«Свой труд, свой хлеб
на своей земле». Замечательно было задумано сионизмом. И не только задумано, но
и осуществлено. Евреи научились возделывать
земли ( и какие гиблые почвы),
выращивать хлеб, вопреки всему, и отстаивать свою, возделанную землю, не
отдавать вечно голодному врагу урожай.
Мой знакомый живет в
кибуце на севере вот уже 54 года. Его рассказы о прошлом фантастичны. Тяжкий
труд по 15 часов в сутки. Причем труд с винтовкой на плече, потому что с соседней
горушки время от времени постреливали арабы. А вечером у тех ребят находились
силы на танцы и на любовь.
« Наверно, мы устали,
- говорит мой знакомый. – Мы устали работать и воевать. Как-то незаметно это
пришло. В хозяйстве социалистическом, общем, коллективном - наемный, а, часто,
и рабский труд – стал нормой. В нашем кибуце работают пятьдесят мужчин из
Таиланда. Они делают самую тяжкую, грязную работу. Собирают с подъемников
финики, снимают урожай дынь, лука, перцев, работают в теплице, в упаковочном
цехе, чистят коровник и птичники и так далее. /
Киббуцники, в
основном, руководят. У нас в одной конторе нынче 25 человек работает. Прибавь
сюда гостиничный комплекс. Там персонала тоже хватает. Короче, «хлеб», по
крайней мере в нашем киббуце, выращивают
чужие руки./
Сионизм утрачивает из
своей формулы всего лишь два слова, но, на самом деле, выхолащивается суть
понятия, на котором по сей день держится Эрец-Исраэль. /
Внешне все пристойно.
С таиландцами заключают договор на три года. Им платят, дозволенную законом
нашего государства, минимальную зарплату. Для таиландцев – это счастье. За три года, по меркам своей страны, они
становятся миллионерами./
Ведут себя эти люди
хорошо. Знаю, что по договору любой серьезный проступок повлечет за собой их
высылку из страны. Но у этого порядка есть своя, неизбежная, оборотная сторона.
Мне страшно, иногда, смотреть на этих людей. Они больше похожи на роботов, чем
на человеческие существа. /
Спят они в отдельных
бараках, в комнатах, рассчитанных на шесть человек. Душевая остановка одна на
дюжину таи. Развлечения? Да никаких. До города сравнительно далеко. В город они
не ездят, хотя это таиландцам нашим и не запрещено. Экономят каждый
заработанный доллар./
Один раз слышал, как
они поют, и вспомнил почему-то стоны-блюзы американских негров-рабов. Ничего,
вроде бы, похожего, разные мелодии, а сходство разительное. Можете мне
поверить. /
Впрочем, я не боюсь
за таиландцев. Они уедут. И будут жить своей жизнью. Халтура есть халтура. Как
там в России говорят: « Покалымил и шабаш». Надо же, помню еще разные словечки
…./
Так вот, не эти
наемники меня беспокоят, а наши кибуцники – евреи. Животы растут у людей, и
руки становятся пухлыми. Один раз услышал: послали одного парня на уборку
навоза, а он и говорит диспетчеру: « Ты что – спятил? Я тебе не таиландец!» /
Все во мне тогда
перевернулось. Полночи заснуть не мог. Как же так получилось? Мы накормили свой
народ, на своей земле, а теперь, вроде, нас чужой дядя кормить должен? А мы
снова станем менялами и мелкими торговцами, как в галуте. А еще хуже –
надсмотрщиками над рабами, погонялами с бичом.
Нет, я понимаю, что
законы рынка необоримы. Мы стали достаточно богаты, чтобы брать на тяжкие
работы наемников. Человека не принудишь таскать навоз из коровника, если он может
заставить делать это другого.
Понимаю, что во всем
мире миграция рабочей силы – факт. Знаю, что в сельском хозяйстве Франции
полно, например, арабов. Но большие государства, не окруженные врагами,
как-нибудь справятся с этим несчастьем. Для нас наемничество – равносильно
смерти: физической и духовной./
Как с принципами
нашими? Мы так гордились коллективными, социалистическими хозяйствами,
построенными, как образец равенства и братства. /
А теперь, выходит,
что разницы между нами и мошавами нет никакой. Мы просто стали коллективным
хозяином, эксплуатирующими труд наемных рабочих. /
Да, я знаю, что в
сельском хозяйстве полно проблем. Мы сидели в вечном минусе, и только сейчас
кое-как выправили положение. Но думаю я, что формальное соблюдение формы
кибуца при искаженном содержании до добра не доведет./
К нам до сих пор
ездят волонтеры: молодые ребята из США, Канады, даже Австралии. Едут – учиться
подлинному, реальному социализму. Я уж не знаю, чему они учатся, наблюдая, как
таиландцы чистят индюшатник за 10 шекелей в час.
В последнее время все
чаще вспоминаю пьесу Чехова «Вишневый сад». Не знаю, кто, в конце концов,
станет хозяином на нашей земле. Какой Лопахин ее купит, и спилит за долги
«вишневые деревья», у выродившихся киббуцников – аристократов? Те же таиландцы,
японцы, американские фермеры? Не знаю, но боюсь, что процесс разложения
сионистских идеалов в наших «колхозах» уже не остановить./
И всего-то 1,5 – 3 %
население нужно, чтобы накормить досыта весь наш народ и даже обеспечить солидный
экспорт. И что же выходит – мы уже не можем найти для работы на земле горстку
евреев? Наемники нам нужны для этого, а то и вовсе – рабы?
Нет, грустно все это.
Знаете, я не расист, но как увижу этих тихих роботов-таиландцев, мне сразу
кажется, что я куда-то переселился в другую страну, в другое государство.
Мне вот скоро
восемьдесят лет, а хочется встать утром, взять мотыгу и просто пойти, долбить
землю. Я с этого здесь начал, этим и кончу свой век. И не говорите мне, что
сама идея коллективных хозяйств была порочна. Не было у нас иного выхода. Что –
то страшное произошло потом. И мы, боюсь, до сих пор не можем или не хотим
понять этого.»
Я выправил речь
старого человека. Он видит по сей день хорошо, читает русские книги, но говорит
Арон ( так его зовут) на какой-то дикой смеси иврита, русского и идиша. Думаю,
беда наших кибуцев в том же – в эклектике, в совместимости несовместимого.
Молодой организм коллективных хозяйств болел незаметно, но с возрастом
хронические болезни, свойственные любой коммунистической идее, становились все
очевидней. Вот и все.
2001 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий