среда, 3 мая 2017 г.

В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО ВРЕМЕНИ

Элла Грайфер: В поисках утраченного времени

Как правильно отметил Хенрик Бродер, в Германии нынче евреев любят, но только мертвых. Отчасти это объясняется традиционным антисемитизмом, отчасти — исламским нашествием, но не в меньшей мере и тем, что эти, большей частью мертвые ныне евреи, верили в ту Европу, которая сегодня, по сути, тоже мертва.

В поисках утраченного времени

Элла Грайфер

Как, друзья, в глубину вы ни лезьте
Не отыщете вы в глубине
Ту страну, что пропала без вести,
Как отцы на последней войне.
Их давно уже нету на свете,
Но поверить нам в это больней…
Разве сказки нужны только детям?
Сказки взрослым гораздо нужней.
А. Городницкий

Говорят, ностальгия — тоска по Родине или по какой-нибудь другой точке на глобусе. Но это неверно. Не по месту это тоска, а по времени, а если уж совсем точно — по самому себе, каким ты был в то время в этом месте. Можно купить билет на самолет и за пару часов переместиться из Тель-Авива в Москву, но ни за какие деньги невозможно выскочить из промерзшего трамвая и вбежать на лекцию самого любимого доцента в ростокинском филиале Иняза, здании бывшего ИФЛИ, потому что нет уже того доцента, а главное — и меня той, прежней, давно уже больше нет. Но как-то вот любят люди этот самообман, все надеются отыскать между прежних пейзажей прежнего себя, хоть на минутку вернуть ушедшую молодость.
В особенности свойственно это, мне кажется, уроженцам «Идишленда» — большой Касриловки, что простиралась некогда от Смоленска до Страсбурга, от Риги до Одессы. Можно понять восторги 90-летней Маргит Бартфельд-Феллер, узнающей в сегодняшних Черновцах дома и улицы, где была она когда-то молодой и счастливой. Но почему этот восторг разделяют люди, что ей во внуки годятся? Пусть некоторые из них даже жили в Черновцах после войны — это был уже другой город с другим населением и другой атмосферой, про те, утраченные, традиции они только слыхали — сами не видали их никогда.
И тем не менее, они с энтузиазмом организовывали ей (и не ей одной) эти поездки, снова и снова издавали книги ее воспоминаний, бесспорно, милые и добротные, но, в конечно итоге — не более чем документальные свидетельства о жизни ушедшего мира, Атлантиды, безвозвратно потонувшей в океане времен. Такие расходы и усилия определенно выходят за рамки простого сочувствия, желания порадовать человека, много и незаслуженно пострадавшего на своем долгом веку.
Все эти люди (большей частью даже и не евреи), что издают и переводят Пауля Целана, кладут на музыку стихи Зельмы Меербаум-Айзингер, ставят спектакли и организуют поездки, ныряют в Атлантиду в надежде отыскать… жемчужины утраченных иллюзий. Да, конечно, затонувший мир обладал некой печальной красотой, сродни красоте русского серебряного века, от начала чувствовавшего свою обреченность. Еще привлекательнее его делает обволакивающая дымка воспоминаний, но… это лишь половина правды. Вторая же половина состоит в том, что люди европейской культуры ищут самих себя — не сегодняшних, а тогдашних, когда они жили в мире куда более надежном и уютном, и жизнь представлялась им куда более осмысленной.
В конце 19-го — начале 20-го века в культурной элите Идишленда интенсивно шел очень важный процесс. Не просто ассимиляция, но воплощение идей Лессинга и Канта, весомое, грубое и зримое подтверждение Единства Рода Человеческого. Не в том смысле, что все мы, независимо от расы, национальности и вероисповедания, относимся к одному биологическому виду, успешно скрещиваемся, давая здоровое потомство, что в самых разных культурах прослеживается очень много общего — это есть наблюдаемый факт. Но в том смысле, что из этого факта следует возможность и желательность всеобщего примирения, всемирного правительства и всеохватывающей единой культуры. Это, собственно, и есть тема «Натана мудрого«: Положительные герои, принадлежащие к враждующим сообществам и религиям, оказываются в результате родственниками, а единственный отрицательный (патриарх иерусалимский) отличается вот именно нетерпимостью и подозрительностью к чужим.
