пятница, 6 октября 2017 г.

СОВЕТУЮТ ЛУЗГАТЬ

По поводу употребления семечек подсолнуха в обществе ходит множество предубеждений. Считается, что лузгать семечки не эстетично и даже провинциально. Но настоящих любителей этого лакомства не остановят никакие предрассудки!
Многие даже скрывают это пристрастие, лузгая семечки вечером у телевизора. Сегодня наша редакция расскажет почему семечки подсолнуха можно и даже нужно употреблять каждый день!

Польза семечек подсолнуха

Дело в том, что этот продукт имеет высокую энергетическую ценность. В 100 граммах ядер семечек подсолнуха содержится 602,1 кКал. Это настоящая энергетическая бомба!
Лузгание семечек успокаивает нервную систему. Этот процесс по своей действенности не уступает перебиранию четок.
Семечки подсолнуха нормализуют кислотно-щелочной баланс желудка. Поэтому многие врачи рекомендуют этот продукт пациентам, страдающим от изжоги.
Этот продукт благотворно влияет на потенцию мужчин, а также на репродуктивную систему женщин.
В них содержится большое количество магния, который …

Как правили олигархи XVII века

Семибоярщина. Как правили олигархи XVII века


Семибоярщина — принятое историками название переходного правительства из семи бояр летом 1610 года. Поражение войск Василия Шуйского от войск Речи Посполитой под Клушиным окончательно подорвало шаткий авторитет «боярского царя», однако победители не спешили захватывать Москву...

Попытка передать Россию под внешнее управление начиналась благостно, но закончилась резнёй. Те, кто пытался её осуществить, поначалу торжествовали, а потом дошли до того, что ели мышей, собак, кошек, даже человеческие трупы. И были с позором изгнаны…
В ночь на 21 сентября 1610 г. польские войска тайно, по-воровски, свернув знамёна, спрятав барабаны и даже замотав тряпками конские копыта, вошли в Москву. Справедливости ради надо сказать, что на сей раз свою воинскую честь поляки не запятнали. Бесчестье и позор, клеймо иуд и предателей, заслужили русские. Те, кто призвал поляков и открыл им ворота города.
Обычно ответственность за это гнусное предательство возлагают на некую политико-административную абстракцию. В учебниках так и пишут: «Семибоярщина пригласила польские войска под командованием Станислава Жолкевского нести охрану внутри Москвы». Поимённо тех, кто, собственно, и был Семибоярщиной, перечисляют не всегда.
DCF 1.0
Станислав Жолкевский — польский полководец начала XVII века, польный и великий гетман и канцлер великий коронный. Победитель русского войска при Клушине. Основатель города Жолква и Креховского монастыря.
И совершенно напрасно. Обвинение в предательстве страны и народа слишком тяжёлое, чтобы подводить под него ни в чём не виноватых людей. А таковые, как ни странно, в состав Семибоярщины входили.
Благие намерения
Экспозицию можно передать в двух словах. В России смута. За несколько месяцев до этого наши войска потерпели оглушительное поражение от поляков. Жолкевский во главе внушительного корпуса идёт к Москве с запада.
С юга к Москве подходит Лжедмитрий II, и тоже не с пустыми руками — его войско по-прежнему грозно и способно на решительные действия. Царь Василий Шуйский ситуацией почти не владеет, власть его призрачна.
Учитывая условия, Семибоярщину можно, при желании, назвать «Комитетом национального спасения». Царь, как не оправдавший надежд, и не способный соорудить хоть какую-то оборону, был смещён и насильно пострижен в монахи. Власть перешла в руки «седмочисленных бояр».
knyaz122
Насильственное пострижение Василия Шуйского (1610 г.). Гравюра П. Иванова. XIX век.
Их помыслы поначалу высоки. Бояре действительно пекутся о благе державы. Хотя бы отчасти. И потому сразу договариваются о самом важном: «Из рода русского, дабы не было никому обид и розни великой, царя не выбирать».
Подумав, сходятся на кандидатуре польского королевича Владислава. Опять-таки, никаких претензий — пятнадцатилетнему принцу выдвинули ряд условий. Прежде всего — принятие православия, помощь в разгроме Лжедмитрия, сохранение боярских привилегий и вольностей.
Очень кстати пришёлся исторический прецедент. Бояре отлично знали и помнили летописный сюжет о призвании Рюрика: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет, приди княжить и володеть нами».
Некоторые даже вспомнили, что заключение договора с Рюриком тоже пришлось на 21 сентября. Какое многообещающее совпадение! Действительно, стоит лишь призвать варягов, а в данном случае — польского принца, и всё наладится само собой. Казалось, что вернулись времена начала Руси. Восторг и надежда.
bojar_dum(2)
Семибоярщина, боярская дума
Но так только казалось. Впоследствии о том, как именно проводили это решение в жизнь, летописец оставит горькое сообщение: «Не осталось более премудрых старцев, и силы оставили дивных советников». Ещё не было заключено никакого договора с Владиславом, а бояре уже заставляли Москву присягать ему, как новому русскому царю.
Предатель Романов
Вот тут в Семибоярщине наметился разлад. Наиболее благоразумные, например Иван Воротынский и Андрей Голицын, говорили, что спешить не надо. Что присягнуть успеется. Что нужно сначала обменяться послами и подождать заключения договора. И, главное, что пока этого не произошло, опорой всё-таки должно остаться русское войско.
Другие настаивали, что нужно как раз спешить. Что народ ненадёжен. Что только поляки, эти славные и победоносные воины, могут спасти государство от бунта и разорения. А поляки как раз рядом — так не лучше ли позвать их в Москву прямо сейчас? Фёдор Мстиславский и Иван Романов — вот кто продавливал это предательское решение.
1033911_900
Имя Ивана Романова в контексте предательства звучит крайне редко. Причина проста. Он из «тех самых» Романовых. Родной дядя Михаила Романова — будущего русского царя, родоначальника династии. А царям как-то не с руки быть в родстве с предателями и иудами.
Хотя по большому счёту именно на Романове — изменнике и трусе — лежит главная ответственность. Удивительное дело. Своё прозвище — «Каша» — Иван Никитич получил, в том числе, и за потрясающее косноязычие. Однако оно не помешало ему заразить паническими настроениями всех бояр. И даже самого патриарха Гермогена, который был категорически против ввода польских войск.
Всего нескольких слов: «А коли гетман Жолкевский отойдёт от Москвы, то нам, боярам, не останется ничего другого, как бежать вслед за ним для спасения своих голов». И вот уже ворота города открыты. Предательство свершилось.
А то, что это было именно гнусное предательство, подтверждают очевидцы событий: «Получили мы в славном городе Москве многочисленные полки поляков и других иноплеменников. Наши же бояре из страха, а иные ради корысти, вошли в соглашение с ними и повелели выйти из города воинам наших полков, и такой услугой врагам обезопасили себя и дом свой».
image.1124(2)
Европейские ценности
На излёте перестройки и незадолго до крушения СССР в среде московской либеральной интеллигенции бытовала хлёсткая фраза: «Хорошо бы окружить коммунистов в Кремле парочкой американских дивизий».
Желающие увидеть под стенами Кремля американцев отличаются дремучим невежеством и идиотизмом. Иначе обязательно провели бы соответствующие исторические параллели. Такое у нас уже было. И закончилось вполне предсказуемо.
Вот краткие извлечения из «Московитской хроники» шведского дипломата Петра Петрея де Ерлезунда. Они отлично показывают, как развиваются события, когда власть опирается на иноземные войска.
Начало радужное: «Жолкевского с сотней человек ввели в крепость, там угощали по-княжески и делали пышные подарки. Поляки вошли в город к москвитянам, торговали друг с другом, разговаривали и гуляли вместе. Великая радость, братство, дружба и согласие были взаимные».
15
Коготок увяз — всей птичке пропасть. Сотней человек поляки не ограничились: «Благодаря этому поляки с каждым днём удобно пробирались очень удобно в город до тех пор, пока не набралось их до 6000 копейщиков, а также ещё 8000 немецких и иных солдат».
Вот теперь, когда набралась некая критическая масса, начинаются первые звоночки. Оказывается, иностранцы вовсе не такие славные ребята, как представлялось совсем недавно: «Русские жаловались на одного польского дворянина, который в пьяном виде три раза выстрелил в образ Девы Марии, поставленный на городских воротах».
Окончательное отрезвление наступает через пять месяцев:
«26 января 1611 г. москвитяне приступили к польскому полководцу Жолкевскому с большими сетованиями. Жаловались, что во время божественной службы поляки смеются и наругаются, позорят и бесчестят их святых, стреляют в них из пистолетов и ружей, бьют и тиранят их братьев, насилуют их жён и дочерей, грабят и делают много иных бесчинств в их домах».
071f5961dc594db78a22abc3efb497df
Польская карта Москвы (1612 г.).
Может быть, москвичи сами виноваты? Может быть, они спровоцировали этих славных и гордых европейских воителей? Вряд ли. Свидетелем тому польский шляхтич Самуил Маскевич, оставивший дневник своего пребывания в России:
«Наши ни в чём не знали меры. Они не довольствовались тем, что с ними обходились ласково. Но что кому нравилось, то и брали силой, хоть бы и у помещика жену или дочь».
Окончательное решение
Дело шло к кровавой разборке. И она состоялась. Но была необычной. Чисто теоретически москвичи, которых было на тот момент более 700 тысяч, даже безоружные, могли бы задавить поляков и европейских наёмников массой. Какое-то время так и происходило. Но русским воткнули в спину нож. И опять сами же русские.
Снова говорит Самуил Маскевич: «В четверток мы принялись жечь город. Мы действовали в сём случае по совету доброжелательных к нам бояр, которые признавали необходимым сжечь Москву до основания. Пламя, раздуваемое ветром, гнало русских».
0_91d05_a36eb676_XXL
Его коллега, польский ротмистр Николай Мархоцкий, более конкретен: «Бояре сказали нам: “Хоть весь город сожгите!” Наши выжгли его до основания. Великие и неоценимые потери понесла Москва. Тем из московитов, кто всё же уцелел и сдался, вновь принеся присягу Владиславу, было велено носить особые знаки — препоясаться рушниками».
Идею отделять «нечистых» знаками на одежде впоследствии подхватят нацисты, обязав всех евреев носить жёлтую звезду Давида. Но до этого оставалось ещё 400 с лишним лет. А пока поляки, основательно зачистив город огнём и «замирив» его до состояния кладбища, демонстрировали истинно европейское поведение.
Вот что писал об этом немецкий наёмник Конрад Буссов:
«Когда город сгорел, и не было больше опасности от москвитян, поляки только и делали, что искали добычи... Брали только бархат, шёлк, парчу, золото, серебро, драгоценные каменья и жемчуг. В церквах они снимали со святых позолоченные серебряные ризы, ожерелья и вороты, пышно украшенные драгоценными каменьями и жемчугом.
4044
На пиво и мёд даже не смотрели, а отдавали предпочтение вину, которого несказанно много было в московитских погребах — французского, венгерского и мальвазии. Кто хотел брать — брал.
Из спеси солдаты заряжали свои мушкеты жемчужинами величиною с горошину и с боб и стреляли ими в русских. Проигрывали в карты детей знатных бояр и богатых купцов, а затем силою навсегда отнимали их от отцов...»
Долг платежом
О том, что бывает с поборниками подобных ценностей, лучше всех рассказал один незначительный человечек по имени Богдан Балыка. Мелкий киевский купец, кое-как научившийся грамоте и сопровождавший поляков к Москве в надежде поживиться около грабителей.
Но ему не повезло. Вовремя уйти он не успел — русские довольно скоро оправились, встряхнулись, принялись мстить. И окружили Москву плотным кольцом блокады, исключив любой подвоз продовольствия.
Далее — простодушная, с очаровательным украинским колоритом, речь самого Балыки:
«Мышь по золотому куповали, за кошку пан Рачиньский давал 8 золотых, пана Будилова товарищ за пса давал 15 золотых, и того было трудно достать. Голову чоловечую куповали за 3 золотых, за ногу чоловечую, без мяса, только костки, давали 2 золотых. Пан Жуковский за четвёртую часть стегна (ягодицы) чоловечого давал 5 золотых...»
attach
Князь Фёдор Иванович Мстиславский — последний князь-Гедиминович из рода Мстиславских, один из руководителей думской аристократии, боярин, старший сын главного московского воеводы и боярина князя Ивана Фёдоровича Мстиславского. Глава Семибоярщины.
По иронии судьбы именно Богдан Балыка стал свидетелем окончательного позора главы Семибоярщины — Фёдора Мстиславского. Человек, который вершил судьбы государства, который повелевал и отдавал приказы, пал настолько низко, что ему сочувствовал пришлый купчик:
«Жолнер Воронец и козак Щербина, впадши в дом Фёдора Ивановича Мстиславского, почали шарпать в поисках живности. Мстиславский стал их упоминати (упрекать, ругать), и таможе ударили его цеглою (кирпичом) у голову, мало же не помер».
Так обычно управляются с бешеными собаками, на которых жалко тратить пулю. Так управилась «заграница» с теми, кто считал, что «она нам поможет»…


Источник: storyfiles.blogspot.co.il

ИСТОРИЯ ЭПИЧЕСКОГО ПОБЕГА ИЗ ГУЛАГа

Легендарный побег из сибирского подразделения ГУЛАГа, в ходе которого выясняется, что при наличии топора, мешка сухарей, ватника и при полном отсутствии сомнений можно не только выжить за Полярным кругом, но и перейти пустыню Гоби без запасов воды, перевалить Гималаи, повидать Лхасу, покататься на яке и выкупаться в Индийском океане.
Текст: Влад Смирнов
Гулкий звук шагов в каменном коридоре. Молодого человека с разбитым лицом ведут двое конвоиров. Он гордо вскидывает голову. Перед ним открывают дверь полутемной камеры и толкают его на одну ступеньку вниз. Это место называют «кишка» — узкий каменный чулан, где нельзя даже сесть, выпрямив ноги, можно только стоять, прислонившись спиной к стене или прижавшись к ней разбитым лицом. Тут могут оставить на сутки и более, не выпуская даже в туалет, и пол хранит следы пребывания предыдущих заключенных.

