пятница, 23 мая 2014 г.

ХУЖЕ УБИЙЦЫ рассказ




 После парной, хорошей выпивки и вкусной закуски не положено говорить о дурном, но так уж вышло, что пошла речь о грехах юности. И вовсе не потому, что о грехах этих с возрастом приятно вспоминать, а совсем по другой причине.
 Евгений Маркович Желток (есть и такая смешная фамилия) – господин необыкновенно тощий, совершенно седой, но розовощекий, как красная девица, стал по обыкновению жаловаться на свою жену – Софью Абрамовну. Была эта дама и в самом деле личностью мерзкой, пребывающей постоянно в дурном настроении духа, и немудрено, что при этом она обладала уникальной способностью  погружать всю компанию в мутное болото смертельной тоски.
 Стоило этой Софе только открыть рот, как сразу же, и всем собравшимся, казалось, что в мире нашем нет ничего, кроме пошлости, глупости и смерти. С особенной силой умела эта скаредная женщина ругать Израиль. В еврейском государстве ей не нравилось все и, прежде всего, сами евреи.
  Евгений Маркович, напротив, пессимистом и ругателем не был. Мало того, Желток умел, казалось, радоваться сущим пустякам, а анекдоты  рассказывал с таким актерским блеском, что никто, в его присутствии, и не думал вступать с ним в поединок со своей, пусть и достаточно смешной, байкой.
 Как уживались эти двое на протяжении 35 лет, понять было трудно. Но уживались, даже двоих детей родили и дождались внуков.  Однако, такой положительный результат семейной жизни не мешал Евгению Марковичу при каждом удобном случае эту личную жизнь проклинать. Впрочем, делал он это с легким, незлобивым юмором, а потому и ругань в адрес жены воспринималась слушателями, как забавный, очередной анекдот.
 Софья Абрамовна редко сопровождала мужа. В парной она не потела, пьянство терпеть не могла и соблюдала строгую диету. Обычно Евгений Маркович использовал отсутствие супруги для очередного веселого рассказа о ее злом нраве, но на этот раз что-то с ним произошло. Да и выглядел Желток как-то непривычно, бледен был смертельно, и повел речь без обычных шуток-прибауток.
 - Грехи наши, - сказал Желток. – Все от них: и пот, и кровь, и все несчастья жизни.
 Никому эта преамбула не понравилась. Место и время для подобных откровений Евгений Маркович выбрал неудачно. Хозяин бани подлил пива в кружку тощего приятеля и подвинул к нему блюдце с очищенной воблой.
  - Брось! – сказал он. – Что было, то прошло. Давай, Женька, лучше анекдотец.
 - О чем? – мрачно поинтересовался Желток.
 - Про любовь плотскую, - предложил, облизнув губы, третий в компании, лучший друг дома по имени Арнольд.
 - Будь она проклята, любовь эта, - не притрагиваясь к кружке, негромко произнес Евгений Маркович. – Сколько от нее несчастий, смертей, жизней разбитых…. Какие тут анекдоты… Одни грехи… И не прошли они…. Уйти не могут. Все с нами…. Вот мы тут сидим, ни о чем плохом не думаем, а оно с нами.
 - Что оно-то? – спросил  Арнольд.
 - Грехи, - опустил голову Евгений Маркович.
 - Ты что, в Бога стал верить? – тяжко вздохнул хозяин бани.
 - Не знаю, - совсем уж тихо отозвался Евгений Маркович. – Точно известно, моя-то, благоверная, – наказание за мой же грех…. За ложь, за комедь подлую…
- Знаешь, иди ты к раввину, ему и кайся, -  посоветовал Евгению Марковичу Арнольд.
В ответ Желток посмотрел на лучшего друга дома совсем уж непонятно, даже с мукой какой-то.
 Здесь необходимо отметить, что в России Желток был кандидатом наук, профессором, преподавал студентам ВУЗа что-то, вроде «научного атеизма», но, к счастью, имел хобби: увлекался автомобильным транспортом, с юности сидел за рулем собственного авто и починить мог любую развалюху.
 В Израиле Евгений Маркович работу по этой, настоящей, «железной» специальности, нашел сразу, даже возраст зрелый не помешал ее получить.  Трудился Желток в техническом центре «Мазда» и зарабатывал совсем неплохо. О прежней своей, профессорской доле он забыл, как о дурном сне и не любил, когда ему напоминали о давнем способе «рубить капусту».
  - Гады вы все, - поднявшись во весь свой немалый рост, сказал Желток. – Веники березовые! С вами только дурака и валять. Слово по-человечески нельзя сказать.
 - Говори, - разрешил хозяин бани и налил водочку в рюмку обиженного, решив, что предложение пива было ошибкой. – Только выпей!
