четверг, 30 апреля 2015 г.

ПРОКЛЯТЫЕ КОРОЛЕВЫ

ПРОКЛЯТЫЕ КОРОЛЕВЫ. МАРИЯ СТЮАРТ - ДАМА ПИК

Дмитрий Шварц

Френд Isabeau подала мне идею написать цикл заметок «Проклятые королевы», о знаменитых правительницах, жизнь которых трагически оборвалась: Мария Стюарт, Мария-Антуанетта, Элизабет Баварская, Александра Федоровна.
Я подумала, а ведь интересно! Все эти дамы совершенно разные… как масти карт. Каждая из них обладала своим характером и судьбой, которая привела к печальному финалу.


Статуя Марии Стюарт в Люксембургском саду в Париже ("Аллея королев")



И ты, Мари, не покладая рук,
стоишь в гирлянде каменных подруг -
французских королев во время оно -
безмолвно, с воробьем на голове.
Сад выглядит, как помесь Пантеона
со знаменитой "Завтрак на траве".

(Иосиф Бродский)

Самой роковой королевой из перечисленных дам, пожалуй, была Мария Стюарт. Она у меня по ассоциации – дама пик. Биография королевы окутана роковым романтическим ореолом. Близкие Марии Стюарт, способные оказать ей помощь и покровительство – погибали, королева одна оставалась лицом к лицу с врагами. Другие предавали ее, позорно спасаясь бегством.

Мария Стюарт провела девятнадцать лет в плену королевы Елизаветы Тюдор, которая долго не решалась вынести смертный приговор "дорогой кузине", хотя боялась заговора и претензий Марии на английский престол. Говорят, что немалую роль сыграла личная неприязнь Елизаветы.  


Юная Мария Стюарт



Казалось, что судьба благоволила Марии Стюарт, она претендовала на три короны: Шотландии, Франции и Англии. Дочь шотландского короля и француженки Марии де Гиз.

В 16 лет Мария Стюарт вышла замуж на наследника французского престола – Франциска, который в 1559 году стал королем. За шотландским троном присматривала мать Марии. Однако идиллия продлилась не долго – супруг Марии Стюарт вскоре умер. Мария пробыла французской королевой всего год. В этот же год умерла мать королевы, которая умело правила Шотландией. Марии Стюарт пришлось вернуться на родину, после яркого французского двора родной край казался унылым.


Возвращение на родину



Снова началась беда религиозных воин, которые унесли тысячи жизней. В Шотландии протестанты захватили религиозную власть и были недовольны прибывшей королевой-католичкой.

В 1565 году 23-летняя Мария вышла замуж второй раз, ее избранником стал лорд Дарнли. Мария рассчитывала на политическую поддержку, но ошиблась, супруг попытался отстранить ее от государственных дел. Королева перестала доверять Дарнли, и по всем вопросам советовалась с фаворитом Риччо, который был ее любимым музыкантом. Говорили, что Мария Стюарт всерьез увлеклась. Снова будто проклятье омрачило счастье королевы, Риччо был убит наемниками у нее на глазах. Заговорщики хотели запугать королеву и бросить подозрение в убийстве на ее мужа. Однако Мария Стюарт не оправдала ожидание врагов, наоборот, она демонстративно помирилась с Дарнли… но ненадолго.


Дэвид Риччо - убитый фаворит Марии Стюарт




Мария Стюарт и Риччо
 
У королевы появился новый фаворит Джеймс Хепберн – граф Босуэл.
Новой слабостью королевы снова воспользовались заговорщики. В феврале 1567 года муж Марии Стюарт и его слуга были найдены задушенными. Разразился скандал, говорили, что королева и ее фаворит убили несчастного Дарнли. Мария Стюарт не прислушивалась к сплетням и через несколько месяцев вышла замуж за своего фаворита Босуэла. Подобный поступок был воспринят как признание королевы своей вины в убийстве мужа.




Граф Босуэл - фаворит, ставший мужем. Не оправдал доверия. Во время мятежа бежал в Норвегию

Этим воспользовались протестанты – враги королевы-католички. Марии Стюарт пришлось спасаться бегством от мятежников. Она отреклась от престола в пользу своего сына Якова VI.

В пророчествах Нострадамуса есть строки, посвященные Марии Стюарт.

Признает пораженье королева,
Но мужество и стойкость сохранит:
Верхом на лошади переплывет поток,
Сверкая наготой, спасется бегством.