Славомир Равич, 24-летний польский офицер, обвиненный в шпионаже против СССР, ощупывает руками липкие каменные стены в подвале НКВД в Харькове. Его, как и тысячи тысяч других, засосало в гигантскую мясорубку, перерабатывающую человеческие жизни. Сейчас, когда он смотрит на луч мутного света высоко под потолком каменной кишки, ничего не зная о месяцах допросов и пыток, которые ему предстоят, происходящее кажется случайным кошмаром, нелепым недоразумением, которое разрешится, стоит лишь немного потерпеть и объяснить, настоять на своем, достучаться до сознания людей, управляющих этим странным механизмом. Пройдет год, и на суде, где ему огласят приговор — 25 лет исправительно-трудового лагеря, Равич поймет, что нет никаких отдельных людей, есть безличный конвейер, по которому движется человеческая масса.

Москва - Сибирь

Вот уже две недели вагон для скота ехал на восток. Внутри вплотную друг к другу стояли люди. Стояли так тесно, что для того, чтобы поднять руку, надо было просить соседа посторониться. Вагон двигался по ночам, чтобы не привлекать внимания, днем его отгоняли в глухие тупики. Где-то раз в сутки заключенных выпускали наружу на полчаса, чтобы они могли размяться, и раздавали по пайке черного хлеба. Равич давно привык к такой диете. Он сразу съедал большую часть хлеба, но маленький кусочек обязательно откладывал за пазуху. Эта привычка быстро сформировалась у всех заключенных: никто не знал, когда будут давать хлеб в следующий раз. Шел декабрь. Внутри неотапливаемого вагона было тепло от людских испарений, однако те, кто стоял, прижавшись к ледяным стенкам, промерзали до костей. К счастью, среди пассажиров «скотовозки» быстро сформировалась система распределения, и места у стенки занимали по очереди. Те, кому выпадало мерзнуть, получали небольшой бонус: они могли смотреть в щель между досками. Особенно ценились в группе люди, которые не только смотрели, но и комментировали происходящее, развлекая скучающих товарищей. Однажды рано утром Равич, которому как раз выпало стоять у стены, вдруг увидел, что их вагон поставили в тупике рядом с другой такой же «скотовозкой», из которой раздавались смутный гул и вздохи. Он присмотрелся и в плохо заколоченном окне вагона напротив увидел женские глаза, лоб, повязанный платком.
— Там женщины! — закричал Равич. — Там напротив такой же поезд, в котором везут женщин, наших женщин!
Этот крик вызвал настоящую бурю. Все разом попытались протиснуться к той стене, где стоял Равич. Заключенные лезли друг на друга с глухим, звериным рыком отчаяния. Стоявшие ближе к выходу попытались сломать дверь вагона. Еще немного, и, казалось, вагон просто перевернулся бы. Конвойные солдаты побежали вдоль состава, и вскоре их поезд тронулся, спешно увозя кричащих от бессилия мужчин в сереб­ристо-снежную тихую пустоту.
Впрочем, это был единичный эпизод. Большую часть времени осужденные находилось в каком-то полумертвом оцепенении. В сумерках вагона истощенные, измученные пытками люди колыхались в полудреме на грани между жизнью и смертью. Если кто-нибудь умирал, зачастую это замечали только в тот момент, когда все выходили наружу. Тело хоронили в сугробе. Копать настоящую могилу в промерзшей земле было слишком хлопотно.
Прошел месяц этого сюрреалистического путешествия. Видимо, поезд двигался хаотически, добирая заключенных по всей европейской части России. Тем не менее общее направление было на восток, и вскоре стало понятно, что состав идет по Транссибирской магистрали. Конечной точкой путешествия оказался заснеженный железнодорожный тупик за Иркутском. Толпу людей в холщовых рубахах и штанах вывели из поезда и отвели за несколько километров от железной дороги — на заснеженное картофельное поле, открытое всем ветрам. Это было место ночлега.
Вскоре первоначальное оцепенение сменилось лихорадочной деятельностью: люди принялись делать из снега защитные укрепления от ветра. Конвой позволил нарубить веток в соседнем леске, ими выстлали дно укрытий. Впервые за много недель заключенные смогли лечь, тесно прижавшись друг к другу, чтобы хоть немного согреться на морозе под открытым звездным небом Сибири.
С утра выяснилось, что ночью на поле пригнали еще один состав заключенных, колонну армейских грузовиков и даже полевую кухню, которая смотрелась особенно беспомощно на фоне пятитысячной толпы. Тем не менее мощностей кухни хватило на всеобщую раздачу горячего эрзац-кофе. На этом чудеса не закончились. После кофе заключенным выдали зимнюю одежду: фуфайки, ватные штаны...
Примеряя новые казенные ботинки, которые оказались почти впору, Равич неожиданно почувствовал себя счастливым. Оглядываясь по сторонам, он понял, что это призрачное чувство распространилось по всей толпе. Люди, лишенные дома, семьи, много месяцев уже не евшие досыта, люди, которым предстояло годы работать на каторге на границе Полярного круга, дурачились как дети, примеряя нелепые ватники.

Лагерь № 303

Уже к вечеру выяснилось, что значили все эти роскошества: огромную массу будущих каторжников готовили к перегону по сибирской тайге. Их лагерь находился примерно в полутора тысячах километров отсюда, и этот путь им предстояло пройти пешком, колоннами по сто человек, пристегнутыми наручниками к длинным стальным цепям. На ночь колонны останавливали, людям разрешали вырыть себе укрытие в сугробе и разжечь костер. Однако заключенных предупредили, чтобы они не пытались отогревать окоченевшие руки и ноги: возвращающаяся циркуляция крови приносила невыносимую боль. Четыреста граммов черного хлеба и две чашки горячего «кофе» в день составляли их походный рацион. Перегон длился почти два месяца. Сейчас из уютного кресла кажется, что это была своеобразная форма медленного убийства, изощренный способ утилизации несогласных, инородных, просто слишком образованных, чтобы вписаться в стройную систему тоталитарного общества. Однако же смертность во время этого невероятного марш-броска была гораздо ниже, чем можно себе представить. Это было не осознанное злодеяние, а просто способ максимально экономного перемещения рабочей силы по огромной северной стране, где отсутствовали дороги. Возможности человеческого организма невероятны, и в конце января около восьмидесяти процентов заключенных, начавших движение от картофельного поля под Иркутском, добрались до лагеря № 303 на северном берегу Лены. В их числе был и Славомир Равич.
Он снова поразился, какое острое ощущение счастья дает первая ночевка под крышей на дощатых нарах после двух месяцев, проведенных в сугробах; каким вкусным кажется слабый овощной отвар после черного хлеба всухомятку; как удивительно, когда, проглотив хлеб, не надо спешно собираться в дорогу, а можно просто покурить и поговорить с другими людьми. Однако снова осознавать себя человеком было не только приятно, но и тревожно. Пытки в тюрьме и невероятный перегон из Москвы в Сибирь можно было терпеть, просто твердя себе, что это скоро кончится — возможно, уже завтра, возможно, через неделю, но должно чем-то кончиться. И вот Равич сошел на конечной остановке своего жизненного трамвая. Славомиру было 25 лет, и почти всю оставшуюся жизнь предстояло провести тут, на этих нарах, поднимаясь на заре по сигналу, весь день махая топором в лесу, торгуясь за табак, который был главной местной валютой, и слушая лекции политрука по средам, считавшиеся главным культурным развлечением. Ужасный перегон по сибирской тайге вселил в большинство заключенных странное чувство обреченности: они будто были отправлены на другую планету, откуда нет выхода. Оставалось только смириться с существующим порядком вещей.
«Труд в СССР - дело чести, дело доблести и геройства» - кадр из фильма «Путь домой»


