среда, 20 марта 2013 г.

СВАСТИКА ПОДМЫШКОЙ


                                                Вл. Солоухин

 Слушаю «Эхо Москвы» и в очередной раз убеждаюсь, как глубоко идеи нацизма проникли в умы русских интеллектуалов. Вот Дм. Быков вспоминает трогательную историю о сердечном участии писателя Солоухина в судьбе поэта Вознесенского. Очень, мол, обидел и напугал Хрущев поэта-авангардиста, но тут коллега - Солоухин несчастного утешил, чуть ли не спас от суицида, проявив исключительную душевную чуткость и смелость. Казалось бы, пустяк. Однако, Быков, хоть и болтун изрядный, но слов случайно не роняет. Россия должна вспомнить своего истинного учителя. Кто знает, может быть, наставника самого Димы, если привести цитату из книги Солоухина «Последняя ступень»: «Израиль — это болезнь всего человечества, это рак крови. Болезнь началась давно, ещё в древности, а теперь выходит на финишную прямую.
— Но в чём же болезнь? И в чём вообще этот пресловутый еврейский вопрос?
— Я не знаю, откуда это пошло, кто из древних еврейских мудрецов сформулировал основные законы жизни и поведения евреев на все будущие времена и каким образом эти законы развились в религиозные догмы. Кто-то внушил им с самого начала, что они народ особенный, единственный на земле, а все остальные народы — лишь среда для их жизни и развития, лишь организм, на котором или в котором евреи должны паразитировать. Ты только представь себе: все религии мира твердят с небольшими вариациями — «люби ближнего, не убей, не укради, все люди братья». И только одна религия из всех человеческих религий твердит евреям: отними, презирай, покори, заставь служить себе, уничтожь».
 Ну, чистый Геббельс на пару с фюрером. И, наверняка, читал эту грязную книжицу наш Дима Быков, причем внимательно, с карандашиком в руке, читал.
 Ну, а что покойный Андрей Вознесенский? « Литературная карьера Вознесенского началась со знакомства с Борисом Пастернаком, которому он в 14 лет послал свои стихи. Позднее Вознесенский говорил, что Пастернак оказал на него "исключительное влияние как поэт и как человек". Из СМИ.
 Не думаю, что Андрею Вознесенскому были интересны странные, мягко говоря, взгляды Бориса Леонидовича - человека по «еврейскому вопросу». Вот сам Быков, как выкрест,  воспринял их в полной мере. В итоге получилась некая причудливая смесь между ботаническим антисемитизмом Пастернака и зоологическим - Солоухина. Похоже, смесь эта стала модной в России- некая свастика подмышкой.

СОЦИАЛИЗМ ВЕНИАМИНА рассказ


    

Тяжелый был день: душный, потный, суетливый. К полудню устроил себе платный отдых: влез в такси. Назвал на иврите адрес. Шофер не понял. Я повторил. – Знаешь, – сказал шофер по-русски. – Не мучайся. Объясни толком, куда тебе надо?
Обрадовался, объяснил, меня поняли. Тогда поинтересовался: сколько эта поездка будет стоить? Он нахмурился, прикинул в уме: – Ехать минут десять. Минута – шекель. Устроит? – Вполне, – отозвался я, не подозревая, что к цели мы будем добираться час с четвертью.
  Тогда, не успев пристегнуться, стал жаловаться на систему ульпанов, не позволяющую нормальному человеку выучить иврит. Назвал систему эту социалистической. – Знаешь, байбак, – нахмурился шофер. – Помолчи, а ? Что ты знаешь о социализме? Что ты можешь знать о социализме? – Все, – сказал я. – Ты думаешь, я с луны свалился? – Нет, – сказал он. – Не думаю. Только в России никогда не было социализма. Там было другое – буддизм там был.
«Сумасшедший, – подумал я. – И как таким лицензию дают на извоз?»  С безумцами спорить не следует. Затих я, поглядывая нетерпеливо на придорожные указатели. В пробке, у светофора, мы застряли.
– Буддизм – от слова «будет», – сказал шофер. – Вам говорили без конца, что сегодня плохо, а завтра будет праздник. А человек не может знать, что будет завтра. Значит, вам лгали. Вы жили во лжи, а социализм тут ни при чем. Социализм это правда.
Впервые внимательно посмотрел на шофера. Человек немолодой, лысый совершенно. Лицо бронзовое от загара. Здоровый мужчина. Ручищи на баранке лежали тяжким грузом, но в то же время касались кожаного оплетья с какой-то нежной легкостью.
Сказал, как меня зовут. – Вениамин, – отозвался таксист. И знакомство состоялось. Потом он спросил: – Сам-то откуда?
Ответил. Он в ответ поведал, что родился в Тбилиси. А в Израиле с 1948 года. Русский хорошо знает, потому что читает по-русски и читать любит, а вот его дети и внуки... Ну, и так далее. Это было неинтересно. Интересен был сам Вениамин и его точка зрения на социализм.