Чтобы спастись от мятежников, Марии Стюарт пришлось переплыть реку.





Враги королевы нашли "доказательство" ее причастности к убийству мужа, так называемые «письма из ларца». Письма без подписи, почерк которых не похож на почерк Марии Стюарт. Эту клевету также предсказывал Нострадамус:

Найдены письма в сундуках Королевы,
Среди них нет подписанных, ни одного имени автора.
Правители спрячут подарки,
Так что никто не узнает, кто поклонник.

Письма из ларца




Бежав из Шотландии, Мария Стюарт обратилась за помощью к своей кузине – коварной королеве Елизавете Тюдор. Английская королева видела в Марии Стюарт соперницу – претендентку на трон. Она не отказала кузине в помощи и даже предоставила ей приют, но призадумалась...

Стефан Цвейг представляет чувства Елизаветы, ее недовольство, что лорды Англии столь любезны с Марией Стюарт:
«Все они явно очарованы пленницей, и, недоверчивая и до глупости тщеславная как женщина, Елизавета вскоре оставляет великодушную мысль призвать ко двору государыню, которая затмит
ее своими личными качествами и будет для недовольных в ее стране желанной претенденткой.
Итак, прошло всего несколько дней, а Елизавета уже избавилась от своих человеколюбивых побуждений и твердо решила не допускать Марию Стюарт ко двору, но в то же время не выпускать ее из страны. Елизавета, однако, не была бы Елизаветой, если бы она хоть в каком-нибудь вопросе выражалась ясно и действовала прямо».

В интригах английской королеве не было равных.

Так 1568 году молодая Мария Стюарт, которой было 26 лет, стала пленницей. Понимая, что королева Елизавета обманула ее, Мария Стюарт пыталась вернуть свободу, но безуспешно. Все письма Марии перехватывали агенты. Враги Марии Стюарт убеждали Елизавету избавиться от конкурентки на трон. Елизавета сама пребывала в постоянном беспокойстве.


Герцог Норфолк был очарован Марией Стюарт, за это малодушие был казнен как заговорщик



«Но либо Мария Стюарт не замечает, либо притворяется, что не замечает, сколь вероломна эта проволочка. С горячностью заявляет она, что готова оправдаться - "но, разумеется, перед особой, которую я считаю равной себе по рождению, лишь перед королевой Английской". Чем скорее, тем лучше, нет, сию же минуту
хочет она увидеть Елизавету, "доверчиво броситься в ее объятия".
Настоятельно просит она, "не теряя времени, отвезти ее в Лондон, дабы она могла принести жалобу и защитить свою честь от клеветнических наветов". С радостью готова она предстать на суд Елизаветы, но, разумеется, только на ее суд.
Это как раз те слова, которые Елизавете хотелось услышать. Принципиальное согласие Марии Стюарт оправдаться дает Елизавете в руки первую зацепку для того, чтобы постепенно втянуть женщину, ищущую в ее стране гостеприимства, в судебное разбирательство»
 - пишет Цвейг.


Королева Елизавета



Спустя 19 лет удобный случай наступил. Был раскрыт заговор покушения на Елизавету.
Вот как описывает эту историю Александр Дюма, назвавший казнь Марии Стюарт одним из громких преступлений в истории.
«А в 1585 году Елизавета издала закон, гласивший, что всякий, кто посягнет на ее персону, будет считаться лицом или действующим в пользу лица, предъявляющего свои права на корону Англии; в этом случае назначается комиссия из двадцати пяти членов, которой поручается в обход любых судов проверить все имеющиеся улики и вынести приговор обвиняемым, кем бы они ни были. Не обескураженный примером предшественников, Бабингтон объединил вокруг себя нескольких своих друзей, тоже ревностных католиков, став во главе заговора, целью которого было убийство Елизаветы и возведение на английский престол Марии Стюарт.

Но его планы стали известны Уолсингему; он позволил заговорщикам действовать, но так, чтобы их действия не представляли опасности, а накануне дня, назначенного для убийства королевы, приказал их арестовать».





По версии Дюма королева Елизавета обрадовалась удачной возможности избавиться от Марии Стюарт:
«Елизавете этот безрассудный и безнадежный заговор доставил огромную радость, так как в соответствии с текстом закона он позволил ей наконец-то стать владычицей жизни соперницы». 

