вплоть до удивительных картин на стенах дома. Не так это. Художник всегда один в том, своем мире. Он живет на необитаемом острове, куда путь заказан и добрым гостям и пиратам.
 Говорит Женя Абезгауз: « В нашей деревне  живет элита художников Израиля. Попадаются, правда, и разные люди, но их мало. Элита эта – сплошь люди левых убеждений, они за самый скорый мир с арабами. Но дело в том, что наша деревня Эйн-Хот построена на месте арабского поселения. В ходе войны за независимость аборигены зачем-то снялись отсюда и ушли на полтора километра к востоку. Там и поселись. А некоторые художники заняли арабские домишки. Я, один из немногих, кто сам себе дом построил на голом месте.  Ну, отстроились, конечно, сады разбили и прочее. Только недавно слух серьезный прошел, что арабы требует возврата своей деревни… Тут и началось брожение. Прежние «леваки» стали говорить, что мир – миром, но начинать его нужно где-то там, далеко, а не здесь. Здесь нужно с миром этим слегка подождать».
 Но вернемся к живописи. К той картине, к живому в печали и радости.
  Автор наверняка и совсем иначе видит то, что на ней изображено. Если вглядеться, не такая уж милая улыбка на лице барана – не барана ( оскал очевиден и глаз горит)  и вовсе не так печальна фигура уходящего существа. У художника есть право на свою историю, как и у зрителя на свою. И тем больше этих историй, тем художник лучше.



   Отчего все так загадочно? Почему историй так много на картинах Абезгауза? Он человек хитрый до невозможности и соединяет очень часто в одно целое несоединимое совершенно.
  Вот картина называется длинно и красиво. Название обозначено сверху, на иврите: « Горда была Юдифь, но печальна». А за гордой Юдифь «красные» конники и «белые» отряды, церковь православная и стены Иерусалима, мазанки крестьянские, поля с овечкой и цветы. Ох, не могла такая чудная тихая девушка отрезать голову у очередного Олоферна. Это нам только кажется, что мы способны на это. И голова-то странная, будто на время снятая с плеч, нестрашная совсем голова.
  Говорит Женя Абезгауз: « Я помню, как после первой выставки разные люди меня ругали. Говорили, что художник призывает евреев резать украинцев. Уж больно голова похожа на Богдана Хмельницкого».
 Давно написал эту картину Абезгауз, еще в России. И надпись сделал на иврите тогда, когда за подобные вольности людей в тюрьмах гноили и психушках. И здесь надо бы отметить еще одну особенность живописи этого художника. Она абсолютно бесстрашна. И в бесстрашии своем не следует за модой, а сама моду эту создает.
 Можно, конечно, начать выписывать разные красивые слова: авангард, модерн, постмодерн, как там еще? … Вот не запоминаю я всю эту муру, и никогда не умел различать живопись по направлениям. Она есть или ее нет. Чудит, куролесит художник на полотнах или он отсутствует. Когда  есть, значит, он сам имеет право на свое направление. Он впереди, основоположник того или иного образа мышления в живописи, а все остальное от лукавого.
 Да потом Абезгауз не только несоединимость может соединить  на одной картине. Он и сам в бесконечном движении. Скучно ему жевать до бесконечности одну и туже, пусть и сладкую, жвачку, как и должно быть скучно настоящему художнику. Сегодня он отделяет «свет от тьмы», а завтра разложит Адама и приступит к хирургической операции по удалению ребра. Щедрость, способность к беспредельной отдаче – это от органики таланта. Другим он просто быть не может. Это бездарность скупа, расчетлива, бережлива. Талантливый художник в дерзости своей не желает уступать Богу.
 Все верно. Это я пишу о вызове Всевышнему. Настоящий художник без этого греха жить не может. Мне кажется,  простительного греха, хоть и не пустил Данте  творцов от искусства дальше чистилища. И правильно, потому что выше адского пламени  нет страха, боли и радости, а есть муки и радость вечного постижения, обретения мудрости. 
 Ну, а картины - не рукописи. Горят они замечательным образом. Стоит только поднести спичку.
 Говорит Женя Абезгауз: « Здесь, на склоне горы, какой лес был густой, а теперь одно пожарище. Помнишь, как все горело два года назад. У самого моего дома огонь остановили, чудом. … Только картины, все лучшее, мы, как раз, еще до пожара, вывезли, на выставку в Милане. Вот это чудо. Но дом-то тоже мой, сад вокруг… Полиция нас выгнала отсюда. И зря. Если бы остался, наверно бы сад спас, а сейчас здесь все «по новой»».
   Грешен Абезгауз, наверняка грешен, но далек от огня уничтожающего: адского или земного. Есть в его мире одна особенность – все искупающая. Пока художник жив, он, подчас, вынужден заниматься оправданием себя самого. Здесь часто не хватает отваги признать, что за детской, веселой игрой вовсе не прячется угрюмый дядя с указующим перстом. 