  – Ты хочешь, байбак, знать историю моей жизни? – спросил он, повернув ко мне огромный свой череп. Кивнул. – Скажи слово «да», – потребовал шофер. – Что ты башкой трясешь? – Да, – сказал я. – На ходу такое не расскажешь. Надо остановиться. – Минута – шекель, – осторожно напомнил я. – Забудь об этом, – сказал он, притормозив в тени могучей акации. – Вот с чего бы начать? – С начала, – банально подсказал я. – А ты знаешь, где оно? – усмехнулся Вениамин.
Честно признался, что не знаю.

  – С отца начнем, – решился шофер. – Он школьным был учителем. Очень строгим. Он преподавал математику... Это до войны. Я это время плохо помню. Потом отец ушел воевать. У нас грузинская фамилия. Отец всю войну был разведчиком. Он ходил в тыл к немцам. И ему выправили документы, где указали, что национальность отца – грузин. Сам понимаешь – зачем. Отец знал грузинский язык. В случае плена его бы не убили сразу, как еврея. Но такого случая не было. Он всю войну провоевал без единой царапины. Мальчишкой я думал, что так случилось из-за маленького роста отца. Я думал, что в человека такого роста очень трудно попасть пулей ли снарядом. Отец домой не вернулся. Его оставили служить в комендатуре города Краков, это в Польше. Он тогда уже был офицером и еще не стал евреем. Потому, это я сейчас так думаю, его и оставили за границей и нам с мамой разрешили приехать к отцу. Мы в Тбилиси жили в полуподвале на улице Руставели...
  Мы приехали. Знаешь, байбак, я как в сказку попал – такой удивительный город Краков. И жили мы на вилле: просторно и очень сыто. Я за месяц там больше съел, чем за пять лет в Тбилиси. Мы там жили в полуподвале на улице Руставели, я тебе говорил. И комната была сырой даже летом. Ты был в Тбилиси? – Был, проездом, – отозвался я. – Значит, не был овсем, – сказал Вениамин. – В Тбилиси нельзя быть проездом. Ладно... Слушай дальше. У нас был сосед – грузин, Константином звали. Он умел играть на флейте. Он был совсем одинокий человек и детей любил. Он меня очень любил и научил играть на флейте. Все слушали – и говорили, что я талант и обязательно буду музыкантом... Потом Константин умер. Он болел сильно и понял, что больше не сможет жить. Он подарил мне флейту. Больше у него ничего не было…
  Ну, хорошо, значит, мы живем в городе Кракове. Я хожу в русскую школу и играю на флейте... Потом было так: отец мне сказал, что есть опасность для нашей жизни, и мы должны тайком перебраться в другое место для жительства, и я должен вести себя очень тихо во время переезда. Родители не решились сказать, что мой отец всегда был сионистских убеждений, а теперь эти убеждения окрепли, потому что он видел и знал, что делали немцы с евреями на оккупированной территории. В Кракове он связался с людьми, ведающими пересылкой евреев в Израиль, – и решил дезертировать из Советской Армии...
  Мы ехали в грузовом вагоне за пустыми ящиками. Ящики эти воняли рыбой так, что дышать было нечем. Не знаю, как долго мы ехали. У нас была вода и пища. Но я не мог есть от вони. Я и теперь ненавижу рыбу. Как слышу запах – тошнит. Потом была страна Франция, пароход из порта Марсель – и государство Израиль. Это осенью сорок восьмого года.
   Теперь я тебе, байбак, расскажу, что такое социализм. Когда мы приехали, нас не спрашивали, кто мы такие есть, где хотим жить чем заняться. Нас направили в кибуц, а отцу дали работу по специальности – он сразу ушел на войну с арабами. Я тогда уже был выше отца ростом, но мне было четырнадцать лет, а ему тридцать два года. И его через месяц нашла пуля, хотя он был совсем невысоким человеком. Всю войну с фашистами прошел, а тут... Ладно, ты знаешь, каким был тот кибуц: три длинных барака, курятник, пять коров и две лошади. Мы занимали комнату в бараке с другой семьей евреев из Румынии. Большая была семья: четверо детей... Я там не мог учиться, но у меня уже было восемь классов. Я считался сильным парнем. Мужчин не хватало. Мне дали плуг, и я пахал землю. Потом война кончилась. Вернулись мужчины, кто остался живой. В кибуц прислали старенький трактор фирмы Форда. Меня оставили на пашне, но теперь я обрабатывал землю с помощью техники. Трактор часто ломался, но все равно это было легче, чем пахать на лошадях...