Мария Стюарт в течение 19 лет переезжала из замка в замок по воле Елизаветы. Условия содержания были не очень комфортны. Современники полагали, что Елизавета надеется, будто Мария простудится и умрет.

Последним пристанищем Марии стал замок Фотерингей.
«там для нее были уже приготовлены покои, стены и потолок в которых были затянуты черным сукном, так что она заживо вступила в собственную могилу» - живописно повествует Дюма.

В этот момент сын Марии Стюарт – король Шотландии Яков VI всерьез забеспокоился за судьбу матери. Раньше он говорил «пусть она пьет пиво, которое сама наварила» (аналог нашей пословицы про заваренную кашу), не задумываясь, что Елизавета решиться на убийство.

Король направил к Елизавете послов с просьбой помиловать его мать. Послы также предложили, чтобы Мария Стюарт отреклась от претензий на Английский трон в пользу своего сына.
Эти слова взбесили Елизавету.
«Да что вы такое говорите, Мелвил? Ведь это же значит подарить моему врагу, имеющему право на одну корону, право на обе!
– Выходит, ваше величество считает моего повелителя своим врагом? – осведомился Мелвил. – А он пребывает в счастливом заблуждении, полагая себя вашим союзником.
– Нет, нет, – покраснев, спохватилась Елизавета, – я оговорилась. И если вы, господа, сумеете все уладить, то я, чтобы доказать, что считаю короля Якова Шестого своим добрым и верным союзником, вполне склонна проявить милосердие. Так что старайтесь, а я буду стараться со своей стороны».


Елизавета подписывает смертный приговор



Королева сказала послам, что еще не решила судьбу Марии Стюарт. Вскоре в Лондоне произошло убийство знатного аристократа, причем подозрения пали на шотландских послов, которым пришлось срочно спастись бегством.

Мария Стюарт предстала перед судом, смертельный приговор был предрешен.

«Елизавете пришлось решиться; она истребовала у Дейвисона приказ об исполнении приговора, а когда тот принес его, то, позабыв, что ее мать-королева кончила свою жизнь на эшафоте, с полнейшим бесстрастием поставила свою подпись, велела приложить большую государственную печать и со смехом сказала:
– Ступайте, объявите Уолсингему, что с королевой Марией покончено. Только сделайте это осторожно, а то он болен, и я боюсь, как бы он не умер от удивления.
Шутка была тем более жестокой, что Уолсингем, как всем было известно, являлся самым непримиримым врагом шотландской королевы» - рисует в красках Дюма.


Новость о смерти королеве сообщил граф Кент, по версии Дюма граф произнес фразу:
«Миледи, не держите на нас зла за вашу смерть: она необходима для спокойствия государства и успехов новой религии».

Тема религиозных воин часто прослеживается в романах Дюма. В своей версии истории смерти Марии Стюарт, Дюма приводит жаркий спор графа Кента и королевы на тему «чья религия лучше». У меня это вызвало недоумение, даже принеся новость о смерти фанатик продолжает проповедовать, а королева не менее фанатично доказывает ему превосходство своей веры.



«Миледи, – подойдя к столу и указывая на Новый Завет, промолвил граф Кент, – эта книга, на которой вы клянетесь, не настоящая, потому что это папистская версия, и посему вашу клятву должно считать не более достоверной, чем книга, на которой она принесена».

Предсмертными просьбами Марии Стюарт стали: чтобы казнь была публичной, погребение во Франции, достойная пенсия ее верным слугам и их возвращение на родину. В погребении во Франции королеве было отказано, о слугах обещали позаботиться, публичную казнь назначили заранее.

Казнь была назначена на следующий день в 8 утра.
Личный врач королевы попросил, чтобы приговор перенесли хотя бы на день. Слишком мало времени, чтобы проститься с жизнью. Однако гонцы ответили «мы не можем сдвинуться ни на минуту».

Когда посланники удалились, Мария Стюарт погрузилась в молитвы, потом пересчитала свои деньги и разложила по кошелькам, к которым прикрепила записки – кому из слуг какой кошелек предназначался.




Жутко, но палач не сумел отрубить голову королеве с первой попытки...