 В Библии любимая книга Абезгауза «Экклезиаст». Иллюстраций для этой книги он сочинил множество. И на каждой мыльные пузыри, как знак тщеты и наивности наших усилий, «суеты сует». Замечательные картины, но меня обидело однообразие пузырей. А в них, как помню, весь мир отражался в чудном преломлении. Сколько было этих разных миров. И не важно, что жили они один-единственный миг, а потом исчезали. И наша вселенная живет по космическим меркам совсем недолго. Конечно, был прав мудрый наш царь Соломон. Но дело не только в нем, в его еретической мудрости.
 «Как  помню» – это из детства. От первого детского удивления, восторга и гордости своей всесильностью. В детстве каждый мыльный пузырь казался отдельным и вечным миром, тобой созданным.
 Абезгауз ссылается на сына Давида. Он у него поддержки ищет. Это потому, что боится признаться в том, что, как ему кажется, не имеет особой цены в искусстве и даже банально. На самом деле, как раз, эта способность уходить в детство, жить памятью детства  - бесценна. А все остальное служит стыдливой маской, прикрытием подлинной причины вдохновения.
-         Все это гэвель – пар изо рта, бессмыслица, - говорит художник.
Тут я начинаю возражать. Авеля вспоминаю, чудного пастушка, живого когда-то. Пусть он был легким дыханием, но был, а вовсе не лопнул как случайный мыльный шар над тазом со стиркой. Его Бог выдул. А Всевышний пустую работу никогда не делал. И самая наша нужная работа делается в детстве, когда мы понятия не имеем, кто такой Соломон и почему из трубочки могут рождаться мыльные пузыри.
 Считается, что в галуте тем евреям, кто искал лихорадочно и болезненно свои корни, мешали. Им говорили, что это совсем не нужно, что отсчет лет начинается с залпа «Авроры», а прежде не было ничего, достойного внимания. И не было у  евреев, своего быта, своей культуры, своих традиций.
 «Местечковая серия» Абезгауза – это уход не просто в детство, а в «прадетство». Ушли наши старики, не оставив, порой, после себе ни фотографий, ни даже могилы. Смотрел я на картины художника и думал, что это мои предки на них, личное наследие. Вот дед мой Симон сидит, пригорюнившись. А вот бабка Броня в избушке у дощатого стола, за субботними свечами. Это моя вечная боль: никогда не видел своих стариков. Всех их убил Гитлер, а вместе с ними и детство мое убил, настоящее детство, потому что есть особое и горькое сиротство при живых родителях, когда раньше времени прерывается род человеческий и память рода.
  Вот еще один особый мир Абезгаузы, который легко, через общее сиротство, может стать миром любого из нас.
 В молодости, в Питере, не потому ли художники- евреи собрались вместе, в знаменитую группу «Алеф». Не по национальному признаку они собрались, а в поисках общей памяти, памяти детства.
 А отношение художника Аьезгауза к денежным знакам, разве это не из детства нашего. Одно из горестных воспоминаний моего младенчества: взял и разорвал какую-то банкноту на две части. Очень мне портрет вождя понравился, а остальное - не очень. Вот я, как помню, и отделил существенное от пустяков, за что и влетело мне жутко.
 Тоже творит с деньгами и Абезгауз. Красиво он это делает, разную валюту использует. Умно все, достойно по замыслу, оригинально, - спору нет. И все-таки главное, - та дурацкая банкнота, разодранная в счастливом детстве, на две части.
  Тоже и с золотой гаммой на картинах художника. Золото. Нет ничего злей, страшней, кровавей этого металла. Нет ничего желанней для человека. Абезгауз пишет особым золотом – добрым. Оказывается, и такое может быть. Может  краска на палитре иметь этический колорит? Может, а почему бы нет. И солнце на рассвете золотое, и цветок подсолнечника ( он, кстати, растет в саду Абезгауза), и лист осенний…
 Говорит Евгений Абезгауз: « Дело не в иконе русской, а помню еще студентом в «Мухе» ( Высшее художественно-промышленное училище в С. Петербурге.) увидел в небольшом зальчике Эрмитажа настоящее чудо. Меня потрясла испанская средневековая икона. Потом  увидел подобное в Уфице и Прадо, но тогда они писали на полностью  золоченной доске и по золоту. Русская икона всегда была бедной, а там не жадничали. Вот и я сначала был бедный, а потом… И еще, помнишь, в Эрмитаж привозили Каирскую выставку Тутанхамона. Я ее потом и в Египте несколько раз видел. Это потрясающе: золото с эмалью! Вот это моя имитация той эмали».