Однако Славомир думал иначе: физические страдания, которые он смог пережить, вселили в него чувство безграничной уверенности в резервах собственного тела. А еще он никак не мог выкинуть из головы встречу, которая произошла во время перегона. На каком-то этапе армейские вездеходы, сопровождавшие колонну, окончательно увязли в снегу. На подмогу конвоирам прислали местных — якутов на санях, запряженных оленями. Мать Славомира была русской, он прекрасно знал язык и смог поговорить с одним из оленеводов. Тот назвал заключенных «несчастными» и сказал, что их испокон века гонят по этой земле. Местные всегда жалели «несчастных», сочувствовали тем, кто решался на побег, и оставляли еду в таежных охотничьих хижинах. Рассказ про оленевода стал любимой байкой Равича за вечерним чаем. Вскоре у него появились друзья, и их захватила общая идея.

Семеро смелых

Первым был сосед Равича по бараку, 30-летний сержант польской армии Маковски. Он помог найти еще одного поляка — кавалерийского сержанта Палушовича, человека средних лет, не потерявшего военной выправки даже в сибирском лагере. Вскоре к их компании присоединились скандинавский гигант Колеменос, маленький чернявый шутник Заро, обстоятельный Марчинковас и, наконец, удивительный персонаж по фамилии Шмидт, которого все считали обрусевшим немцем, пока не выяснилось, что это американский инженер Смит, выписанный для строительства российского метро и обвиненный в шпионаже.
Собственно, сам план побега был предельно прост. Заговорщики решили дождаться какой-нибудь снежной ночи, сделать подкоп под ограду с колючей проволокой, перебежать полосу, по которой ходил патруль с собаками, в промежутках между обходами и перебраться через глубокий ров с помощью гиганта Колеменоса. Равич раздобыл овчинную куртку — еще в детстве от знакомых охотников он слышал, что, если волочить ее за собой, это собьет собак со следа человека.
Главный вопрос состоял в том, куда отправиться семерым беглецам дальше. На сотни километров вокруг лагеря простиралась сибирская тайга, и, даже если бы им удалось выйти к человеческому жилью, напуганные комиссарами местные жители тотчас выдали бы их властям. Это означало, что надо двигаться к границе, рассчитывая только на себя. Но к какой? Проще всего было бы дойти до Камчатки, однако побережье в тот момент было особо охраняемой зоной. Оставался только длинный путь через монгольские степи и гималайский хребет, ведущий в британскую Индию. Этот маршрут не требовал ни карты, ни компаса — просто надо было двигаться на юг, ориентируясь по солнцу. После нескольких оживленных совещаний, которые проходили по дороге в уборную (собираясь в столовой или в бараке, они могли бы вызвать подозрения), было решено «махнуть через Гималаи».

Побег

К началу апреля 1940 года все было готово, ждали только снегопада. И вот 10 апреля, ближе к вечеру, повалил тяжелый мокрый снег. Подходя к месту раздачи вечернего пайка, Равич нашел глазами всех семерых заговорщиков, возбужденно всматривавшихся в товарищей. Они поняли друг друга без слов. Сегодня. Когда лагерь затих после вечернего отбоя, все собрались возле условленного углового барака и притаились в его тени. Беглецы дождались громкого лая из сарая, где жили караульные собаки, — он возвещал, что начался круговой обход. Охранники с собаками прошли мимо и скрылись. Впереди час, за который надо все успеть! Заговорщики бросились копать с таким энтузиазмом, что уже через десять минут под забором зияла внушительная дыра. Один за другим они быстро протиснулись в пограничную зону. Колеменос, как и ожидалось, с легкостью спрыгнул в ров и подсадил всех по очереди почти на четырехметровую стену, которая возвышалась на противоположной стороне. И тут возникло непредвиденное: перебравшиеся беглецы тянули руки вниз, чтобы вытащить гиганта, однако тот, даже подпрыгнув, никак не мог до них достать. В конце концов Маковски и Марчинковас взяли Смита и Равича за ноги, спустили их вниз, каждый ухватился за одну из рук Колеменоса — и великана вытащили из ямы.
Снег продолжал падать вниз гигантскими хлопьями, он уже почти замел следы беглецов на пограничной полосе. Вдалеке темнел перелесок, куда, не теряя ни секунды, они бросились стремглав, не разбирая дороги. Бежали не останавливаясь, вперед и вперед на юг, много часов, пока заря не окрасила лес розовым, пока их дыхание не превратилось в рвущийся из груди кашель, пока в полубеспамятстве не свалились все вместе в овраг, заваленный пушистым снегом.
Большая часть беглецов была готова расположиться на отдых прямо на дне оврага, однако Равич опять вспомнил свой разговор с якутом. Нельзя спать на снегу, надо обязательно сделать укрытие. Он настоял, чтобы его товарищи из последних сил вылезли из ямы и выкопали берлогу под деревьями, наподобие тех, в каких они ночевали во время перегона из Иркутска. Так было не только теплее, но и безопаснее. О костре, естественно, пока не могло быть и речи. Беглецы поглодали сухарей, при этом их ждало неприятное открытие: бравый сержант Палушович оказался абсолютно беззубым. «Они выбили мне все зубы во время допросов», — развел он руками. Палушович не жаловался, просто прием пищи занял у него гораздо больше времени: пришлось размачивать сухари в талом снеге.
После заката беглецы вылезли из укрытия и снова тронулись в путь. Этот режим они сохраняли несколько недель: дремали в снежной берлоге днем и проходили по 20–30 километров ночь­ю. К диете из сухарей было не привыкать, и они не надеялись ни на что большее в заснеженной тайге. Однако через две недели после побега их ждала невероятная удача: в буреломе они нашли еще живого оленя, который там запутался и застрял. Беглецы решили остановиться на сутки и разжечь костер, чтобы поджарить и съесть столько мяса, сколько было в их силах. Целый день лежать у костра и впервые, быть может, за год чувствовать абсолютную сытость — это было одно из самых ярких воспоминаний в дороге. Остатки мяса вместе со шкурой провялили за ночь и забрали с собой.
Снаряжение для перехода Якутск - Лхаса