Колоритное описание казни присутствует в романе Стефана Цвейга:
«В каждой казни, сколь бы зверской она ни была, посреди всех ужасов нет-нет да и мелькнет проблеск человеческого величия; так, прежде чем коснуться жертвы, чтобы убить или подвергнуть ее истязаниям, палач должен был просить у нее прощения за свое преступление против ее живой плоти. И сейчас палач и его подручный, скрытые под масками, склоняют колена перед Марией Стюарт и просят у нее прощения за то, что вынуждены уготовить ей смерть. И Мария Стюарт отвечает им: «Прощаю вам от всего сердца, ибо в смерти вижу я разрешение всех моих земных мук». И только тогда палач с подручным принимаются за приготовления.

Между тем обе женщины раздевают Марию Стюарт. Она сама помогает им снять с шеи цепь «agnus dei» [ * * - Божественный агнец (лат.) – отлитое из воска изображение ягненка, символизирующее Христа]. При этом руки у нее не дрожат, и, по словам посланца ее злейшего врага Сесила, она «так спешит, точно ей не терпится покинуть этот мир». Едва лишь черный плащ и темные одеяния падают с ее плеч, как под ними жарко вспыхивает пунцовое исподнее платье, а когда прислужницы натягивают ей на руки огненные перчатки, перед зрителями словно всколыхнулось кроваво-красное пламя – великолепное, незабываемое зрелище. И вот начинается прощание. Королева обнимает прислужниц, просит их не причитать и не плакать навзрыд. И только тогда преклоняет она колена на подушку и громко, вслух читает псалом: «In te, domine, confido, ne confundar in aeternum» [ * * - На тебя, господи, уповаю, да не постыжуся вовек (лат.) – Псалом 71.].





А теперь ей осталось немногое: уронить голову на колоду, которую она обвивает руками, как возлюбленная загробного жениха. До последней минуты верна Мария Стюарт королевскому величию. Ни в одном движении, ни в одном слове ее не проглядывает страх. Дочь Тюдоров, Стюартов и Гизов приготовилась достойно умереть. Но что значит все человеческое достоинство и все наследованное и благоприобретенное самообладание перед лицом того чудовищного, что неотъемлемо от всякого убийства! Никогда – и в этом лгут все книги и реляции – казнь человеческого существа не может представлять собой чего-то романтически чистого и возвышенного. Смерть под секирой палача остается в любом случае страшным, омерзительным зрелищем, гнусной бойней.

Сперва палач дал промах; первый его удар пришелся не по шее, а глухо стукнул по затылку – сдавленное хрипение, глухие стоны вырываются у страдалицы. Второй удар глубоко рассек шею, фонтаном брызнула кровь. И только третий удар отделил голову от туловища. И еще одна страшная подробность: когда палач хватает голову за волосы, чтобы показать ее зрителям, рука его удерживает только парик. Голова вываливается и, вся в крови, с грохотом, точно кегельный тиар, катится по деревянному настилу. Когда же палач вторично наклоняется и высоко ее поднимает, все глядят в оцепенении: перед ними призрачное видение – стриженая седая голова старой женщины. На минуту ужас сковывает зрителей, все затаили дыхание, никто не проронит ни слова. И только попик из Питерсбороу, наконец опомнившись, хрипло восклицает: «Да здравствует королева!»

Недвижным, мутным взором смотрит незнакомая восковая голова на дворян, которые, случись жребию вынуться иначе, были бы ей покорнейшими слугами и примерными подданными. Еще с четверть часа конвульсивно вздрагивают губы, нечеловеческим усилием подавившие страх земной твари; скрежещут стиснутые зубы. Щадя чувства зрителей, на обезглавленное тело и на голову Медузы поспешно набрасывают черное сукно. Среди мертвого молчания слуги торопятся унести свою мрачную ношу, но тут неожиданное происшествие рассеивает охвативший всех суеверный ужас. Ибо в ту минуту, когда палачи поднимают окровавленный труп, чтобы отнести в соседнюю комнату, где его набальзамируют, – под складками одежды что-то шевелится.

Никем не замеченная любимая собачка королевы увязалась за нею и, словно страшась за судьбу, своей госпожи, тесно к ней прильнула. Теперь она выскочила, залитая еще не просохшей кровью. Собачка лает, кусается, визжит, огрызается и не хочет отойти от трупа. Тщетно пытаются палачи оторвать ее насильно. Она не дается в руки, не сдается на уговоры, ожесточенно бросается на огромных черных извергов, которые так больно обожгли ее кровью возлюбленной госпожи. С большей страстью, чем родной сын, чем тысячи подданных, присягавших ей на верность, борется крошечное создание за свою госпожу»




Королева перед казнью. Она хотела передать золотой крест своей фрейлине как подарок, но палач не позволил. "Это мое по закону" - сказал он.