 «Имитация» . Вот хитрый художник. Он свое детство находит и у трона египетского фараона, воспевшего солнце, как Бога и в местечковой избушке, где когда-то сидела, пригорюнившись, его прабабка.
 Ищет предшественников Абезгауз. Он их не боится, как всякий большой художник. Он просто представляет свои права на наследование. Вполне нормальная, законная вещь. Мало того, что она нормальна, но и вполне свободна. У кого хочешь, у того и бери. Каждый отдаст, если ты заслуживаешь этого.
  Вот музыка. Нот всего лишь семь, а какое чудо разнообразия. Литературе, живописи и прочим искусствам никогда за музыкой не угнаться. Поэзия вечно пробует ухватиться за поручни уходящего вагона, но тщетно. Песни люди придумали от беспомощности.
 Лучшие картины Абезгауза – звучат. Происходит это тогда, когда перестают глаза рыскать по полотну и мозг останавливается на одной точке. Художник нашел образ покоя. Геометрический образ. Он подвесил шар в пространстве. Как просто, но за этим самая величественная картина мироздания.
 Шар в пространстве – вот настоящий покой, космический, и музыка рождается в этой тишине и покое. Кто-то заметит скептически: абстракция, мазня, глупости. Но найти такой простой образ в тысячу раз сложней, чем нарисовать портрет, натюрморт, пейзаж в манере реалистической.
 Подумал, что в доме, где появятся на стене эти шары в раме, сразу снизиться градус злости, агрессии. Лечить может эта серия Абезгауза. Отсюда и музыка, а какая – это уже от нас с вами зависит. Художник тут не причем.
 А еще нашел в картинах Жени удивительную ауру предчувствия работы. Особый магнетизм чистого листа бумаги, полотна, нотного стана… У каждой картины Абезгауза есть своя предыстория. И она угадывается без особого труда. И тогда, картина, написанная другим, начинает принадлежать только тебе.
 И, конечно, в одном экземпляре, потому что подлинное не тиражируется. Картинки перед вами –  бледная тень того, что делает художник. Это заурядная живопись копируется без ущерба, а , порой, и выигрывает от этого.
 Часов пять ходил-бродил по дому художника. Он старался объяснить то, что объяснить невозможно. Обычная вещь. Потом все повторилось в мастерской. И там, среди работ прислоненных к стене, лежащих на полу в полном небрежении вдруг подумал, что нельзя картины некоторых, очень немногих художников, просто смотреть. Их нужно читать, рассматривать. Долго: часами, днями, а то и годами. К таким картинам нужно приходить и тогда, когда ты зол на весь мир и тогда, когда ты готов обнять  вселенную.
 Все, что я торопливо выложил в этой дневниковой записи, впечатления мимолетные, одного дня. И подумал с досадой: не так уж мы богаты в Израиле настоящей живописью. Почему я не могу прийти не домой к художнику, а просто в дом, где висят его картины, постоянно висят. Все понимаю и говорю не о музее, о двух комнатах, о маленьком доме, куда каждый может зайти в гости к настоящей живописи.
 Кто-то начнет возражать, что много чести художнику при жизни. Да не нужна Жене Абезгаузу эта честь. Он – мастер признанный. Висят его работы в лучших музеях мира по всем континентам. Выставкам – нет числа.
 Это нам с вами, Израилю, нужен такой музей, как пространство, где можно будет дышать в любую погоду без кондиционера, где планка подлинного искусства застынет на должной высоте, куда смогут приходить дети, и они обязательно придут (Живопись Абезгауза можно упрекнуть в чем угодно, кроме скуки), чтобы пройти вместе с художником бесконечную и увлекательнейшую школу познания не только живописи, но и мира нашего.
  Мало того, такой музей, убежден в этом, станет одной из точек туристских нашествий.  Ну а я попрошусь в этот храм живописи смотрителем. Сяду на мягкий стул в уголочке, чтобы не мешать посетителям, и буду отдыхать в зале с шарами, подвешенными в пространстве, набираясь здоровья: душевного и физического. И книгу какую-нибудь неспешную, подробную напишу в свободное от работы время. Книгу о Жене Абезгаузе и, естественно, о себе самом.
                                                 1999 г.

