воскресенье, 15 февраля 2015 г.

РЕПОРТАЖ С ЛИНИИ ФРОНТА


Донецк. Аэропорт. Наш Сталинград — 242 дня героической обороны



 
 
 «Давай сразу договоримся: половина Пулитцеровской премии [самая престижная журналистская награда в мире] — моя”,— предупреждает Юрий Бирюков, советник президента и министра обороны, забирая меня в шесть утра субботы, 17 января, у подъезда.
Cамый известный волонтер страны всегда легко выходит на связь с журналистами, но брать их с собой в зону АТО не любит: путаются под ногами, трусят, еще и ответственность за них неси.
Чтобы он не передумал ехать со мной, умалчиваю, что премию вручают только сотрудникам американских СМИ. А ее денежный эквивалент ощутимо меньше, чем то, что он собирает на нужды украинской армии всего за несколько часов с помощью соцсетей.
Параллельно радуюсь его уверенности в нашем благополучном возвращении из самого опасного места в стране — Донецкого аэропорта. Его уже более 240 дней удерживают украинские бойцы — так называемые киборги, отбивая постоянные атаки превосходящих сил российских военных и донецких боевиков.
На днях террористы при поддержке россиян, нарушив договор о перемирии, вновь попытались выбить армию из разрушенного аэропорта. Как только стало понятно, что ситуация серьезная, Бирюков, трижды побывавший в самой страшной точке — новом терминале — и переживший там несколько штурмов, выдвигается туда вновь.
На восток
В черном джипе с номерами 0079 — в честь любимой бирюковской бригады воздушно-десантных войск,— плотно набитом сигаретами, упаковками воды, шоколада и энергетиков, кроме меня нашлось место лишь миниатюрной брюнетке с позывным Кроха.
Это — Оля Башей. В мирной жизни она помощник нотариуса. В АТО — бесстрашный медик-волонтер. Медицинского образования у нее нет, но там, где она теперь уже умело и быстро перевязывает раны и ставит катетеры, главное — не диплом, а смелость и самообладание.
— Я еще летом поняла, что не могу оставаться в Киеве. Друзья-военные все время звонили и рассказывали, как плохи дела. Тогда я стала проситься к медикам-волонтерам. Меня взял Хоттабыч [командир известного медицинского экипажа волонтеров Илья Лысенко],— голос Башей прорывается ко мне сзади через дорожные шумы.— Когда впервые летом пришлось собирать “двухсотых” [убитых] в мешки, были парни, которых рвало. А я нормально. Если уж сюда приехал, то работай.
Киборг как он есть

КИБОРГ КАК ОН ЕСТЬ: Один из защитников терминала Донецкого аэропорта — солдат Сергей Танасов. © фото Сергей Лоико
 
Через несколько часов я сама увижу, как четко и хладнокровно работает Кроха в боевой обстановке. А пока по ставшей для столичных волонтеров привычной дороге из Киева в Харьков, а оттуда на Донецк мы без приключений добираемся до ближайшей к аэропорту точке дислокации украинских военных — небольшой населенный пункт, где расположен их командный пункт (КП). До аэропорта — чуть больше 1 км, почти так же, как от ставшего легендарным поселка Пески. Журналисты и волонтеры в это место добираются редко, большинство из них остаются в Песках — сюда не каждого пускают по соображениям секретности. И здесь опасно — простреливается все, поля вокруг сплошь изуродованы воронками, а над головой постоянно в обе стороны летают мины и снаряды.
Машину Бирюкова не задерживают на блокпостах, а в некоторых местах даже приветствуют взмахом руки — он тут не гость, а свой.
Когда дорога становится безлюдной, снег черным, а грохот артиллерии и запах пороха в воздухе явственными, я понимаю: мы на месте. К запаху быстро привыкаешь и перестаешь замечать. А вот к стрельбе не сразу — от каждого залпа вздрагиваешь, выдавая в себе новичка.
Пауза на обед

ПАУЗА НА ОБЕД: Защитники терминала, воспользовавшись паузой между атаками, перекусывают. © фото Сергей Лоико
 
