ИЗРАИЛЬ ПРОРОКОВ И ЦАРЕЙ

 Замечательное было время. В поисках материала куда я только не ходил или ездил, с кем только не знакомился. Главным помощником в этом была Марина Магрилова. Она открывала передо мной не обычный, туристский Израиль, а самый подлинный, удивительный и заповедный.

 Он стоял у ворот, будто ждал нас. Он нам обрадовался, как родным. На территории частных владений Джамила Османа расположено самое древнее захоронение пророков иудейских. /

 Семья Османа, еще в 19 веке, получила право охранять этот археологический памятник, нашу, еврейскую, святыню. /

 «Малые» пророки первого Храма были захоронены здесь: Хагай и Малахи и оба пророка Зхарии – но это уже в эпоху Второй Храма, после возвращения из Вавилона. /

 Джамил открывает нехитрую решетку, будто вход в свой семейный погреб. Двадцать ступеней вниз. В пещере полумрак. Осман зажигает керосиновую лампу. Я, наивный, спрашиваю, почему нет электричества? /

 Хозяин смотрит на меня с некоторой брезгливостью. Он говорит: /

-          Когда хоронили пророков, не было даже керосина. Раньше я зажигал здесь лампу с маслом, но она часто гасла. /

 Потом он начинает рассказывать на прекрасном иврите. Нас всего двое, но он говорит так, будто перед ним большая аудитория. Кажется, что в этой пещере  Джамил знает каждую зазубрину на камне. /

-          Первых пророков хоронили, как попало. Расположение погребальной камеры было произвольным. Тогда, в эпоху первого Храма, не было мечты о машиахе. Мы можем точно определить время захоронений, - говорит Осман. /

-          Бедные Хагай и Малахи, как они пойдут за Машиахом в день его прихода? – спрашиваю я. /

-          Подождем – увидим, - отшучивается наш гид./

   Не сразу начинаю сознавать, что этой пещере почти 3 тысячи лет. Все обычно. Камень, засечки на камне от ударов рубилом, своды, погребальные камеры по кругу. Кости давно истлели. Мне показалось, что в одной из камер лежала пачка из-под сигарет. Осман незаметным и быстрым движением пачку эту прибрал. Разный народ ходит сюда. Впрочем, Джамил недоволен малым количеством посетителей. Он не понимает, почему так происходит. Захоронение уникальное и древнейшее. Но это именно он, Джамил Осман, видит за голым камнем великое значение истории. От случайных экскурсантов трудно ждать того же. /

 Мы привыкли к роскоши древних дворцов и стадионов. Красота античной культуры или величие Древнего Египта – вот где толпы экскурсантов. А тут пещера, похожая на домашний погреб, норы в стенах пещеры – и больше ничего… Впрочем, есть еще столы, выбитые в камне, на которых лежали усопшие, «слушая» кадиш. /

 Не зрение здесь требуется, а воображение, фантазия. В общем, труд. А экскурсанты стремятся к отдыху, к впечатлениям поверхностным, как правило, ярким, щекочущим нервы. А в этой пещере – усыпальнице – суть нашей культуры, далекой от внешнего блеска. Культуры строгой, невозможной без исторической памяти народа. Собственно, и рассчитанной только на одно: на эту память в Торе.  Все в нашей культуре не должно заглушать шорох страниц. Тишина в усыпальнице пророков тому подтверждение. Мне показалось, что и керосиновая лампа от требований тишины, и мягкая обувь на ногах нашего гида тоже./

-          Был великий шум, - рассказывает Осман. – Вся наша семья пряталась в этой пещере. 10 дней мы не выходили наружу, так было страшно. Голодали, мерзли, но пуль и взрывов снарядов мы боялись больше. Шла Шестидневная война, но в этой пещере мы сидели 10 дней, пока израильский офицер не окликнул нас сверху. Он спросил: есть ли среди нас террористы и не прячем ли оружие? Мы стали кричать, что ничего этого у нас нет, а есть малые дети, и мы очень голодны и хотим пить. Этот офицер нас накормил и напоил. Он сказал, что мы – молодцы и сохранили святыню еврейского народа. Он был образованным человеком. Только пошутил, что очень хорошо, когда из гробницы поднимаются к свету живые дети. Вы, наверно, не поверите , но этот офицер приходит ко мне каждые две недели, а то и чаще. Мы пьем чай и беседуем о мире. Мы спорим, потому что он – еврей, а я – араб, но никогда не ссоримся. Нам невозможно ссорится, потому что я сразу вспоминаю тот стакан молока из его рук. Волшебный вкус молока для ребенка. А  для него тот день может быть стал знаком конца войны и победы. /

 Мы спросили Джамила, хочет ли он жить на территории автономии Арафата? Мне кажется, что  Осман не лукавил, когда твердо ответил: «Нет!». Русская православная церковь ( это ей принадлежит территория, где захоронены наши пророки), а потом и государство Израиль разрешили этому человеку жить на своей земле. Его частная собственность неприкасаема и священна. Она никому не принадлежит, кроме Османа и его семьи. Джамил здесь полновластный хозяин. Он – гордый и сильный хозяин, и не хочет подпадать под вассальную зависимость к своим единокровным братьям. Ему не нужны перемены. Он их боится. /