СОЦИАЛИЗМ И ИСЛАМ УБЬЮТ ЗАПАД


Тема: Размышления о Франции и не только



Есть такой сайт "Ten Overrated Tourist Traps" Я бы в нем Париж на первое 
место поставила. Цены оскорбительные. Стакан плохо разведенного из 
концентрата апельсинового сока в граненом стакане - 7 евро (12 
долларов). Официанты только что не хамят. А иногда и хамят. Смотрят на 
тебя, как на препятствие в их жизни, которая, кстати, и происходит на 
твои деньги, что до них не доходит. Ланч с пересушенным куском рыбы на 
овощах, бокалом заурядного вина и не запоминающимися закуской и десертом 
- 78 евро (120 долларов).

Пишу моим многочисленным друзьям, которые при слове <Париж> начинают 
восторженно постанывать. Я явно страдаю франкофобией и вижу Париж как 
затоптанное пыльное кладбище былой славы, где жители от комплекса 
оскорбленного достоинства и нищеты (где вы в последний раз видели 
французских туристов?), справедливо заработанной 35 часовой рабочей 
неделей и бегством в 55 лет на пенсию, только и ищут возможность 

какую-то пакость сказать или объяснить, что ты что-то не по-французски 
делаешь.
А что у них французского осталось, кроме багета, сказать трудно. Да, 
есть очень изысканная французская кухня, требующая невероятного 
количества времени, чтобы готовить, и очень много времени, чтобы есть. 
Человек, которому нужно работать, ест быстро. Французы, хотя изобрели 
бистро, едят медленно. Это способ насытиться меньшим количеством пищи и 
сэкономить таким образом на еде (еще Ленин писал о невероятной жадности 
французского буржуа). Крошечные французские порции знамениты не менее 
французской живописи.

Эгоистический гедонизм французов привел к тому, что нация превратилась в 
хранителей музея собственной истории.

Париж - город холостяков. 60 % населения одиноки. Французские мужчины 
позорно провалили все войны XX века, а женщины, доведя искусство 
одеваться до извращения (всемирная победа парижской моды - Brazilian 
bikini, трусики, обнажающие ягодицы),  проиграли главную женскую войну - 
деторождение. Потому и заполнен город победившими на этом фронте 
женщинами  в бесформенных чадрах и их отпрысками.