Машину разгружаем прямо в КП. Привезенное добро достанется не генералам: по упаковке воды, энергетика и блоку сигарет берет каждый, заходящий сюда,— черные от копоти киборги, уставшие охранники главы Генштаба, танкисты, десантники, разведчики.
Сразу после этого отправляемся за ранеными, которых удалось вытащить с аэропортовской метеостанции. Бирюков энергичен и собран — будто и не было семичасовой дороги.
Раненых защитников аэропорта подвозят в этот ближайший к терминалу пункт помощи на покореженной обстрелами, но все еще рабочей технике — в основном на легких бронированных тягачах. Быстро оказав первую помощь прямо тут, на обочине, грузят на купленные волонтерами джипы и на максимальной скорости, под обстрелами, везут в ближайшую больницу — в Селидово.
Последний путь

ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ: Возле терминала украинские десантники Михаил Кучеренко (слева) и Вячеслав Кухтин эвакуируют из-под обстрела останки тела погибшего боевого товарища-танкиста. © фото Сергей Лоико
 
Кроха — принципиально без жилета и шлема — перематывает изрешеченные осколками ноги раненых, сама взваливает и перетаскивает на себе тяжелых мужчин. Носилок и реанимобилей хватает не всем — их заменяют спины, одеяла и легковушки.
Привозить сюда раненых будут всю ночь. Кроме Крохи на обочине, в темноте и на морозе работают еще одна женщина-волонтер и военные медики. Один из них — Володя Небир. Юный миловидный украиноязычный парень из Ивано-Франковска. Прошел медиком весь Майдан. Был в новом терминале аэропорта в составе 90‑го батальона 95‑й бригады.
Здесь рядом — занятый им домик, ставший временным медпунктом. Если раненых будет много и эвакуировать их всех не получится, бойцов будут укладывать на пол.
 
 
Разговор с Небиром затягивается до темноты и уже в сумерках пытаюсь вернуться на командный пункт. Темнота густая и цепкая — из‑за светомаскировки нельзя включать даже телефон. 150 метров до КП кажутся непреодолимыми. Радуюсь первому же силуэту.
— Извините, я, кажется, заблудилась. Мне нужно на КП.
— А мы не знаем, где это. Пойдемте к майору.
Рядовым бойцам стараются не сообщать о месторасположении КП. Так они не смогут его выдать, если попадут в плен.
Майор оказывается высоким, стройным, слегка поседевшим мужчиной. Берется проводить, даже если это будет последняя прогулка в его жизни.
Добираемся до места. В прихожей КП — тусклый свет, несколько стульев, огнетушители, вода, сигареты, шоколад, энергетик, коробки с пирожками от волонтеров. Лица тасуются ежеминутно — генералы, комбриги, волонтеры, разведчики. Неизменны только сотрудники Альфы, которые парами охраняют генерала, руководящего АТО. Его фамилию не называют. Генерал прибыл в критический момент операции из лагеря в Краматорске.
 
 
Дежурящие сейчас альфовцы до войны работали операми, расследовали теракты в Днепропетровске. После оба добровольно пошли в АТО.
— Ты веришь в революцию достоинства? — с иронией спрашивает один у другого, когда наш разговор подходит к событиям годичной давности.
— Я верю в то, что в моей стране сейчас враг, его нужно прогнать за границу и отстраивать мирную жизнь,— серьезно отвечает второй.
Несмотря на секретность, меня зовут греться непосредственно в КП — маленькую каморку. В ней очень душно — в помещении находится множество мужчин в военной форме. Вся обстановка — небольшой стол, маленький телевизор, ряд телефонов и несколько рядов армейских кроватей. Там по очереди дремлют и офицеры, и генерал — глава АТО. Сейчас почти никто не спит.
Важный груз
ВАЖНЫЙ ГРУЗ: Защитники аэропорта во всем зависят от внешней помощи. На фото они разгружают привезенную им бутилированную воду.© фото Сергей Лоико
 