История казни в исполнении Дюма не менее живописна.
«…по всем четырем сторонам эшафот был огорожен барьером и покрыт черным сукном; на нем находились небольшая скамья, подушка, чтобы преклонить колени, и плаха, также покрытая черным сукном.

Когда, поднявшись по двум ступенькам, королева взошла на него, к ней приблизился палач, опустился на одно колено и попросил прощения за то, что вынужден исполнить свои обязанности; при этом он прятал за спиной топор, но так неловко, что Мария Стюарт увидела его и воскликнула:
– Ах! Я предпочла бы, чтобы голову мне отрубили мечом, как это делают во Франции!
– Не моя вина, что последнее желание вашего величества не может быть исполнено, – ответил ей палач. – Меня не предупредили, и я не взял с собой меч, а здесь сумел найти только топор, так что придется воспользоваться им. Но это не помешает вашему величеству простить меня?
– Прощаю вас, друг мой, – сказала Мария Стюарт, – и в доказательство вот вам моя рука, можете поцеловать ее.

Приложившись к ее руке, палач поднялся и придвинул скамейку. Мария села, по левую ее руку встали граф Кент и граф Шрусбери, перед ней шериф и палач, Эймиас Полет позади, а за барьерами вокруг эшафота теснились дворяне и рыцари числом не менее двухсот пятидесяти; Роберт Бил во второй раз огласил приговор, едва он начал его читать, в зал вошли шестеро слуг Марии Стюарт; мужчины встали на скамью возле стены, а женщины опустились на колени рядом с нею; вместе со слугами в зал проскользнул маленький спаниель, любимая собачка королевы, и, чтобы его не прогнали, лег у ног хозяйки.



Королева слушала не слишком внимательно, словно ее занимали другие мысли; лицо при этом у нее было довольно спокойное и даже радостное, как будто ей читают указ о помиловании, а не смертный приговор; закончив, Бил громко крикнул: «Боже, храни королеву Елизавету!» – но крик его никто не подхватил, а Мария Стюарт осенила себя знаком креста, встала, причем лицо ее ничуть не переменилось и казалось даже прекрасней, чем обычно, и молвила:

– Милорды, я по рождению королева, суверенная государыня, и на меня не распространяются ваши законы, притом я ближайшая родственница королевы Англии и ее законная наследница. Я долго была узницей в этой стране и претерпела множество невзгод и зол, которых никто не имел права мне причинять, а сейчас в довершение всех моих бед я утрачу жизнь. Что ж, милорды, будьте свидетелями, что я умираю католичкой и благодарю Бога за то, что он позволил мне погибнуть за его святую веру. И еще заявляю – сегодня, как и всегда, публично, как и с глазу на глаз, – что никогда не вступала в заговоры, не замышляла и не желала смерти королевы и не участвовала ни в чем, что было бы направлено против ее особы. Напротив, я всегда любила ее и предлагала ей приемлемые и разумные условия, дабы прекратить смятение в королевстве и освободить меня из заключения, но ни разу, и вам, милорды, прекрасно это известно, не была удостоена чести получить от нее ответ. Наконец, мои враги добились своей цели, каковая состоит в том, чтобы убить меня. Тем не менее я прощаю их, как прощаю всех, кто когда-либо злоумышлял против меня. После моей смерти станет известно, кто все это задумал и кто исполнял. Я же умираю, никого не обвиняя из боязни, как бы Господь не услышал меня и не отомстил…


Казнь Марии Стюарт



К королеве подошел палач, чтобы раздеть ее, но она встала и сказала ему:
– Друг мой, позвольте я это сделаю сама, я лучше вас знаю, как это сделать, тем паче что я не привыкла, чтобы меня раздевали перед таким скоплением народа да еще при помощи таких горничных.
Она позвала помочь ей Энн Кеннеди и Элспет Керл и начала вытаскивать булавки из чепца; женщины, пришедшие оказать последнюю услугу своей госпоже, не удержались и зарыдали, и тогда она обратилась к ним по-французски:
– Не плачьте, я ведь поручилась за вас.
Сказав это, она осенила обеих знаком креста, поцеловала в лоб и попросила молиться за нее.