Жизнь парижан  проходит в кафе. Туда идут прямо из школы французские 
мальчики, еще не определившие свою сексуальную ориентацию и глядящие 
друг на друга  с улыбками слишком нежной дружбы. Китаянка, перекупившая 
парижское кафе, признается, что ее бесит, что посетители постоянно 
просиживают еще по три часа после того, как поели. У всех кафе за 
столиками с одной чашкой кофе часами сидят старики (по американским 
понятиям - молодые, 55-70 лет мужчины рабочего возраста) и смотрят прямо 
перед собой в ничто своего прошлого и в никуда своего будущего.

В чем причина моей франко фобии, хотя фобия - это страх, а французов 
никто не боится? Скорее, отсутствия франко филии, которой так страдают 
мои друзья? Наверное, боль любовного разочарования, ненависть к 
обманувшему возлюбленному, повергнутому кумиру.

Главным предметом семейной гордости всегда был дедушка-хирург, учившийся 
в Сорбонне. Детство и юность - французский кинематограф,  литература, 
шансон. Париж Ива Монтана и Симоны Синьоре, Бриджит Бардо, Алена Делона, 
Жана Габена. Сколько раз пересмотрены были  <Мужчина и женщина>, музыка 
из  <Шербурских зонтиков> до сих пор в ушах и в руках на рояле, Эдит 
Пиаф - была идолом, от голоса  которой и сегодня сжимается сердце..

Хитрецы со Старой Площади (отдел пропаганды ЦК КПСС) с Францией 
ссориться не хотели. Во-первых долго надеялись на французских 
коммунистов и нуждались в их пропаганде, во-вторых, сами хотели в Париж 
съездить и детей свозить. Потому и доставались советским людям объедки 
со стола французской культуры и привозили нам, как в лагерь заключенным, 
французское кино

Наверное,  к решению эмигрировать подтолкнули слова подруги, что, если 
не уедем, никогда Париж не увидим: Я и полетела в Париж сразу, едва 
очухавшись, через полгода после эмиграции.

Но за эти полгода, еще не понимая, что вижу, я уже узнала Америку с ее 
невероятно добрыми и всегда помогающими людьми, с чистотой ресторанов, 
мрамором и никелем огромных ванных, бассейнами у каждого дома и 
туалетной бумагой даже в лесу. Я увидела космические аэропорты Бостона и 
Чикаго, шестиполосные highways, многоуровневые развязки, тысячи машин, 
паркуемых старшеклассниками, сотни персональных компьютеров  в колледжах 
и предтечу мобильных телефонов, еще громоздких и тяжелых в руках у 
докторов. Сияющий офис дантиста был местом, где можно было лечь в кресло 
и расслабиться. Не то что боли,  - кроме нирваны и классической музыки, 
никаких ощущений. Супермаркеты после двух сортов колбасы в еще советских 
гастрономах пугали своей огромностью и миллионом незнакомых продуктов 
(сколько было случаев, когда иммигранты там падали в обморок).

И вот после этой-то марсианской реальности я ждала чего-то еще лучшего, 
еще более необыкновенного. Я ждала Парижа Хэмингуэя, праздника, который 
всегда с тобой, который в миллион раз круче и современнее Америки.

Мои идеализм и глупость заслуживали пощечины, и я ее получила. Самым 
романтическим парижским воспоминанием был и остается факт, что на 
Елисейских полях, где в июньской ночи, ошалев от разницы во времени,  я 
гуляла в полном одиночестве, совершенно достойный с виду господин принял 
меня за проститутку и пригласил в весьма солидную машину.