  Ну, байбак, ты понял, что такое социализм? – Это, – сказал я, – когда можно пахать землю на тракторе фирмы «Форд», – Ты ничего не понял, – строго продолжил Вениамин. – Социализм – это когда ты делаешь для страны все, что можешь, и то, что ей нужно. Ты работаешь на государство, а не государство на тебя. Ясно формулирую? – Вполне, – кивнул я. – Что было дальше? – Ничего такого интересного. Десять лет работал на разных машинах в кибуце, потом женился, переехал в город и сел в такси. Там и сижу вот уже сорок лет. Думаю через недельку бросить это дело. Устал, пора и на отдых.
Мы сидели в тени большого дерева. Время от времен на крышу машины падало что-то почти невесомое, но звук падения мы слышали явственно. Таксист молчал. Он сидел с закрытыми глазами. В какой-то момент я даже испугался, что Вениамин заснул.
Прокашлялся. – Да, – таксист открыл глаза. – Годы – это усталость. Верно, я говорю, байбак? Впрочем, откуда тебе знать... Работаешь по специальности?
– Вроде того.
– Доволен?
– Вполне.
Вениамин усмехнулся. Выдержав паузу, сказал:
– Вы приезжаете на все готовое. Вам говорят – стране не нужны... к примеру, преподаватели пения, стране нужны сварщики. Вы обижаетесь. У вас голос, у вас талант. Вам плевать, что ваш голос и талант не нужны Израилю. Вы хотите жить, как вам нравится. Вам плевать на страну. Вы не строить ее пришли, а пользоваться ею с удобствами наибольшими. Верно я говорю, байбак?
– Нет, – сказал я. – Неверно. Если человек родился музыкантом, то и польза от него будет наибольшая, как от музыканта. Врач должен быть врачом, учитель – учителем, а тракторист – трактористом. – Стоп! – ожил Вениамин. – Это все амбиции, гордыня человеческая. Общество людей – не муравейник. Это в муравейнике каждый родится с готовой специальностью. Кто тебе сказал, что тебя зачали аптекарем? Сам себе вбил в голову. Учился, верно – превзошел фармацию. Но в стране сто тысяч аптекарей. Ей не нужны больше продавцы пилюль. Государство лучше тебя знает, кто ты такой, потому что человек раскрывается только при одном условии: он нужен людям, от него польза есть. Он тогда сам счастливый и людей делает счастливыми. Тогда и общество все счастливое, и социализм построен. А мы что имеем? Ты видишь, байбак, что мы имеем? Один эгоизм. Каждый под себя гребет при полном равнодушии к Эрец Исраэль.
  – Ты тоже бесплатно никого не возишь, – обиделся я. – И это замечательно, когда выбирается страна из бедности, когда от каждого по способностям, когда ты можешь заниматься любимым делом. Ну, не желаю я быть токарем. Хочу – художником! – Все сказал? – Вениамин от возмущения даже глаза отвел. – Теперь слушай, что тебе умный человек скажет. Государство живет, пока люди о долге перед ним помнят. Как только считать начинают, что все должны только ему, все – выключай мотор и сливай масло.   Мы свою страну построили через «не могу». Мы ее и сохраним не как игрушку для белоручек, а как страну рабочих людей. Если ты не занят нужным делом – значит, и земли под собой не чувствуешь. Значит, ты и не патриот совсем, а так – человек к родной стране равнодушный. Вот до чего дошло: из всяких заграниц строителей возим. А наши здоровые мужики брюхо в кофейнях отращивают. Они тоже по способностям своим жить хотят. А я тебе знаешь что скажу – у человека самый главный талант – лень. Он не Бог. Ему только дай волю. Он все семь дней недели превратит в субботу.
– Ладно, – сказал я. – Не обижайся. Ты прожил при своих из колоды. Карты поздно менять. Я тоже не вчера родился. Что мы с тобой спорим? Ни к чему это... Лучше о себе расскажи. Дети есть, внуки?
Вениамин фотографию вытащил из бумажника. – Жена вот – Фрида, сын, дочь. Это их наследники – пять штук. Три парня, две девицы. Юбилей у нас – вот снялись все вместе. Живем дружно. Сын с семьей отдельно, дочь с нами. У нас большой дом под Реховотом. Я библиотеку большую собрал – четыре тысячи книг. Вот уйду на пенсию – буду перечитывать. Живем – пожаловаться не могу... Хочешь, я тебе сыграю? – Что? – не понял я. – На флейте, – еле слышно произнес таксист. – Можно, – сказал я. – Играй, конечно.
  Старик вытер руки салфеткой, достал футляр из-под кресла, сложил инструмент и поднес его к губам. Насколько я понимаю, играл Вениамин здорово. Не знаю, что он исполнил: вполне возможно, импровизировал, но это была настоящая музыка. Мы сидели под деревом. На крышу машины тихо падал сухой мусор, а в такси сидел старик Вениамин и играл на флейте. По щеке шофера текла слеза. Одна-единственная, но я никогда в жизни не видел такой крупной слезы. Он положил флейту на колени и слезу эту вытер бумажной салфеткой. Он повернулся ко мне и спросил совершенно не к месту: – Ну, понял, байбак, что такое социализм?