Королева, начав сама раздеваться, как она привыкла делать перед отходом ко сну, первым делом сняла золотой крест и хотела отдать его Энн, сказав палачу:
– Мой друг, я знаю: все, что на мне, принадлежит вам, но этот крест вам ни к чему, позвольте мне подарить его мадмуазель, а она заплатит вам двойную цену за него.
Но палач, даже не дав ей договорить, вырвал у нее крест, заявив:
– По закону он мой.
Королева, ничуть не опешив от подобной грубости, продолжала снимать с себя одежды, пока не осталась в корсете и нижней юбке.

После этого она вновь села на скамью, и Энн Кеннеди, достав из кармана батистовый платок с отделкой золотым шитьем, выбранный накануне королевой, завязала ей глаза, что весьма удивило графов, лордов и дворян, поскольку в Англии это было не принято; думая, что ей отрубят голову на французский манер, Мария Стюарт села на скамейку, выпрямилась и вытянула шею, чтобы палачу было удобней, но тот, растерявшись, стоял с топором в руках и не знал, что делать; наконец его подручный взял королеву за голову и начал ее тянуть на себя, вынудив опуститься на колени. Мария, догадавшись, чего от нее хотят, нащупала плаху и положила на нее голову, а под подбородок подложила обе руки, из которых не выпускала молитвенник и распятие, чтобы иметь возможность молиться до самого последнего мгновения, однако подручный палача оттуда ее руки вытащил, опасаясь, как бы их не отрубили вместе с головой.

Когда королева произнесла «In manus tuas, Domine», палач поднял топор, а был это обычный топор, каким пользуются дровосеки, и нанес удар, но он пришелся выше, по черепу, и, хотя был так силен, что молитвенник и распятие выпали из рук Марии, но голову не отделил. Однако удар оглушил королеву, и это дало палачу возможность повторить его, но и на этот раз ему не удалось отрубить голову. Только с третьей попытки он сумел перерубить шею.

Палач поднял отрубленную голову и, показывая ее присутствующим, произнес:
– Боже, храни королеву Елизавету!
– И да погибнут так же все враги ее величества! – вторя ему, крикнул декан из Питерборо.
– Аминь! – заключил граф Кент, но ничей голос не присоединился к нему: все находившиеся в зале плакали.





И вдруг в руках у палача остался только парик, и все увидели, что волосы у королевы коротко острижены и седые, как у семидесятилетней старухи, а лицо ее так изменила агония, что оно стало совершенно неузнаваемым. У всех исторгся вопль, ибо им явилось ужасное зрелище: глаза королевы оставались открыты, а губы шевелились, словно она пыталась что-то сказать, и это судорожное движение губ отрубленной головы не прекращалось еще с четверть часа.
Слуги Марии Стюарт устремились к эшафоту и подняли драгоценные реликвии – распятие и молитвенник. Энн Кеннеди вспомнила про спаниеля, который прижимался к ногам своей хозяйки, и стала осматриваться, ища его, но тщетно. Собачка исчезла.

Подручный палача, который в это время снимал с ног королевы подвязки голубого атласа с серебряным шитьем, обнаружил спрятавшегося под юбку спаниеля и вытащил его. Но едва подручный отпустил песика, как тот лег между шеей и отрубленной головой, которую палач положил рядом с телом. Песик перепачкался в крови, скулил, лаял, но Энн взяла его на руки, так как был отдан приказ всем покинуть зал. Бургуэн и Жерве задержались и попросили у сэра Эймиаса Полета позволения взять сердце Марии Стюарт, чтобы отвезти его, как они ей обещали, во Францию, однако им было весьма грубо отказано, а стражники вытолкали их из зала; в нем за запертыми дверями остались только труп и палач».





Описание похорон у Дюма подробно, тоже привожу отрывок:
«Спустя два часа после казни труп и голова были перенесены в тот самый зал, где Мария Стюарт предстала перед комиссией, положены на стол, за которым заседали судьи, и накрыты черным сукном; там они оставались до трех часов пополудни, когда явились стэнфордский врач Уотер и хирург из деревни Фотерингей, чтобы произвести вскрытие и бальзамирование тела; операция производилась в присутствии Эймиаса Полета и солдат, так что всякий, кто хотел, мог бесстыдно разглядывать покойную; правда, цель, поставленная этой гнусной демонстрацией, не была достигнута: был пущен слух, будто ноги у королевы распухли от водянки, однако все присутствовавшие на вскрытии вынуждены были признать, что никогда не видели такого прекрасного, здорового и прямо-таки по-девически цветущего тела, как тело Марии Стюарт, казненной после девятнадцати лет страданий и заключения.

