Большим государство Израиль никак назвать нельзя, а потому возможны здесь встречи совершенно фантастические. Я уже привык к разного рода неожиданностям и не удивлюсь, если начну встречать даже призраки людей, давно почивших. Известно, что обостренный интерес к Святой земле – это магнит совершенно особый.
О Боре Кочерове, лет 20 назад, пошел по Москве уверенный слух, что пал он жертвой мафиозных разборок в городе Париже. Киллер поразил свою жертву двумя точными выстрелами в голову, после которых не живут. Мало того, информированные граждане утверждали, что несчастный был похоронен незамедлительно на знаменитом кладбище Пер-Лошез, чуть ли не рядом с могилой Ивана Бунина.
Я тогда сильно удивился горестной вести. Кочеров был далек, в свое время конечно, от структур криминальных. Мало того, я знал Бориса, как человека небогатого, не сумевшего сделать в кино карьеру: не по общественной, не по творческой линии.
Один натюрморт тогда вспомнил. Газетка «Правда», на ней бутылка портвейна «Агдам», два сырка «Дружба», половина батона и один стакан. Мы сидим в номере заштатной гостиницы, пьем винишко, по очереди, мажем на хлеб сырок и беседуем «за жизнь».
Помню точно, что Боря тогда мечтал стать первым оператором на следующей картине, а был он вторым на «Беге» у Алова и Наумова. Я же в тот год пристал к этой киногруппе, надеясь подзаработать что-нибудь в «массовке». И даже снялся в роли турка. Помните, это когда Басов командовал тараканьими бегами? Я в той сцене на заднем плане маячу. При большом желании можно рассмотреть мою гнусную физиономию в непомерных усищах.
Настроение было скверным ( «забодали» очередной сценарий на Одесской студии). Привычная бедность омрачала душу. «Агдам» глотался с трудом, а сырки, похоже, были изготовлены до русско-японской войны.
- Ерунда это, - сказал я тогда Кочерову. – Первый, второй, какая разница. Разве это мечта? Нет, Боря, скверно мы живем и мелко плаваем.
И Кочеров со мной совершенно и неожиданно согласился.
- Знаешь, - сказал он тоном заговорщика. – О чем я с первого курса ВГИКа мечтаю? О доме в Париже. Мне даже такой сон приснился, что гуляю я по столице Франции и вдруг вижу на одном особняке вывеску: золотом по мрамору: « Этот дом принадлежит Борису Кочерову. СССР».
- Отлично! – сказал я. – С такой мечтой жить можно. Давай за нее выпьем!
И мы выпили. Помню точно - я первый осушил полстакана, а Борис за мной. Сырок к тому времени кончился и мы зажевали выпитое сухой хлебной коркой.
Мы потом несколько раз встречались с Кочеровым на «Мосфильме». Я при встрече обязательно спрашивал:
- Ну, как дом в Париже?
- Ищу, - с улыбкой отвечал Борис. – Облюбовал тут один, но в цене не сошлись.
Улыбнемся друг другу и разбежимся в разные стороны. Потом Ельцин пришел к власти, и Кочеров пропал куда-то. Да и весь «Мосфильм» со временем пропал. Киношная лихорадка первых лет реформ прошла, наступил кризис. Многих деятелей киноискусства жизнь заставила заниматься художествами иными: кто простым извозом занялся на личном транспорте, а кто и сложным бизнесом.
Но вернемся к встрече с призраком Кочерова. Я стоял на остановке первого автобуса, а он, по улице Аллемби в Тель-Авиве, следовал на моих глазах мимо знаменитого салона татуировок. Остановился, стал присматриваться к витрине, а я к нему. В первую минуту был убежден, что встретил человека просто похожего на жертву покушения, но потом решил рискнуть. /
- Борис! – окликнул я призрак. /
И Кочеров ко мне повернулся. /
- Ты живой, - сказал я. – Знаешь, это чудо после двух попаданий в голову из огнестрельного оружия.
Теперь о другом натюрморте. Набережная второй столицы Израиля. Ресторан « Кавказ». На столе в запотевшей бутыли водочка «Абсолют», к ней закуска рыбная и мясная. Рыба в гриле, мясо в шашлыках. Еще огурчики соленые и блюдце с красной икоркой.
