ЕВРЕИ ОКТЯБРЯ И МИХАИЛ БУЛГАКОВ

 Виктор Лосев в своем предисловии к сборнику «Дневник Мастера и Маргариты» (Москва, Вагриус. 2001) пишет: «… Булгаков прекрасно понимал, что начавшиеся репрессии проводятся не в целях восстановления справедливости, а совсем по другим мотивам. Полностью оправдался его прогноз о том, что со временем окрепшие «шариковы» уничтожат своих учителей – «швондеров».

 Но обратимся к бессмертной повести Булгакова и вдруг обнаружим, то, что постоянно скрывается от глаз критиков. Шариков  р о д и л с я  хамом, и пошел на учебу к тому, кто позволял ему таковым быть, но породил-то человека-собаку не придурок из еврейского местечка, а замечательный ученый, либерал и мудрец – профессор Преображенский, на пару с симпатичнейшим немцем – Борменталем.  Филипп Филиппович породил Полиграфа Полиграфовича. Кстати, Полиграф – буквально «многопишущий». Невежду породили умники 19 века, философы, мечтающие о сотворении какого-то нового мира.

 Подобная трактовка – одна из многих. Есть критики, считающие профессора Преображенского чуть ли не Богом, сотворившим в компании с ангелом-ассистентом черта. Ссылаются на семь комнат в квартире профессора (семь дней творения), и прочие мистические особенности повести.

 «Сам Преображенский, - пишет критик А.Коваленко, – подобно Создателю, обладает властью над жизнью и смертью – он возвращает молодость».

 Но профессор вмешивается в биологическую природу человека точно также, как русские большевики вмешались в его социальную природу. Преображенский возвращает молодость только тем, кто способен оплатить дорогостоящую операцию, и высоким властным чинам, способным обеспечить его защиту. Какой уж тут Создатель.

 Скорее, еще один кудесник, пособник Сатаны. Но Булгаков  никогда не судил «силы зла». В будущем его  Воланд станет почти идеальным героем. Замечательны и члены его свиты. Нет, в эту компанию Шарикова никак не поместить.

  Высокий талант писателя не умел лгать, потому и был высоким. Не «швондеры» породили «шариковых» а «преображенские».

 Я, наверно, впервые закавычил фамилию одного из любимых героев Булгакова. Но ничего не поделаешь: родителей, как говорится, не выбирают. В финале повести, по воле писателя, профессору удалось загнать джина в бутылку: вернуть псу собачье обличье. В действительности, «шариковы» заставили российскую элиту вести собачью жизнь, превратили в мракобесов, ничтожеств, рабов.

 Голем уничтожил своего создателя, а «швондеры»  вовсе не были учителями «шариковых», а обычными наемниками.

 В столицах российской империи к ним не привыкли. Декрет Временного правительства, разорвавший Черту, позволил и худшим и лучшим представителям еврейского народа заполнить города центральной России.

 Они также, а часто и гораздо сильней ( достаточно вспомнить погромы Первой конной армии) страдали от первой русской криминальной революции, но их массовое появление совпало с ужасами этой революции и в сознании значительной части аристократов и образованной прослойки общества понятие «еврей» слилось с понятием большевизма.

 Не будь Октября, русские либералы в прежнем стиле Бичер Стоу всеми бы силами охраняли и защищали еврейское население Империи, возмущались погромами и сочиняли коллективные письма правительству, но Октябрь случился и еврейское равенство во всем вызвало у тех же либералов что-то, вроде шока.

 И это понятно. Человек в белом фраке, передовой просвещенный, цивилизованный вдруг оказывается в зловонной, выгребной яме. Сложно требовать от такого джентльмена в быту ясного мышления, и здравых суждений. 

 В августе М.А.Булгаков записывает в своем дневнике: «Новый анекдот: будто по - китайски «еврей» – там. Там-там-там ( на мотив «Интернационала») означает «много евреев»».

 Необходима оговорка: я не собираюсь  доказать антисемитизм того или иного русского писателя или поэта. Занятие это не кажется мне достойным и разумным. Мне бы хотелось просто исследовать феномен высокого таланта, не сумевшего в критической, экстремальной ситуации простить инородцу то, что они охотно прощали своему народу.

 Впрочем, и этот мой тезис легко оспорить. Мне кажется, что антисемитизм многих, выдающихся деятелей русской культуры, был частью понятной, негативной реакции на свой, собственный народ, на Россию, на крушение с воих же надежд на разумное переустройство мира.

 Прежде, чем задать вопрос: любил ли Гоголь, Блок, Булгаков, Цветаева или Розанов евреев – я бы спросил любили ли эти писатели и поэты свой, русский народ, да и человечество в целом.

 Ничего не поделаешь, Булгаков дневника считал Октябрьский переворот еврейским делом. Вот любопытнейшая запись в дневнике за тот же год: «Мальчишки на улицах торгуют книгой Троцкого «Уроки Октября», которая шла очень хорошо. Блистательный трюк: в то время как в газетах печатаются резолюции о предании Троцкого анафеме, Госиздат великолепно продал весь тираж. О, бессмертные еврейские головы…. Публика, конечно, ни уха ни рыла не понимает в этой книге и ей глубоко все равно – Зиновьев ли, Троцкий ли, Иванов ли, Рабинович. Это «спор славян между собой»».

 Иванов в одиночестве среди славян – и это неслучайно. Однако, фамилию главного «спорщика – славянина» Булгаков не упоминает. Это он, Сталин, решит судьбу писателя, как фараоны решали судьбы своих рабов.