На следующий день около восьми вечера у ворот замка Фотерингей остановился катафалк, запряженный четверкой лошадей с траурными султанами и накрытых попонами черного бархата; сам катафалк был также обтянут черным бархатом, а кроме того, украшен небольшими вымпелами, на которых были вышиты герб Шотландии, принадлежавший Марии Стюарт, и герб Арагона, принадлежавший Дарнли. За катафалком ехал церемониймейстер со свитой из двадцати конных дворян, сопровождаемых слугами и лакеями; спешившись, церемониймейстер во главе свиты проследовал в зал, где стоял гроб, каковой был поднят и перенесен на катафалк с наивозможнейшим почтением; все провожавшие его обнажили головы и сохраняли глубокое молчание…





…В десять вечера они отправились в путь, идя за катафалком; впереди ехал церемониймейстер, сопутствуемый пешими слугами, которые несли факелы, чтобы освещать дорогу, а сзади двадцать дворян со своими людьми. В два часа пополуночи процессия прибыла в Питерборо, где находится великолепная церковь, построенная одним из королей саксов, в которой слева от хоров погребена королева Екатерина Арагонская, супруга Генриха VIII; над этой гробницей возносится балдахин с ее гербом.
К их прибытию вся церковь была уже затянута черным, на хорах тоже был воздвигнут шатер, наподобие того, что устраивается во Франции над катафалком, но с одним-единственным отличием – вокруг не было горящих свечей. Шатер был из черного бархата и покрыт гербами Шотландии и Арагона, которые повторялись и на вымпелах. Под шатром был выставлен гроб, но без останков, обитый черным бархатом с серебряными узорами, на нем лежала черная же бархатная подушка, а на ней королевская корона.

…Гроб внесли в церковь без песнопений и молитв и в полном молчании опустили в могилу. Как только это было сделано, к работе приступили каменщики, перекрыв могилу на уровне пола и оставив лишь отверстие размером примерно полтора на полтора фута, в которое можно было увидеть, что находится внутри, и бросать в нее, как это принято при погребении королей, сломленные жезлы сановников, а также знамена и стяги с гербами усопшего…»


Продуманная королева Елизавета сделала вид, что казнь Марии Стюарт произошла не по ее воле:
«Однако Елизавета, верная своему характеру, пробежав первые строчки и изобразив скорбь и негодование, вскричала, что ее повеление неверно истолковали и слишком поторопились, а виноват в этом государственный секретарь Дейвисон, которому она вручила указ, чтобы он хранил его, пока она примет окончательное решение, а вовсе не для того, чтобы отослать его немедленно в Фотерингей. В результате Дейвисон был отправлен в Тауэр и присужден к штрафу в десять тысяч фунтов за то, что обманул доверие королевы».


Посмертная маска Марии Стюарт, казненной королеве было 45 лет
Красивые черты лица



В честь казни Марии Стюарт королева Елизавета организовала народные гулянья «Одновременно с вестью о казни возобновились бесстыдные народные торжества, подобные тем, что происходили, когда был объявлен приговор. Весь Лондон был в огнях иллюминации, они горели у каждой двери, общее воодушевление было столь велико, что толпа ворвалась во французское посольство и забрала там дрова, чтобы поддержать огонь угасающих костров».

После смерти Елизаветы I королем Англии стал сын Марии Стюарт, который перенес прах матери в Вестминстерское аббатство, где была похоронена Елизавета. Так королевы-соперницы оказались погребены рядом.

1 комментарий:

  1. ЕЛИЗАВЕТА ОКАЗАЛАСЬ УМНЕЕ И ХИТРЕЕ МАРИИ СТЮАРТ, ОНА ВЫИГРАЛА ЭТУ БИТВУ, ДИНАСТИЯ ТЮДОРОВ ВОСТОРЖЕСТВОВАЛА, ПРАВДА, СМЕРТЬ ПРИМИРИЛА ИХ,СЫН МАРИИ СТЮАРТ. КОРОЛЬ АНГЛИИ И ШОТЛАНДИИ, ПЕРЕНЕС ПРАХ МАТЕРИ В ВЕСТМИНСТЕРСКОК АББАТСТВО, РЯДОМ С МОГИЛОЙ БЕЗДЕТНОЙ КОРОЛЕВЫ ЕЛИЗАВЕТЫ

    ОтветитьУдалить

Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..