 Хозяин был так радушен и гостеприимен, что пригласил нас в свой дом. В доме царил  тихий, непритязательный уют. Затейливые украшения погрузили гостей в атмосферу семейного музея. Осман сохранил все старые книги, и древние фотографии своих предков. Он берег вещи, хранившие тепло их рук. Человек, живущий над могилой пророков, не мог поступить иначе. /

 Ему не хотелось расставаться с нами. О пророках Осман мог говорить бесконечно. Мы предложили заплатить за экскурсию. Хозяин обиделся и категорически отверг наши шекели. Мало того, он отблагодарил нас за визит фотографиями могилы еврейских пророков. /

 Могилы на вершине Масличной горы, над самым древним кладбищем евреев, на территории, принадлежащей христианской церкви и охраняемой вот уже более ста лет семьей арабов. /

 ИРОДИОН. /

 Это редчайшее сооружение. Царь Ирод ненавидел Иерусалим и евреев. Он решил построить свой, персональный холм, а на холме дворец в античном стиле. Он сделал это. /

 Развалины дворца сохранились, и холм высится над Иудеей, похожий на пирамиду. Античность и пирамида – уход Ирода в язычество. И в язычество он старался увести за собой народ еврейский. /

 Мы стояли на вершине Иродиона. Земля вокруг казалась пустынной, заселенной скудно. Тоже, наверно, видел с этой точки и сам  Ирод. И казалось ему, что нет большей защиты, чем это пространство пустой, насквозь проглядываемой земли. /

 Рабы насыпали холм ярус за ярусом. Рабы пробили в толще камня резервуары для воды. Рабский труд – был еще одной попыткой Ирода вернуться к идолам окружающего мира. /

    Не было подлее и кровожадней царя в истории евреев. Будто послан он был в наказание за нарушение принципа иудаизма: никогда, никого не обращать в нашу веру насильно. Царь Гиркан сделал это с завоеванным народом – идумеями. Среди обращенный были дед и бабка Ирода. Гордуса - в ивритной транскрипции./

 Пирамида в Иудее возникла не случайно. Когда Ирод не был занят бесконечными интригами и убийством, он строил. Этот царь – убийца и зодчий строил много и успешно. /

 Ненавистник евреев и независимого еврейского государства, верный холуй римлян будто в насмешку воздвиг неприступную крепость Масаду. Веком позже крепость эта стала последним рубежом сопротивления великой  войны с Римом. Гордус никогда не был верным иудеем, но достроил Второй Храм с необыкновенной роскошью. Он не любил Иерусалим, но поднял стены вокруг вечного города. Он основал Кейсарию, насильно повернув евреев к морю. Он строил крепости, театры, стадионы, гавани. Он  надеялся на благодарность народа, но так ее и не дождался. Грех природного убийцы, а Гордус уничтожил мудрецов Синедриона, свою жену, многих родственников и родных сыновей, ему не могли простить. И, как природному убийце, даже христианская традиция приписала Ироду поголовное уничтожение младенцев мужского пола./ 

 И вот, когда Ирод понял, что он, несмотря ни на что, не смог  стать своим для евреев - настоящим царям Израиля, он придумал бегство в Иродион. Гордус безжалостно подавил очередной мятеж, заживо сжег 42 вождя восстания, и начал насыпать эту белую гору – холм – пирамиду. Здесь он рассчитывал найти покой и защиту от вечно недовольных евреев. /

 На горе ведутся раскопки. Многое уже отрыто. В любом случае, понятен размах замысла Ирода, но больше всего впечатляют подземные резервуары для воды и фантастические виды на Иудею с вершины Иродиона. /

 Пирамида эта необыкновенно интересна, как попытка увести народ наш от его корней, традиции и культуры. Что только не предпринимали ассимилянты. Вот даже гору насыпали и построили на вершине античный дворец./

 Гордус – Ирод инстинктивно старался сохранить о себе память. Ему это удалось. Масада, Кейсария, вот эта пирамида, и многое другое – память об Ироде, но ничто не смогло обелить его образ. Образ самого жестокого, подлого и вероломного царя в истории Эрец-Исраэль. /

 И когда я читал об этом, то даже не подозревал, как важно все увидеть своими глазами, притронуться к камням древних построек, подняться по ступеням, выбитым когда-то рабами для царских сандалий. Никакие книги не заменят живых следов истории. Но здесь я не совсем прав. Археология – это тот же способ читки великой книги жизни, но иным, более хлопотным и долгим способом. /

 В Иродионе сделал попытки прочесть раскрытые археологами страницы. И , конечно, только бегло пробежал текст. Сколько нужно времени и специальных знаний, чтобы до конца расшифровать тайные знаки времени.