Все остальное тогда было обвалом иллюзий. Узкие улицы и грязноватые 
рестораны с неприветливыми официантами, пересаживающими уже сделавшего 
заказ клиента. В одном хозяин в открытую издевался надо мной: не зная 
языка, я заказала два салата. (Можно ли представить, что так поступил бы 
американский ресторатор по отношению к иностранцу?) Слева от стойки на 
жердочке сидел, теряя перья, огромный облезлый попугай и гадил, хорошо, 
что не в тарелки посетителей. Все выглядело устаревшим: обшарпанные 
тесные ванные с сантехникой 19 века, такси - смехотворно маленькие 
облезлые машины, где владельцы умудрялись возить с собой собак и запах 
псины. В Лувре по проваленному щербатому паркету, переложенному только 
раз со времен первых владельцев, бизоньи стада туристов направлялись в 
противоположную сторону раздраженными старухами, злобными, как 
смотрительницы в Русском музее. К картинам не подойти. Одна Ника 
Самофракийская за отсутствием рук интереса ни у кого не вызывала. Попав 
на несколько часов в полу обвалившийся парижский госпиталь, я 
почувствовала, что почти вернулась в Советский Союз.

В ударе разочарования оставшимся в Ленинграде я написала:

Вас хочу увидать и не вижу.
Месяц делит вопрос и ответ.
Ну, была. Ну, была я в Париже
Ничего там хорошего нет.

Мы, уехавшие еще из неделимого Союза, ничего не знали об Америке, да и 
сейчас многие, прожив в ней десятилетия, ничего не поняли.  Точно так же 
мы ничего не знали о Франции, оставшись с тем же набором сентиментальных 
восторгов советских людей, подсмотревших в замочную скважину французских 
фильмов на сверкающий свет французской жизни.

Для меня релальная Франция стала открываться после эмиграции и только 
благодаря моему болезненному, как у всех детей и внуков переживших 
Холокост, отношению к еврейскому вопросу.

Ну, сдали французы евреев. А кто их не сдавал? Ну, бежали парижане 
впереди нацистов, чтоб согнать евреев на велодром или донести, что 
кто-то прячется. Хотя бы не бросались громить, убивать и разворовывать 
еврейское имущество еще до прихода немцев, как это делали поляки и 
украинцы..

Позорное поведение французов во время Второй мировой (правительство Виши 
стало младшим партнером Гитлера) описал лауреат Пулитцеровской премии 
журналист Вильям Херст (младший), сын того самого владельца Замка 
Херста, магната, хозяина издательств, киностудий, журналов, заводов, 
газет, пароходов. Единственный талантливый из пяти детей своего отца, он 
в качестве военного корреспондента сопровождал американскую армию во 
время вторжении во Францию. Мерзкие сцены трусости и предательства 
французами союзников-американцев, но невероятная настойчивость Де Голля, 
чтобы войти в Париж победителем на белом коне: И, хотя победа была 
добыта американской кровью и оружием, американцы галантно уступили 
триумф победы почти не воевавшим французам.

Французы не хотели с немцами воевать. Они очень счастливо жили в 
оккупации. Лучший французский фильм <Дети райка> был снят в 1942 году в 
оккупированном Париже. Выступали Эдит Пиаф и другие шансонье, работали 
все кабаре и театры. Правда, белков от яиц для взбитых пирожных не 
хватало.

Херст заслуживает доверия. В Москве в период хрущевско-булганинского 
переворота он оказался на высоте. Ни один журналист не показал с такой 
точностью позорно рабского положения звезд советского искусства, когда 
по звонку из Кремля ночным поездом из Ленинграда ему привезли серого от 
страха Шостаковича и международную приму-балерину Уланову. Он увидел как 
они оба запуганы, как боятся открыть рот. Его описание встречи с ними - 
одна из самых реальных и жутких картин советской действительности в 
западной прессе.

За что же не любить французов? Французский социализм (кто учил историю 
КПСС, имя Сен-Симона помнит) был составной частью идеологии коммунизма. 
Французы и сейчас хотят коммунизма. От каждого по убогим способностям и 
каждому по непомерным потребностям.  Только за чей счет?