- А помнишь? - говорю я Боре. /
Он все помнит. Сидит, поблескивает широкими стеклами очков, улыбается таинственно, а с третьей рюмки начинает рассказывать свою фантастическую историю. /
- Ты в курсе, - сказал он. – В те годы деньги на земле валялись. Только ленивый за ними не нагибался. Был у меня мелкий бизнес, вполне легальный, но открыли границы – и сели мы без почина. Какая уж тут конкуренция. Иду как-то в полной печали, подсчитываю убытки – и вдруг окликает меня из притормозившей роскошной машины старинный приятель. Учились мы с ним в одной школе, когда-то дружили крепко. Не скажу я тебе, как его фамилия. Ты с ним не знаком. Назовем его Феей. С большой буквы. Посадил он меня в машину. Едем, стал Фея меня расспрашивать, как дела? Меня и понесло. Ну, не рассказ, а одни слезы. Выслушал он меня терпеливо, а потом и говорит: « Помнишь, Борь, как ты мне всегда списывать давал?». «Помню», - говорю. « А помнишь, как мы с тобой порох рванули в сортире? Тебя поймали, а ты меня не выдал». « Как», - говорю. – «Такое забудешь». «А теперь скажи прямо, какая у тебя самая главная мечта в жизни?». Ну, я и брякнул про дом в Париже. А он и говорит: « Хорошо, Боб, вот тебе моя карточка. Через три дня позвонишь. В центре города не обещаю, а на окраине, в тихом, зеленом районе, домок тебе обеспечен. А теперь извини, дела». Тут машина остановилась, дверку передо мной охранник распахнул. И все – укатил мой школьный приятель. /
- Ой, врешь, - сказал я. – Но складно. Тебе, Кочеров, не на операторский надо было податься во ВГИК, а на сценарный. /
Он обиделся и взялся за шашлык. А меня дальше понесло с шуточками дурацкими.
- Знаю, - говорю. – За что тебя в Париже «убили». Ты в этом доме устроил мастерскую фальшивомонетчиков по производству монгольских тугриков.
- Никто меня не убивал, - отмахнулся Кочеров. – Жил себя нормально. Даже семейство перевез. Потом устроил дом приема для наших киношников. Ездили ко мне. Сам Никита был. Очень всем нравился мой сервис. Только с гражданством в Париже проблема. А, сам знаешь, как в чужой стране без прав. А тут и наш брат, кинематографист, ездить перестал…./
- Боря! – заорал я. – Ты жил в Париже в собственном доме. Фея оказалась настоящей.
- Представь себе, - сказал он, дожевав шашлык. – Мало того, в нужный момент мой школьный приятель вновь объявился. «Шабаш, друг», - сказал он. – «Кончен бал. Пора менять географию. Есть у меня к тебе предложение: ты продаешь этот дом в Париже и покупаешь отели в Чехии. Карловы Вары тебя устроят?
Я было стал топорщиться, но он мне за пять минут доказал, что перспектив у меня среди французов никаких. Ну, пришлось отказаться от мечты юности.
- Теперь ты, бедный, стал хозяином отеля на курорте? – вздохнул я.
- Не одного, - поправил меня Кочеров. – А пяти отелей.
- Можно тебя пощупать? – спросил я.
- Пожалуйста.
Я пощупал рукав его роскошного пиджака. Под тканью была живая, крепкая плоть. Потом спросил:
- А теперь скажи честно, чего тебя в наши края занесло?
- Да так, хочу кое-какие договора подписать. Понимаешь, последние годы кормился клиентом из России, а тут ввели визовое сообщение. И сразу отели мои опустели.
- Ну, ты, оказывается, деловой. За евреями, значит, приехал?
- А что, лечат у нас замечательно… Ванны, грязи, массажи, минеральная водичка.
- Да, - сказал я. – В Париже всего этого не было.
- В Париже был Париж, - тяжко вздохнул Кочеров.
Кое-что в этом рассказе пришлось приврать, не без этого. Но, клянусь, Борис Кочеров – настоящая фамилия, реально действующего хозяина отелей в Карловых Варах. Когда-то был он золушкой – вторым оператором на «Мосфильме», потом стал хозяином многоэтажного дома в столице Франции. … Ну, а дальше все, как в изложенном выше.
В доказательство печатаю фотографию тех отелей на знаменитом курорте в Чехии. И вот еще о чем я думал, возвращаясь домой после встречи с Борисом. Опрометчиво я поступил, необдуманно. Надо было попросить у старинного приятеля один из пяти отелей. Он бы мне домик этот обязательно подарил. Я бы ему напомнил, что тогда, в загаженной гостинице, отдал ему безвозмездно последние полстакана «Агдама», а также половину своего сырка «Дружба».Не может такое доброе дело остаться «безнаказанным».
Комментариев нет:
Отправить комментарий