Эти идеи — надежда тогдашней Европы — и стали основой Хаскалы, мотором еврейской ассимиляции. Действительно, чего там цепляться за родные традиции, если пока еще нет, но скоро все народы, распри позабыв, в единую семью соединятся! Ассимиляция — не отдельных индивидов (такое всегда случалось), но целых общин — В Берлине и Вене, Одессе и Черновцах. Когда Дубнов готовил свою знаменитую «Всемирную историю еврейского народа», он провел среди потенциальных подписчиков опрос, на каком языке они предпочли бы читать такую книгу. Большинством голосов избран был русский. Когда нацисты начали ограничение прав евреев в Германии, они попробовали-было распорядиться, чтобы еврейские газеты выходили на идише, но в ответ услыхали: «Помилуйте, да кто же нас поймет?». Когда Теодор Герцль сочинял книгу «Еврейское государство», творил он его явно по образу и подобию родимой империи Габсбургов.
На всех и всяческих форумах не прекращается вялотекущая дискуссия, надо ли считать Гейне немецким, а Бабеля — русским писателем, или наоборот, а российские антисемиты с горечью говорят об «одесском периоде» русской литературы. Это был действительно симбиоз, подобный которому в современном мире можно найти разве что в Америке, да и там, похоже, пик уже пройден и начался закат. Прекрасный пример — цикл «Звездные часы человечества». Стефан Цвейг однозначно считает Европу, как минимум, прообразом «единого человечьего общежития», а себя — органической частью западной цивилизации. Его самоубийство в 1942 году в Бразилии, где определенно не смогли бы его достать нацисты, — естественная реакция на крушение мира, в котором только и мог он существовать.
Нет, не Холокост был причиной гибели культуры Идишленда, и даже не асфальтовый каток «реального социализма», что прокатился по нему с восточной стороны, вернее сказать — то и другое симптом, а не сама болезнь. Наследникам хаскалы и в самом деле удалось сплавить в себе воедино «еврея» и «европейца», да только европейская культура как таковая… жизнеспособность свою утратила. Цвейг сразу понял то, что до большинства европейцев доходило еще полвека.
Еще полвека строили европейское сообщество и дошли до такого совершенства, что безропотно принимают и кормят уйму чужаков, презирающих их культуру, зато не смеют заступиться за тех, кто эту культуру ценит и мечтает присоединиться к ней (Грузия или Украина). Начальство же более всего озабочено перекачкой денег от работающих к тунеядцам, как во внутреннем (бесконечные пособия за неизменное безделье), так и в международном (греческие долги) масштабе, а также нормированием допустимой кривизны огурцов.
Еще полвека игрались с «мировым правительством» ООН — а оно оказалось очень большой кормушкой для размножающихся прямым делением бюрократов, принципиально невоюющих солдат и малограмотных трубадуров «глобального потепления». Все международные конфликты, которые этот монстр пытался урегулировать, перешли в хроническое состояние с периодическими обострениями.
Но осознать это европейцам очень страшно. Также страшно, как было русским, когда они в один прекрасный день спать легли в какой-нибудь Туркмении гордыми носителями имперской культуры, а наутро проснулись бесправным нацменьшинством. От ужаса они попросту отказываются верить, что поезд ушел. Причем, справедливости ради, нельзя не упомянуть, что далеко не все евреи оказались такими умными как Цвейг… нет, нет, я не самоубийство рекомендую, но трезвый взгляд на ситуацию. Увы, немало оказалось среди нас таких, что Холокосту вопреки стойкую веру в «общечеловеческие ценности» унесли с собой в Америку или будущий Израиль. И кстати, среди этих факторезистентных непропорционально много оказалось именно выходцев из Германии. По свидетельству Тома Сегева:
…в период Британского мандата выделился ряд интеллектуалов, выдающихся в своих областях ученых — таких, как Мартин Бубер — которые пробовали развить различные альтернативы сионизму, такие, как интеграция евреев в арабской федерации или создание совместного еврейско-арабского государства.