Полную отмороженность французского национального сознания показали марши 
по стране, требующие отменить такой закон: работодатель имеет право 
уволить человека до 26 лет, если тот не отработал двух лет, без 
объяснения причины и оформления вагона документов.  То, что право 
работодателя уволить неподходящего работника вообще нужно защищать 
законом, показывает кастрацию прав работодателя во Франции.  Какой 
работодатель-самоубийца вообще кого-нибудь наймет, если он его уволить 
не может? Да и как работает большинство молодых остолопов,  если работу 
потерять не боятся? Молодежи требовать закона, запрещающего увольнения, 
- это как больному требовать, чтобы врач заразил его гангреной. Паралич 
безработицы во французской экономике приводит к тому, что талантливые, 
образованные, мечтающие о карьере французы бегут из страны в Китай, 
Африку, Россию, куда угодно.

Профсоюзы требуют 30 часовую рабочую неделю и не помню уже, сколько 
месяцев отпуска. Количество бюрократов и бездельников на зарплате у 
правительства, ничего, кроме идиотских правил не производящих, давно 
превысило меньшинство, убивающее себя работой в бизнесе и налогами. 
Походите по Парижу. Во всех конторах, включая полицейские участки, сидят 
устроенные, никогда не увольняемые люди, чешут языками и флиртуют в 
прохладе кондиционеров. Если к ним обращаешься по тому самому делу, ради 
которого они здесь сидят,  то смотрят на тебя, как на кенгуру.

Но есть все же кое-что во Франции, вызывающее глубокий необъяснимый 
страх. Внушает его главный французский лозунг - Liberte, Egalite, 
Fraternite.

C социалистической идеей Egalite у меня проблемы. Вначале, в конце 18 - 
начале 19 века, это была очень передовая идея равенства всех перед 
законом, но она переродилась в идею просто равенства всех людей, которая 
не только уравняла нации, давшие миру Шекспира, Монтеня, Эйнштейна и 
Эдисона, с нациями, не окончательно прекратившими людоедство, не только 
уравняла меня с сыном пьяницы-многоженца из африканской колонии, ставшей 
Кенией, но и поставила его мною управлять.

Мы уже один раз проходили это в России, где революция, произошедшая 
точно по французскому образцу, с уничтожением священнослужителей и 
казнью королевской семьи, только с монструозным русским размахом, 
привела мужиков и, по мечте Ленина, кухарок к управлению государством.

Об идее такого равенства написал гениальный француз Алексис де Токвилль, 
министр иностранных дел Франции,  аристократавтор до сих пор 
 будоражащей умы книги <Демократия в Америке>  (1838 год):

<But one also finds in the human heart a depraved taste for equality, 
which impels the weak to want to bring the strong down to their level, 
and which reduces men to preferring equality in servitude to inequality 
in freedom>.

Вот эта идея равенства, вдохновляющая слабых стаскивать сильных хотя бы 
на свой финансовый уровень, укоренившаяся в сознании большинства 
французского населения и полчищ набежавших из полу скроенных колоний 
кровососов (посмотрите, флаги каких Ливий и Чадов развевались на митинге 
в честь победы на президентских выборах Оланда),  позволяет драть с 
<богатых> 75% налогов, чтобы кормить трех жен алжирского мусульманина и 
его громящих магазины в Ницце выродков-детей.

Этот французский социализм с его EGALITE - просто объединение COSPIRACY 
of LOSERS AGAINST ACHIEVERS.  Насильное вымогательство денег с флагом 
равенства подлой толпой под предводительством правительства  у тяжело, 
часто с детства работающих богатых (с каких пор богатый в 
капиталистической стране - оскорбительное слово?) приводит к бегству 
французских капиталистов и капитала, за которым следует паралич 
безработицы. Без капитала и капиталистов предприятия и бизнес  (рабочие 
места) не создаются.

Смехотворным, но очень поучительным символом такого бегства стал отказ 
от французского гражданства Депардье. Его можно понять. 75% налогов 
(Оланд и выиграл выборы, обещая через налоги забрать деньги у богатых) 
любого взбесят. Депардье свои деньги не украл. Странно, что избежал 
инфаркта от того количества фильмов, в которых снялся. У талантливого 
тяжело работающего успешного человека отнимают деньги в пользу бездарных 
ленивых лузеров. А сколько не таких знаменитых, как Депардье, уже бежало 
или вывезло из Франции капиталы? Посмотрите на виллы на набережных 
Тель-Авива.