Бирюков и его двойник женского пола — волонтер Таня Рычкова — давно тут свои.
— Танечка, вы нам колеса не привезли? — доносится вопрос из одного угла.
— Танюша, нам машину дадите? — из другого.
В ответ она только взмахивает ресницами: “Я помню, сделаю, привезу, будет”.
— Подождите, я не успеваю просто.
Теперь она не только волонтер, а еще и сотрудник Министерства обороны. Ей нужно и отчеты министру делать, и в Киеве бывать. Как и Бирюкову. Но в критические моменты они оба обязательно оказываются тут — в зоне АТО.
Даже этой ночью парой выезжают за ранеными — настолько близко, насколько можно подобраться к аэропорту. И оба получают звонки от родных киборгов со слезами, проклятиями, угрозами.
К концу этого длинного субботнего дня на КП появляются три силуэта в белом. Это начальник Генштаба Украины с охраной. Прибыл давать указания — воскресный день 18 января должен стать важным для всего восточного фронта. И, конечно, для аэропорта, над которым и поздним вечером, и ночью висело алое зарево.
Пулеметчик

ПУЛЕМЕТЧИК: Один из украинских солдат ведет огонь по пророссийским боевикам через импровизированную бойницу в окне. © фото Сергей Лоико
Ночь
Спать мне повезло в гараже, на огромном ортопедическом матрасе, вместе с альфовцами, которые, сняв грозную боевую экипировку, превратились в обычных молодых ребят.
По местным меркам, тут роскошно. Есть свет и тепло от буржуйки,— не все дома в округе могут этим похвастаться. Вместо душа — влажные салфетки. Чай — из кипяченой слабогазированной минералки. На десерт — отвратительное печенье из сухпайка.
Ночью все равно жутко холодно из‑за открытой двери в подвал — туда, учат меня, если накроет обстрелом, надо быстро прыгать. Но когда в шесть утра противник мощно отвечает на контратаку артиллерии, все выходят поглазеть на крыльцо, куда именно падает кассетами “град” и не попала ли мина в близлежащий пруд. От взрывов дрожат стекла в окнах и посуда на столе, гудит и вздрагивает под ногами земля.
 
 
Так громко, как этим утром, в зоне АТО не было несколько недель. Не только здесь, а также в других горячих точках АТО — в Счастье, Дебальцево — царило перемирье. В рамках договоренностей между Киевом и боевиками тут какое‑то время никто не стрелял. Украинские военные даже относительно безопасно проезжали в аэропорт на ротацию, правда, через блокпост боевиков, появившийся как раз “благодаря” перемирию.
Все изменилось после Рождества, когда сепаратисты, нарушив соглашения, с новыми силами активно начали атаку на киборгов. Генштаб Украины, хоть и не сразу, решился ответить.
Под огнем

ПОД ОГНЕМ: Киборги прячутся от миноментного обстрела пророссийских боевиков в одном из помещений аэропорта. © фото Сергей Лоико
18‑е, время итогов…
18 января должно было стать началом новой фазы войны.
И артиллерия действительно масштабно ударила по огневым точкам противника на многих участках фронта. Однако масштабного наступления не вышло.
Первый успех — удалось вывести часть раненых и эвакуировать бойцов 93‑й и 80‑й бригад с диспетчерской вышки, которую накануне почти уничтожили русские танки.
Этих ребят узнаешь сразу — по словно выцветшим глазам, черным рукам и лицам, по поврежденной одежде и особому теплому отношению друг к другу. Они держатся группой и из перевалочного пункта возле КП их сразу же забирают глубже в тыл — туда, где базируются их части, где можно помыться и поесть.
 
 
Лишь один из них остается под забором КП с автоматом в руках — скромно ждет, пока его заберут на базу к своим. Боец с позывным Клещ провел “там” две недели — максимум, который может выдержать человек в этом аду.


Но и в самих войсках считают иначе. «[Глава Генштаба Виктор] Муженко — классный мужик, но слишком самоуверенный,— говорит мне на пути домой подполковник-десантник.— Ему надо было собрать всех командиров бригад, посоветоваться, поговорить с ними. Спросить, что они думают и могут предложить, а он приехал, ткнул пальцем в карту и уехал”.
 
 
Глава Генштаба пробыл в зоне самых активных боев несколько дней, но, как посчитали многие, лишь помешал комбригам работать в ситуации, которую они знают гораздо лучше.

 
 
Очередная попытка исправить положение, предпринятая украинской
В ночь на 22 января киборги оставили аэропорт. Они держали его 242 дня.
Источник: Свободная Зона http://www.szona.org/nash-stalingrad-242-dnya-geroicheskoj-oborony/#t20c

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..