Кристина

Постепенно сибирские морозы стали отступать. Где-то к началу мая беглецы вышли к Байкалу. Они почувствовали его запах, запах водорослей и рыбы, за несколько дней до того, как увидели само озеро. Тут их ждала еще одна удивительная встреча.
Проснувшись утром на берегу, они услышали в соседних кустах какой-то шум. Поскольку по закону вероятности это просто не мог быть еще один олень, то все насторожились и приготовились к обороне. Но тут к месту их ночлега вышла девочка, испуганная, замотанная какими-то тряпками, такая же грязная и дикая, как они сами. Услышав, как Равич и Маковски переговариваются по-польски, она расплакалась. Выяснилось, что она тоже депортированная полячка, которая сбежала с места своей принудительной работы. Ее звали Кристина. Польская часть компании мгновенно прониклась к ней симпатией, Колеменос и Заро в силу своих дружелюбных характеров также не могли сдержать улыбки, видя, как Кристина набросилась на сухари, словно голодный зверек. Только Смит с сомнением смотрел в сторону, избегая встречаться глазами с поляками. Но девочка очень хотела идти с ними, была готова преодолевать любые трудности и взяла на себя роль медсестры. Вскоре даже скептический американец убедился, что она не будет обузой.
Между тем компания продвигалась все дальше к югу и вскоре без особых проблем перешла границу с Монголией. Было очевидно, что погони за ними нет и не будет, беглецы расслабились и позволили себе первые контакты с людьми. Местные кочевники с удивлением рассматривали их, вскоре самый общительный и контактный Смит нашел формулировку, которая много раз помогала им впоследствии: они говорили, что идут в Лхасу. Тут уже начиналась земля, где все слышали про буддийскую святыню. Беглецов считали паломниками, с уважением качали головами, наливали им странный местный чай с маслом. Гостеприимство пастухов простиралось так далеко, что часто для путников резали барашка или козленка.
Это был край степей и небольших пологих гор, перерезанных чистыми глубокими реками, и здесь уже давно царило лето. Идти по сбитой каменистой почве было хоть и легче, чем по сугробам, но обувь у всех прохудилась, и одной из главных проблем стали незаживающие раны на ногах. Но в целом это была самая приятная и беспроблемная часть их путешествия. Они засыпали у костра, вставали с рассветом и получали удовольствие от этой простой кочевой жизни, где целью было само движение вперед. Однако скоро беглецам предстояло поплатиться за эту беспечность.

Пустыня

Вот уже несколько дней путешественникам не попадалось ни одной реки, даже маленького ручейка. Пейзаж неуклонно менялся: появились дюны, даже сухая растительность совсем исчезла. Каждое утро Колеменос и Равич забирались на самый высокий окрестный холм и с надеждой всматривались в горизонт. Впереди простиралась, насколько хватало глаз, плоская серая поверхность. К полудню эта гигантская сковорода раскалялась до 45 градусов, было нечем дышать. Компания попыталась идти ночами, однако вскоре стало казаться, что они ходят кругами — никто не ориентировался по звездам. Постепенно всех начал охватывать страх. Друзья поняли, что, даже если повернуть назад, им уже не дойти до воды. Оставалось только надеяться, что новый день принесет перемены. Они не знали, что впереди на несколько сотен километров простирается пустыня Гоби. Попытаться пересечь ее в августе без каких-либо запасов воды было полным безумием.
Однако у безумцев свой бог. На седьмой день пути Колеменос, забравшийся с утра на дюну, вдруг замахал руками как сумасшедший. Вдалеке был оазис — углубление с водой и пальмы! И это был не мираж! Путешественники впервые испытали, что обычная вода может пьянить, как вино. Неподалеку они нашли полуобглоданные кости — остатки трапезы проходившего недавно каравана. И снова отчаяние сменилось эйфорией и покоем. Это заставило беглецов совершить роковую ошибку: единственным правильным решением было бы сидеть у воды и ждать следующий караван, однако путники решили тронуться дальше.
Через два дня у Кристины, а потом и у Маковски безобразно опухли ноги, они упали в песок и не смогли больше подняться.

Тибет

Карта побега из ГУЛАГа в Тибет
Звон колокольчиков, хлопанье флажков лунгта на ветру, мычание скота, добрые, обветренные инопланетные лица вокруг. Рассвет в тибетской высокогорной деревне. Сюда привело четверых беглецов заветное слово «Лхаса». Позади две могилы, выкопанные в песке из последних сил. Позади пустыня, через которую удалось перейти, научившись ловить змей и жарить их на камнях. Позади смерть Марчинковаса, который однажды ярким кристальным утром просто не проснулся на берегу горного ледяного озера. Вероятно, его организм не выдержал перепада высоты. Позади крик Палушовича, беззубого добродушного сержанта, который сорвался в пропасть на горной тропе.
Равич, Колеменос, Заро и Смит в лагерных фуфайках, которые им удалось пронести через тысячи километров и которые так обветрились и выгорели на солнце, что выглядели вполне как местные традиционные кафтаны, сидят кружком вокруг очага и пьют соленый чай с маслом, к которому они уже успели привыкнуть и даже полюбить.
Им опять дадут гостинцев, и они пойдут по горным козьим тропам все дальше вперед. Издалека они увидят, как блестят золотые крыши буддийской святыни, но так и не зайдут в город — нет, они идут не в монастырь. Возможно, золотые крыши будут светиться у них в памяти как истинная цель их потрясающего путешествия, до которой они так и не дошли. Потому что спустя год после побега из лагеря они достигнут того простого и человеческого, к чему на самом деле стремились, — лагеря британских военных на севере Индии, чистых простыней больничных коек, удобной и легкой одежды, банок с калифорнийскими консервированными персиками, сладкий сок которых течет как нектар по измученным цингой деснам.
Почти месяц потребуется путешественникам, чтобы снова адаптироваться к цивилизации. Все это время они будут метаться в бреду в британском госпитале в Мадрасе, прятать еду под матрас, пытаться бежать, скрываться под кроватью от конвоиров. Затем все они проснутся как от глубокого сна, не помня о том, как провели этот месяц.
А мир к этому моменту уже окончательно накроет война. И миллионы других людей будут так же метаться на больничных койках, и невероятное путешествие беглецов из лагеря № 303 потонет в потоке других смертей и других приключений. Едва поправившихся путешественников война разметает по всему миру, и они никогда уже не увидят друг друга, так и не приедут в гости к Смиту, который часто у вечернего костра обещал показать им Мексику, не попробуют яблок из сада Равича, не съездят на балтийское взморье к Заро, и Колеменос не повезет их на рыбалку. От прежнего мира не останется ничего.
Однако доподлинно известно, что Равич станет подданным Великобритании и много лет спустя напишет книгу «Долгий путь» об их невероятном путешествии. Ее переведут на десятки языков, снимут по ней фильм. И до конца жизни, которая закончится в 2004 году, Славомир Равич каждое утро будет отвечать на письма восторженных читателей. Иногда в этом ему будут помогать жена и пятеро детей.
Долгий путь Равича



 Источник: www.maximonline.ru


Источник: a.kras.cc
Автор: Славомир Равич

ДО КОНЦА ВОЙНЫ В СИРИИ ДАЛЕКО

«Исламисты контратакуют при любой возможности»

России и Асаду в Сирии противостоит гибрид фанатиков и профессиональных военных, поэтому до победы еще далеко, отмечает востоковед Михаил Магид.