В таком двунациональном государстве не предполагалось еврейского большинства, а это не согласовывалось с фундаментальными принципами сионизма. Но эту идею поддерживало движение Ха-Шомер Ха-Цаир, которое было частью фундамента левого крыла сионистского движения. Кроме того, в одной из центристских партий, «Алия Хадаша», которая состояла в основном из выходцев из Германии и представляла примерно десять процентов избирателей, была популярна концепция двунационального государства и другие идеи, не совпадающие с основным курсом сионистского движения.
Субботним днем в конце 1920х годов трое молодых людей сидели на скамье на улице Алленби в Тель-Авиве, куря и болтая. Проходящий мимо религиозный еврей упрекнул их за курение в субботу. «Но я — не еврей», — возразил один из юношей. Это был Уриель Гальперин, который позже, под псевдонимом Йонатан Ратуш, стал знаменит как поэт и провозвестник движения «Хананеев». «Хананеями» назвали Ратуша и его движение «Молодой Иври» его противники, но впоследствии и само движение решило принять это название. Они считали себя «иври», а не евреями, и их борьба была направлена не только против иудейской религии, но и против сионизма. Они отрицали существование еврейского народа и считали, что «ивритская нация» может включить в себя и мусульман, и христиан, и друзов. Их ивритский шовинизм был явно фашистским в своей основе. Но они так и не нашли себе лидера, не стали политической организацией и сумели привлечь к себе только немногих.
Но мировоззрение «Хананеев» было больше чем интеллектуальный курьез. Оно создало настроение, которое отозвалось в значительной мере в новом «ивритском» самосознании, культивируемом самим сионистским движением, и повлияло на целое поколение молодых людей, которые начали искать «ивритскую» альтернативу сионизму. Ряд писателей и деятелей искусства были представителями этой новой, «истинно израильской», сущности.
Пресмыкательство культурной элиты сегодняшнего Израиля перед арабами — следствие утраты идентичности, уверенности в своем праве на жизнь. Потеряв Европу, они потеряли себя.
Как правильно отметил Хенрик Бродер, в Германии нынче евреев любят, но только мертвых. Отчасти это объясняется традиционным антисемитизмом, отчасти — исламским нашествием, но не в меньшей мере и тем, что эти, большей частью мертвые ныне евреи, верили в ту Европу, которая сегодня, по сути, тоже мертва. Европу, переживающую звездные часы всего человечества, ведущую его за собой… Те евреи, из прошлого, в нее верили, ее строили, за честь почитали в нее войти. А нынешние… те, что в Израиле, либо сами в истерике, либо на все эти парижи да римы смотрят как на объект туристического освоения… в крайнем случае, место для заработка вахтовым методом. Живут — своей жизнью, еврейской, израильской, решают, как умеют, свои проблемы, не очень-то заморачиваясь единством прогрессивного человечества.
Те, что постоянно в Европе живут, либо работают «казенными евреями» — чиновниками, занятыми освоением казенных средств на «дружбу народов», либо изо всех сил стараются раствориться в толпе или, наоборот, как тот же Бродер, открыто выражают свою настороженность. Поведение их определяется исключительно прагматизмом, никакой симбиоз и близко не лежал.
За это европейцы на них в обиде, они упрямо не хотят понимать: Холокост и «Дело врачей» — не случайности, пусть даже трагические, но часть большого и необратимого процесса, в котором евреи и их вопрос, строго говоря, вовсе сбоку-припеку, но и они, в частности, признаки того, что мир изменился и прежним не будет никогда. Не позабудут народы распри, никакого всемирного правительства не создадут, и если даже исчезнут народы европейские, то на смену им придут другие, только и всего.
Чтобы вытеснить, от самих себя скрыть эту реальность, пускаются они во всяческие ухищрения, и, в частности, премиями и орденами осыпают либо еврейских зомби типа Фелиции Лангер или Шломо Занда, что демонстративно не только в сегодняшнем Израиле жить, но и вовсе евреями быть отказываются, либо последних из могикан погибшего «Идишленда», что уже просто по возрасту склонны жить прошлым. Тем прошлым, в котором были иллюзии равноправия, фарфоровые куколки, платья с кринолинами и прогрессивный император Франц-Иосиф, про которого маленькой Маргит с восторгом рассказывала добрая мама Цилли.

1 комментарий:

Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..