 Евреи почти  на каждой странице дневника Булгакова. С ними обязательно связан мрак, опустившийся на Россию, но «еврейский вопрос» далеко не всегда окрашен в юдофобские тона. Булгакову в равной степени отвратительны и русские писатели - прислужники большевиков.

 «Старый, убежденный погромщик, антисемит pur-sang пишет хвалебную книжку о Володарском, называя его «защитником свободы печати». Немеет человеческий ум…. Василевский же мне рассказал, что Алексей Толстой говорил: - Я теперь не Алексей Толстой, а рабкор-самородок Потап Дерьмов.

 Грязный, бесчестный шут…. Демьян Бедный, выступая перед собранием красноармейцев, сказал: «Моя мать была блядь»».

 Вот не знаю, мог ли верить Булгаков Василевскому (известному фельетонисту), но то, что хотел верить и в вере этой не щадил никого – это точно.

 Слухи в те лихие годы наполняли Россию, коварно дополняя подцензурную печать. Слухам Булгаков тоже охотно верил: «Есть сообщение из Киева, - отмечает он в дневнике, - что вся работа союза швейников, ввиду того, что в нем 80% евреев, переводится постепенно на еврейский язык».

 Булгаков христианин, религиозный человек. Непонятно зачем, но он попадает в редакцию журнала «Безбожник» к знакомому редактору – еврею и берет у него 11 номеров за 1924 год. Читаем дневник: « Когда я бегло просмотрел у себя дома вечером номера «Безбожника» был потрясен. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее, ее можно доказать документально: Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Нетрудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены».

Вот где истоки антисемитской трактовки истории Христа в «Мастере и Маргарите». Булгаков нашел подтверждение «кровавого навета» в своем личном опыте. Он решил, что «швондеры» научили «шариковых» гадить в церквах, и, конечно во имя своих, иудейских интересов.

   Евреи попытались отнять у Булгакова Бога. За редактором «Безбожника», он не смог, по крайней мере, в дневнике, разглядеть толпу язычников-хамов, готовых по первому зову надругаться над верой отцов.

  Они же, евреи, сделали попытку украсть у писателя книгу и пьесу: «Итак, вторично сообщаю, что ни на роман «Белая гвардия», ни на пьесу «Дни Турбиных» З.Л. Каганский прав не имеет.

 Г-на Каганского я привлекаю к ответственности».

 Но читаем в письме брату – Николаю: «Биншток – мой доверенный по печатанию «Белой гвардии» в Париже». «Бинштоков» – честных и порядочных евреев в жизни Булгакова было предостаточно, но об этих людях, пожалуй, за исключением Ильи Ильфа, писатель упоминал информативно, зато каждый грязный факт, связанный с евреем описывал подробно: «В «Вечерке» фельетон о каком-то Бройде – писателе…. Этот Соломон Бройде – один из заправил нашего дома. У него одна из лучших квартир в доме, собственная машина. Ходит всегда с сигарой во рту, одет с иголочки. В фельетоне сообщается, что он мошенник, который нанимал какого-то литератора, чтобы он писал за него его вещи».

 Булгаков творил свои замечательные книги и пьесы сам. Он был, как говорили, «государством в государстве». Он так и умер, не отдав коммунистам ключи от своей крепости. Его травили, его уничтожали, его предавали «шариковы» и «швондеры» всех национальностей ( русские, евреи, грузины, украинцы, поляки, армяне…)

 Но чаще всего он замечал в своре своих гонителей – еврея.  Не потому ли, что в той жизни, до Октября, еврей киевлянину – Булгакову казался самым невзрачным, презренным существом. И вдруг этот странный, мало понятный народ, обрел силу и власть. Сила эта казалась Булгакову – злой, власть – гибельной. Традиционная, православная трактовка Евангелия получила, в его глазах, свое подтверждение.

 Все повторяется. Новую псевдосвободу получили евреи России после Второй криминальной революции. Вновь – они не больше, чем наемники вечного хама «шарикова», и снова вина за бедствия народа российского целиком и полностью ложится на них.

 Белов, Распутин, Бондарев, Солженицын… Конечно, все эти писатели рангом ниже Михаила Афанасьевича Булгакова, потому- то они и строят не свои интимные дневники, а свое творчество и мировоззрение, во многом, на извечной вине еврея за все.

 Дневник – дневником. Быт – бытом. В дневнике, как правило, только следы чувства, наметки мысли. В творчестве – все иначе, все масштабней, все «круче».  Но из дневника, из писем и случайных заметок, как из сора, по утверждению Ахматовой, и лепятся плоды настоящего вдохновения.

 Мог ли Булгаков, с его воспитанием, с его страшным, трагическим опытом жизни в Советской России написать другой дневник? Не думаю. И в дневнике, и в прозе, драматургии Булгакова – подлинное смятение чувств, ужас перед наступлением царства хама, и неверие в способность человека любой национальности противиться злу.

Мастер в знаменитой книге национальности не имеет. Добро, в понимании писателя, имеет интернациональную природу. Проще говоря, великий писатель был христианином, но не был националистом.   

 Булгаков, силой своего таланта понимал, истинную роль «шариковых» в победе большевизма. Нынешние русские писатели-юдофобы «шариковых» ставят на пьедестал, во всем обвиняя жалких временщиков – «новых швондеров».

 Сказалось, как мне кажется, полное исчезновение в русском народе «профессоров – преображенских». В свое время, несмотря ни на что, они держали моральную и эстетическую планку общества на достаточной высоте, и были в силах удержать «шариковых» в роли кошкодава. Нынче «шариковы» в России успешно овладели и писательским мастерством.