Мне-то, американке,  что переживать? Увы:

Сегодняшняя американская администрация живет идеями французского 
социализма и не скрывает, что ему подражает. Обама через неделю после 
избрания демонстративно выбросил из белого дома бюст Черчилля, 
написавшего: <Socialism is a philosophy of failure, the creed of 
ignorance, and the gospel of envy, its inherent virtue is the equal
sharing of misery>.

Черчилль был олицетворением британской, лучшей части европейской 
цивилизации, противостоявшей нацизму и коммунизму, олицетворением силы и 
ответственности, которые Киплинг назвал <бременем белого человека>. 
Секретарь Британских колоний, одной из которых была Кения, он немало по 
ним поездил и был в ужасе от въезда цветных из колоний в Англию. Он 
писал о <strong aboriginal propensity to kill>

Он знал цену папе Обамы, его лживой, воровской и ленивой африканской 
породе, и считал, что, кроме кнута (требовал телесных наказаний flogging 
для аборигенов), они ничего не заслуживают.

В отличие от Обамы, он читал Томаса Джефферсона: "Democracy will cease 
to exist when you take away from those who are willing to work and give 
to those who would not.> и понимал, как Маргарет Тэтчер, что социализм 
существует, пока не кончаются деньги других людей. Немыслимых капиталов, 
накопленных царской Россией, не хватило даже на одно поколение. Сначала 
ограбили казну, потом начали грабить людей.

В Америке в казне и так уже, кроме долгов, ничего нет. На что социализм 
будут строить? Придут развал и нищета - будут искать богатых и 
виноватых. А это всегда евреи. Могут начать собирать на велодромы.

Кажется невероятным? А кто бы мог подумать, что в светоче цивилизации 
Франции, с ее Liberte, Egalite, Fraternite,  где уже полсотни лет стояла 
Эйфелева башня и написали свои картины импрессионисты, где работало 
метро, в домах были телефоны и  радио, снимались прекрасные фильмы, шли 
балеты на музыку Стравинского, будут сгонять евреев на велодром, чтобы 
отправить в Освенцим?

Преступное правительство, пользующееся жадностью тупой толпы, ведущее 
ее, чтобы грабить <богатых> налогами, завтра поведет или позволит 
грабить и убивать <виноватых> (а назначают виноватыми обычно тех, кого 
выгоднее ограбить - евреев, как это было в национал-не 
забывайте-социалистической, нуждающейся в деньгах Германии).

Правительство сегодня в Америке, похоже, преступное. Точно как в России 
после революции, выпустили <социально близких> преступников из тюрем, 
правая рука Обамы Эрик Холдер торжественно выпускает сегодня своих 
черных братьев, свершивших малые преступления. Вот вам и 
чернорубашечники готовы. Ограбить и убить им в удовольствие. <Strong 
aboriginal propensity to kill> налицо. 70 процентов чернокожих сидит за 
убийство и ограбление своих же. А так их propensity to kill будет 
направлена на <справедливое социальное возмездие>.

Думаете, вас не найдут? Сегодня правительство владеет любой информацией 
на сверхъемких серверах, услужливо поставляемых Гуглами. По гену D4-47 
allele risk taking gene можно даже отделить людей, способных к принятию 
рискованных решений, и обезглавить оппозицию. У вас кровь на ДНК еще не 
брали?

Америка - страна, где евреев не убивали. Здесь нет погромных и 
расстрельных еврейских кладбищ, как во многих странах Европы, а есть 
пока только Диснейленды и Universal. Но ведь десятки тысяч людей, 
сидевших на парижском велодроме, тоже не думали,что от них, кроме 
мемориальной доски, ничего не останется.

Татьяна МЕНАКЕР
Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..