Главной опасностью в регионе продолжает оставаться возможность прямого конфликта между подразделениями России и США.© Фото Евгения Шабанова
В последние дни из Сирии поступают противоречивые сведения о ведущейся там войне с «Исламским государством» (террористическая организация, запрещенная на территории РФ). С одной стороны, есть победные реляции министерства обороны России о тысячах уничтоженных боевиков ИГ и успешном наступлении на их позиции. С другой, исламисты вновь активизировались на трассе Пальмира — Дэйр-эз-Зор, а в ряде мест даже перешли в контрнаступление. Кроме того, участились сообщения о потерях российских военнослужащих — погибгенерал-лейтенант Валерий Асапов, от полученных в Сирии ранений скончался полковник Валерий Федянин, появилась информация о похищении боевиками граждан РФ.
О том, насколько сложная ситуация складывается сейчас в Сирии, в интервью «Росбалту» рассказал эксперт по Ближнему Востоку Михаил Магид.
— Что вы скажете о положении дел в сирийской войне на данный момент, учитывая противоречивость сводок из этого региона?
 — Я думаю, точного количества погибших боевиков сейчас никто не знает. Кстати, о каких боевиках идет речь? ВКС РФ и самолеты официального президента Сирии Башара Асада бомбят ИГ в Дейр эз-Зоре и одновременно позиции «Нусры» — «Аль-Каиды» (обе организации запрещены в РФ) в Идлибе — регионе, который ей почти полностью захвачен.
В остальном, наступление коалиции состоящей из армии Асада, шиитских формирований (ливанская «Хезболла», иракские шиитские группировки, ополчение шиитов из Афганистана и Пакистана), иранских вооруженных сил и российских подразделений на Дейр эз-Зора и в других районах, в целом развивается успешно. Эти войска вытеснили боевиков из стратегически важных регионов, деблокировали Дейр эз-Зор, открыли большое окно на границе с Ираком, откуда теперь свободно могут перебрасываться в Сирию шиитские ополченцы и иранские солдаты.
С другой стороны, ИГ действительно предприняло контрнаступление. Дело в том, что «Исламское государство» очень сильно отличается от других террористических организаций. Половина или больше его руководителей — выходцы из разведки и армии Саддама Хусейна. ИГ — это гибрид фанатиков и профессиональных военных. Они очень тщательно планируют военные операции.
Тактика ИГ заключается в особом упоре на наступательные действия. Они атакуют или контратакуют при любой возможности, даже находясь в окружении. Сейчас они предприняли наступательные действия в, казалось бы, безнадежной ситуации и смогли нанести чувствительные удары по своим противникам. Более того, около ста боевиков форсировали Евфрат и вступили в бой с соединениями курдов и арабов (Сирийские демократические силы — СДС), которые заблокировали и добивают группировку ИГ в Ракке. Прорвать блокаду им не удалось, но курды понесли серьезные потери.
— Судя по комментариям в российских СМИ, к курдам в этой войне в РФ относятся все более насторожено. Уже не как к союзникам в борьбе с ИГ (при том, что мы знаем, что это, пожалуй, самые принципиальные противники исламистов в Сирии, давно и эффективно воюющие с ними), а почти как к противникам. С чем это связанно? С позицией главного союзника РФ в сирийской войне — президента Асада, который опасается такого же курдского референдума о независимости в Сирии, как тот, что недавно прошел в Ираке? Или с тем, что курды активно поддерживаются США и тем вызывают подозрения в Москве?
 — Это связано со многими факторами, включая указанные вами. В северной Сирии курды формально не провозглашали независимость. Они даже не проводили референдум, подобно иракским курдам. Если в Эрбиле, столице Иракского Курдистана, доминирует Демократическая партия Курдистана (ДПК) Масуда Барзани, на севере Сирии лидирует другая сила — Курдская рабочая партия (РПК). У нее другая тактика. Они действуют гибче и осторожнее.
— В чем отличие?
 — Фактически, курдский регион на севере Сирии имеет все признаки государства. У них свое правительство, вооруженные силы, центральный аппарат управления. Однако, понимая, что в регионе много арабов, РПК, точнее, ее местное отделение — партия «Демократический союз» (ПДС), заключила альянс с местными арабскими племенами и ополчением. Они создали Федерацию северной Сирии. Кроме того, РПК очень зависит от американской военной помощи и защиты, а США выступают против деклараций о независимости курдов.
Сейчас подконтрольная курдам территория в Сирии быстро расширяется. Сирийские демократические силы наступают на ИГ в Дейр эз-Зоре и уже захватили там большую территорию. Одновременно в том же регионе идет наступление российско-шиитских сил, условно, Асада. Естественно, что Асаду происходящее не нравится. Курды и союзные им арабские племена постоянно расширяют контролируемую ими территорию. Некоторые суннитские арабские племена предпочитают Асаду и его союзникам — шиитам, курдов.

— Как далеко может продвинуться эта курдско-арабская коалиция?
 — Сейчас трудно сказать, но она захватывает все больше территорий в Сирии. Соперничество в Дейр эз-Зоре уже привело к прямым столкновениям курдов и шиитско-российских сил, идет борьба за спорные территории. Это, во-первых. Во-вторых, эти районы богаты нефтью, есть там и газовые месторождения. Тот, кто будет их контролировать, в будущем получит прибыль. А кто это будет, как раз и решается сейчас в ходе наступления на ИГ. Идет борьба за наследство «Исламского государства».
В-третьих, курды рвутся к границе с Ираком, чтобы закрыть ее. Хотя шиитские силы уже взломали границу южнее, очистив ее от ИГ, и пробили окно в Ирак, занятие больших участков границы позволит курдам осложнить шиитскую логистику и переброску проиранских и иранских сил в регион.
— Не будем забывать и американский фактор…
 — Совершенно верно. Если РФ и Иран рассматривают зону, контролируемую Асадом, как свою вотчину и рассчитывают на то, что будут в той или иной мере контролировать ее и после войны, то курдский район является зоной влияния США. Американцы поддерживают наступательные операции курдов ударами своих ВВС, вместе с курдами идут американские боевые подразделения. РПК регулярно получает десятки тонн современного американского оружия. А в их тылу США создают свои базы. Есть план превратить аэродром в регионе Табка, выстроенный некогда при участии СССР и ныне контролируемый курдами, в крупную американскую авиабазу. Поговаривают даже о том, что американцы могут перевести туда часть своих подразделений с авиабазы Инджирлик, расположенной в Турции. Разумеется, все это тревожит РФ, Иран, и режим Асада. Тегеран вообще панически боится превращения Сирийского и Иракского Курдистана в американский «непотопляемый аэродром», откуда США смогут наносить удары по иранской территории.
Правда, надо сказать, что сами курды сейчас настроены в отношении Асада довольно миролюбиво и предлагают ему договориться о разграничительных линиях в Дейр эз-Зоре. Но ситуация все еще очень опасная, потому что на стороне Асада воюют российские подразделения, а на стороне курдов американские. Конфронтация между ними стала бы огромной проблемой.
Беседовал Александр Желенин

ШЕНДЕРОВИЧ. ИНТЕРВЬЮ.