 - Не хочу! – решительно отказался Желток и, не прощаясь, направился к выходу из  сада в четыре дерева, где компания обычно и отмечала «банный день».
 - Конец света, - вздохнул Арнольд. – Что это с ним?
 - Бывает, - сказал хозяин бани. – Софа достала. Это точно.
 Но Евгений Маркович не ушел. Он вернулся. Вновь молча занял свое место, выпил рюмку водки и сказал, не закусывая: «Свою жизнь  разбил, Софы в осколки и Надюшину вдребезги.
 - Кто это – Надя? – спросил Арнольд.
 - В одном классе учились, - уставился куда-то, поверх голов присутствующих, Желток. – Надя меня любила с восьмого класса, а я любил Софу.
 - Тоже с восьмого? – спросил хозяин бани.
 - Тоже, - кивнул Евгений Маркович. – Был у нас кружок художественной гимнастики…. Я ее там увидел в трико – и все – запал намертво.
 Тут хозяин бани не выдержал и рассмеялся.
 - Я что сказал смешного?! – заорал на него, вскочив, Желток. – Я что сказал?!
 - Извини, - опешил хозяин бани. – Я себе твою Софу в трико представил – все 120 килограммов.
 - Дурак, - успокоился Евгений Маркович, но садится не стал, отошел к ближайшему дереву, взялся за ствол и продолжил, стоя  спиной к друзьям по пару. – Хуже любой болезни  эта любовь. Ходил за ней, как привязанный. Три года ходил, домогался. К губам пускала, а ниже ни-ни. Школу дневную бросил. На завод пошел, чтобы у отца рубли не клянчить. В кино Софу водил за свои, в кафе, за город ездили, к заливу…. Надя ее лучшей подругой стала. Теперь так думаю, что из-за меня, чтобы к нам быть поближе, - Желток вернулся к  садовой мебели, сел, налил рюмку водки, выпил.
 - Ты закусывай, закусывай, - посоветовал Арнольд,  и Евгений Маркович совет принял. Пережевывал воблу он слишком долго и, похоже, рассказ свой не собирался продолжить.
 - Ну, а про грех когда? – не выдержал хозяин бани.
 - Грех? – поднял на него глаза Желток.
 - Ну, ты же каялся.
 - Да, да, - кивнул Евгений Маркович. – Школу как-то закончил – вечернюю, в институт  поступил, и нас сразу отправили на картошку. Деревня Беседы называлась. Там совхоз: два старика, три бабы и поле гниющей под дождем картохи. Жили в бараке прямо у поля. Молоко нам возили с ближайшей фермы, бульбу пекли на костре – тем и жили. Меня определили к гужевому транспорту. Запрягать научили – дело нехитрое. Потом по грязи шел за телегой, ящики на нее грузил с той же грязью - вперемежку с картошкой. И вся работа…. Ну вот, один раз запрягаю утром свою клячу, а мне несут телеграмму с почты, а в телеграмме: «Милый, люблю, не могу без тебя. Я твоя. Софа»…. Я уж не помню, как отпросился, как до города добрался. Несусь к ней бегом, но у самого подъезда сталкиваюсь с Надей. Она встала в дверях. Меня не пускает и говорит: «Не надо, Женя, не надо. Не любит она тебя». Надо сказать, что перед самой картошкой я с Надей сошелся. Там отказа не было. Я, чтобы отомстить Софе сошелся, ревность ее вызвать – такой был подлый расчет, - Желток замолчал, и было непохоже, что он намерен продолжать рассказ.
 - Обычное дело, - сказал хозяин бани. – Ну, пошел ты к Соне?
 - Пошел…. Прорвал «оцепление» и пошел, - Желток налил еще водки, но пить не стал, а продолжил: – Такой стал великий победитель той осенью. Будь они прокляты, эти победы! Не любит она меня, как не любила сорок лет назад, так и не любит. Отсюда злость. Подарком никогда не была, а тут вовсе ведьмой стала.
 - А Надя? – спросил Арнольд.
 - Погибла, лет двадцать назад. Дважды замуж выходила, но детей не было…. Однажды вышла из дома, стала улицу переходить прямо под колеса грузовика… Вот тебе и победа! Троих убил: Надю, себя, Софу… Она, может, кого и полюбила со временем, другой бы человек получился.
 - Ну, ты уж совсем в палачи себя, - сказал хозяин бани. – Тоже мне – убийца.
 - Хуже, - пристально посмотрел на него Желток, хотя было непонятно, что может быть хуже убийцы. 
 Вечер был вконец испорчен. Все чувствовали, что произошло нечто непоправимое. Спиртное допили молча и мрачно, будто каждый вспоминал о своей молодости, о своих грехах…. Потом вдруг Арнольд развеселился.
 - Тут мне анекдот рассказали, - начал было он.

 - Заткнись, - тихо, но властно посоветовал лучшему другу дома хозяин бани.

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..