 Из книги "Рассказы в дорогу" 2000 г.

ГЕРОИЗМ ПО-АРАБСКИ И ВАСИСУАЛИЙ ЛОХАНКИН



«Героический борец с оккупацией  Айман аш-Шаравана вырвал  свободу из лап сионистских палачей   благодаря длительной голодовке ( 170 дней), на последней стадии которой он балансировал на грани жизни и смерти...  
    В Газе палестинца встречали премьер-министр Исмаил Ханийя, первый вице-спикер ПЗС д-р Ахмад Бахар, представители фракций Сопротивления и множество простых граждан, восхищённых подвигом героического соотечественника.     Вскоре после пересечения границы Сектора освобождённого пленника отвезли в госпиталь Аш-Шифа. Состояние его здоровья стабильное». Палестинский информационный центр.
«Узник-герой Айман аш-Шаравана, не принимавший пищу рекордные сто семьдесят дней (!!), сообщил, что приостановление голодовки – «временная мера, которая будет возобновлена незамедлительно в случае, если оккупация не ответит на мои требования» Голос Ислама.
 Какие-то странные «палачи» израильтяне, выпускающие на свободу убийц и бандитов, но и месяцы голодовки удивили безмерно. Никакой медициной, биологией, физиологией и прочими науками объяснить такой срок без приема пищи и без фатальных последствий – невозможно. Я решил покопаться в Интернете, и выяснить – нет ли здесь какой, мягко говоря, ошибки?
«Свое имя в Книгу рекордов Гиннеса вписал житель города Шлиссельбурга Ленинградской области Агасси Вартанян. 50 дней он провел в самодельном прозрачном кубе без еды - на одной воде. И в понедельник Вартанян вышел из добровольного заточения на свободу».

«Житель Самары Александр Анфимов намерен прожить без пищи 101 день и тем самым установить новый мировой рекорд. В пятницу, 20 марта, у голодающего с Поволжья 53-й день голодания». Из СМИ
«Но из вышеуказанных правил и закономерностей есть и исключения. Бывает, что люди выживают при отсутствии пищи в течение 50 дней и даже двух месяцев. Нередко и обратное – люди погибали, не принимая пищу в течение всего 15-20 дней». Из СМИ
 170 дней – это 5 месяцев и 20 дней, почти полгода. Выходит, этот Шараван -  совершенно фантастическое существо. Мало того, что он не жевал, а только глотал указанные 150 дней, но еще и в больнице Газы врачи увидели, что состояние здоровья несчастного узника «СТАБИЛЬНОЕ». Может быть, сей бывший заключенный даже и не араб вовсе и борец за свободу, а инопланетянин.
 Хотя есть старый, испытанный способ голодовки, отмеченный в знаменитом романе Ильфа и Петрова: «Варвара повела очами и увидела Васисуалия. Он стоял у открытой дверцы буфета, спиной к кровати, и громко чавкал. От нетерпения и жадности он наклонялся, притопывал ногой в зеленом носке и издавал носом свистящие и хлюпающие звуки. Опустошив высокую баночку консервов, он осторожно снял крышку с кастрюли и, погрузив пальцы в холодный борщ, извлек оттуда кусок мяса. Если бы Вар- papa поймала мужа за этим занятием даже в лучшие времена их брачной жизни, то и тогда Васисуалию пришлось бы худо. Теперь же участь его была решена».
 Похоже, подобный способ голодания помог Шаравану стать личностью выдающейся. Отметим при этом, что Варвара следила за мужем гораздо бдительней, чем охрана израильской тюрьмы за будущим героем Газы. В любом случае, перед нами еще один прием хамасовской пропаганды. Где ложь в кубе – дело обычное, привычное и необходимое.
Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..