Виктор Шендерович: политическая Россия деградирует и сходит с ума. Интервью

время публикации: 07:00 | последнее обновление: 07:04блог версия для печати фото
Его программы на телевидении закрывали, статьи снимали с сайтов, выступления запрещали. Его грозились убить и выдавить из страны. В любых условиях журналист, публицист и литератор Виктор Шендерович продолжал писать, снимать, говорить. Кто-то его уважает, другие ненавидят за одни и те же качества: смелость и талант.
Накануне гастролей с авторской программой "Куклы. 20 лет спустя" в Израиле Виктор Шендерович рассказал, за что он не любит Путина и почему не уезжает из России.
Беседовала Елена Шафран.
В рекламе ваших концертов сказано, что зрители увидят то, чего никогда не видели, и то, по чему они успели соскучиться. Так что же мы не видели?
Когда-то, лет двадцать назад, меня пускали на телевидение. На канале НТВ я делал программу "Куклы" и программу "Итого". Зрители увидят отрывки из лучших выпусков – это то, по чему, надо полагать, они успели соскучиться. Но кто-то уехал раньше – его и ждет то, что он никогда не видел... Ну, и, конечно, будет в программе много историй, свидетелем и участником которых мне довелось стать. Уж чего-чего, а скучно в те времена не было.
В те времена программа была мега-популярной. Народ бежал с работы, чтобы успеть посмотреть выпуски. По-моему, они стояли в программе после новостей.
С дистанции в двадцать лет те сюжеты смотрятся совсем по-другому. То, что было злобой дня, стало ретроспективой минувшего – с начала девяностых и до наших дней, до раннего путинского времени, когда программа была уничтожена.
И вы покажете тот знаменитый выпуск?
"Крошка Цахес"? Конечно. Этот выпуск не был, разумеется, причиной уничтожения НТВ, но послужил катализатором для ускорения процесса.
Я бы тоже обиделась на месте Путина, если бы меня изобразили в виде маленького гадкого уродца, а не красавца мачо, каким его стараются представить кремлевская пиар-служба.
Ну, есть такое слово: метафора... В моем отношении к Путину нет и никогда не было ничего личного. Я к нему отношусь, как к человеку, который узурпировал власть в моей стране и уничтожил в ней гражданские свободы; человеку, представляющему опасность для страны и мира и виновному (как минимум политически) в гибели нескольких моих друзей: Политковской, Эстемировой, Немцова.
Друзья – это личное…
Согласен. В этом уже есть некий личный момент. Но противостояние началось еще до того, как он стал убийцей моих друзей. Это началось, когда он стал уничтожать свободную прессу, когда развернул новую Россию в сторону реставрации, и она снова пошла в имперское стойло, столь ненавистное мною.
Результаты этого видите, к сожалению, не только вы.
За это время Путин успел развязать несколько войн, и количество погибших на этих войнах зашкалило за 10 тысяч человек. Это довольно серьезная цена, которую платит Россия – и уже не только она...
Вы не боитесь это все высказывать публично? Говорят, сейчас даже за лайки в фейсбуке сажают.
Кто вам сказал, что я не боюсь? Я прекрасно понимаю, с кем имею дело. Речь идет не о бесстрашии, разумеется, а о попытке преодоления страха. Помогает мне в этом ощущение призвания (не путать с мессианством), помогает и уважительное отношение людей, на мнение которых я ориентируюсь.
Хорошо, тогда скажу так: страх появляется за вас, когда слушаешь вас по радио или читаешь ваши статьи.
На моих глазах произошли необратимые обрушения стольких репутаций... Столько людей, которых мы по неосторожности числили приличными, превратились в труху или, как в фильме "Чужие", в каких-то уже монстров... Непонятно даже, на каком языке с ними говорить. Оказаться на их месте не хочется, и это тоже держит в тонусе. Здесь всего три возможности. Первая – деградировать и/или перейти в обслугу к Путину. Вторая – уехать. Третья – остаться и делать то, что ты делаешь.
Но, вы же можете подвергнуться агрессии. Наверняка вам угрожают.
Реальные угрозы моему здоровью и жизни при Путине случались два-три раза. Я о них узнавал (везло) – и пытался предпринимать какие-то меры, пережить и изменить ситуацию. А психологический террор – да, это уже своего рода быт. Что касается чего-то серьезного, то об этом бессмысленно думать. Можете считать меня фаталистом.
Иначе это никак невозможно объяснить. Но Латыниной все-таки пришлось уехать.
Ситуация с Латыниной довольно критична. Она правильно сделала, что уехала. Это уже не черный пиар, не травля в интернете, а реальная угроза твоей жизни и жизни близких.
И остальные за ней подтянутся.
Как сформулировал один неглупый человек: нельзя уехать вовремя, можно уехать либо чуть заранее, либо не успеть. В отъезде и даже бегстве нет ничего стыдного. Бежали и Руссо, и Данте, и Герцен...
Тем более, что, как случалось во многих странах, где у власти стояли режимы, оппозиция уезжала за рубеж и действовала там.
Когда вы говорите "оппозиция", вы имеете ввиду единый центр, вокруг которого объединяются противники режима?
Я имею ввиду тех, кто против власти.
Если бы оппозиция была бы какой-то сектой с единым управлением, то было бы корректно говорить об этом. Но никакой такой оппозиции в России нет. Есть публичные люди, которые находятся в оппозиции к власти, и каждый ведет свою собственную персональную деятельность. Ольга Романова занимается тюрьмами, Сергей Пархоменко ведет проекты "Последний адрес" и "Диссернет"... Да, этим они противостоят власти, но это не политическая оппозиция. В этом смысле можно говорить, пожалуй, только о Навальном, который работает именно на изменение политического режима, на отстранение от власти Путина и Ко. Все остальные: я, Романова, Пархоменко, Латынина... – журналисты, публицисты. Кто-то вынужден уехать, кто-то решает, что он остается. И нет никакой одной "оппозиции", которая могла бы переехать. С моей точки зрения, те, кто уехали, ничем не хуже тех, кто остались. Это просто другой выбор.
А что мешает объединиться и более серьезно противостоять власти?
Вы задаете вопрос инопланетянина...
Мы и есть инопланетяне.
Почему в России нет политической оппозиции, если перевести ваш вопрос более внятно?
Нет, не совсем. Вы же друг друга знаете, вы дружите. Почему бы вам не объединиться?
Политика – это отдельная профессия. Свой путь дилетанта в ней я прошел давно: около 15 лет назад я и Сергей Пархоменко, вместе с Каспаровым, Немцовым и другими, образовали "Комитет-2008", который ставил целью возвращение свободных выборов в России и прекращение узурпации власти. Таким образом, мы пытались заставить нашу либеральную, демократическую политику объединиться.
И это закончилось поражением.
Да. Два года мы потратили на то, чтобы господин Явлинский согласился прийти в наш комитет, чтобы видные чины "Яблока" и СПС согласились разговаривать друг с другом. Я вблизи видел эту катастрофу – на двадцать демократов было примерно семнадцать лидеров. Один Немцов, царство ему небесное, кажется, был готов работать своим статусом ради дела. Он по-настоящему хотел помочь России выйти на свободу.
Он был профессионалом.
Да. Политика – это такое же призвание, как все прочие. Я тратить свою жизнь на это больше не буду. Я им сказал напоследок: если бы вы не любили Путина так же сильно, как не любите друг друга, то никакого Путина уже не было бы.
Отчасти мы это продолжаем наблюдать и сегодня.
Для себя я решил, что мое дело писать тексты, и тут мне никто не может ни помочь, ни помешать. Я литератор: вот текст, есть книги, пьесы, статьи... Я отвечаю только за себя. За порядок слов. И в этом независимом намерен существовать дальше.
Когда мы издалека смотрим на то, что происходит в России, создается ощущение измененной реальности. Как вы в этой реальности существуете?
Я ее комментирую. Я же не живу с Поклонской или с Учителем – я живу у себя дома. Мой круг общения – нормальные, надеюсь, люди, мои друзья. А как своеобразный "врач-психиатр" я прихожу на свою работу: описываю симптоматику, делюсь ею с "больным". Больной имеет право начать лечиться, а может игнорировать предупреждение... А вообще, Россия – большая страна, и, как сказано было у Арканова, "в этом мире много миров". Много миров и в Москве, в которой я живу, и можно выбирать, в каких жить... Я живу в своем частном мире – и небольшом общественном. И комментирую политическую Россию, которая продолжает деградировать и сходить с ума.
Но можно комментировать, находясь где угодно: в Нью-Йорке, в Иерусалиме, в Мюнхене...
А вот на этот счет есть важное соображение: жесткий комментарий, который прозвучал из Москвы, полезнее для некоторого душевного состояния радиослушателей, чем тот же текст, прозвучавший из Праги или Нью-Йорка. Это уже вопрос воспитания нормы. Надо настаивать на нашем праве говорить на Родине нормальным голосом. Важно не только что я говорю, но и где я это говорю. Это и один из ответов на вопрос, почему я окончательно не уезжаю из России.
Пока возможно говорить – надо говорить.
Разумеется. Я пытаюсь существовать в своей судьбе так, как я ее чувствую.
Вы сказали о множестве миров. Если говорить о российском театральном мире – ситуация парадоксальная. Столько потрясающих постановок, прекрасных спектаклей мирового уровня вышло на фоне достаточно тяжелой атмосферы в стране. Я имею ввиду арест Серебренникова.
Это парадоксально, но в этом нет ничего нового. Это норма. Искусство часто работает как парусник, идущий против ветра. Великое рождается в трагические, переломные времена. В наипоганейшие эпохи писали и Пушкин, и Достоевский, и Толстой. Театр Вахтангова рождался на сломе времен, в чудовищные времена гражданской войны и голода. "Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые"...
А театр – самое злободневное из искусств, буквально питающееся дыханием зрительного зала. И замечательное звучание спектаклей Серебренникова – это прекрасная норма тяжелых, сложных времен. Не хочу сказать, что Серебренникову сегодня можно позавидовать, но в смысле большом, историческом – безусловно. Как Ахматова говорила про Бродского: "Нашему рыжему делают биографию". То, что власть озаботилась уголовной атакой на художника – свидетельство признания его как мастера.
У вас какой прогноз? Его выпустят?
Прогноз не очень веселый, честно говоря. Лучшее, что может быть – это условный срок. Они не отползут, они не признают своей неправоты. Серебренников не может оказаться невиновным, потому что тогда надо немедленно сажать и выгонять тех, кто это делал. Этот крокодил не дает заднего хода. Челюсти разжимаются уже только ломом. Не думаю, что в их интересах загонять Серебренникова в лагерь, и надеюсь, у них хватит ума этого не делать, но кто поручится за их ум?
Многие люди, которые придут на ваши выступления, уехали в 1990-х годах. Большинство так и живут в представлениях о тех временах. В Израиле вы покажете им новую Россию?
Идея программы именно в обзоре разных российских времен, через отрывки программы "Куклы". Разумеется, куклы 1995 года, годов расцвета ельцинской разлюли-малины и лихих, но веселых девяностых, и "Куклы" поздних перемен путинского времени – это очень разные интонации. Интонация эта менялась от веселой к драматической, к резко сатирической и жесткой. Зрителей ждет новейшая история России, но не скучно-лекционная, разумеется: это будут два часа смеха и ностальгии.
Вы возили спектакль в Германию, в Чехию, планируете выступление в Америке. Как воспринимает его публика?
Реакция неизбежно благожелательная. Но, разумеется, я, стоя на сцене, могу показать, где сидят люди уехавшие недавно, а где – уехавшие давно. Это слышно по дыханию. Но общий знаменатель все равно объединяет всех: все это люди, у которых в домах стоят "правильные" библиотеки. И человеческое эхо возвращается ко мне всегда. Успех или неуспех в равной степени зависит и от того, и кто стоит на сцене, и от тех, кто пришел в зал. Но в Израиле у меня еще не было проблем со зрителем; думаю, все будет хорошо и в этот раз.
**********
Виктор Шендерович. "Куклы. Двадцать лет спустя"
Петах-Тиква, вторник, 24.10.2017, 20:00, зал "Шарет"
Ришон ле-Цион, среда, 25.10.2017, 20:00, зал "Яд ле-Баним"
Нетания, четверг, 26.10.2017, 20:00, "Аудиториум" им. Арика Айнштейна
Ашдод, пятница, 27.10.2017, 20:00, матнас "Дюна-Юд"
Беэр-Шева, суббота, 28.10.2017, 20:00, зал "Дворец Молодежи"
Хайфа, воскресенье, 29.10.2017, 20:00, зал "Раппопорт"
Бат-Ям, понедельник, 30.10.2017, 20:00, Аудиториум
Фотографии предоставлены организаторами гастролей – концертно-театральным агентством "Максимум"
А.К. Шендерович ошибается. Нет только Россия политическая сошла с ума. Она лишь соответствует массовому безумию - вот в чем проблема. 
Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..