В одной из комнат музея Михаила Булгакова — «Дома Турбиных» на Андреевском спуске, под стеклом на столе, почти не обращает на себя внимания не очень броский экспонат. На потускневшем от времени листке бумаги — несколько строк в стиле, от которого тоже слегка попахивает стариной (а может, просто не слишком глубокими лингвистическими познаниями их автора): «Оповіщення. Оповiщаю до вiдома населення Черниговщини, що з 28-го сiчня ц. р. проти большовикiв, якi йдуть вiйною на Украiну, та грабують i нищать народне добро, будуть пускатись фiолетове промiння (лучi), яке ослiпляє людину. Це промiння однаково ослiпляє i тодi, коли людина до нього стоiть спиною. А для того, щоби запобiгти ослiплення, пропоную населенню ховатись в льохи, землянки i взагалi в такi помешкання, куди це промiння не може проникнути. Повiдомляю Вас громадяне, аби уникнути неповинних жертв серед населення. Головне командування».



Интересующийся историей нашего города посетитель сразу вспомнит, что где-то об этих страшных лучах уже слышал — и дело было не на Черниговщине даже, а в самом Киеве. 

Конец января 1919 года. Полтора месяца с тех пор, как новый самопровозглашенный высший орган революционной украинской власти с названием, заимствованным у французских коллег по ремеслу, — Директория — сверг гетмана, триумфально вошел в Киев и объявил о восстановлении Украинской Народной Республики. Быстро выяснилось, однако, что народ не во всем согласен с очередными своими благодетелями, а по части демагогии у Директории есть более чем достойные конкуренты — те самые, что год с лишним назад подчинили себе Петроград и Москву, укоренились в Харькове и теперь полны решимости вернуть утраченный было Киев. К концу месяца положение Директории в столице стало практически безнадежным. Переход города в руки большевиков был делом ближайших дней. Тогда-то и появились в Киеве объявления о тех самых фиолетовых лучах, дошедшие до нас в воспоминаниях Константина Паустовского: «Когда бой начался под самым Киевом, у Броваров и Дарницы, и всем стало ясно, что дело Петлюры пропало, в городе был объявлен приказ петлюровского коменданта. В приказе этом было сказано, что в ночь на завтра командованием петлюровской армии будут пущены против большевиков смертоносные фиолетовые лучи, предоставленные Петлюре французскими военными властями при посредстве «друга свободной Украины» французского консула Энно. В связи с пуском фиолетовых лучей населению города предписывалось во избежание лишних жертв в ночь на завтра спуститься в подвалы и не выходить до утра». 

Что же это были за фиолетовые лучи и откуда у Петлюры со товарищи возникла идея постращать ими уже немало переживших на тот момент и ко многому привыкших киевлян? 

Алексей Гольденвейзер, проживший в Киеве всю гражданскую войну и эмигрировавший на Запад в 1921 году, упоминал в своих мемуарах об этом же «шутовском», по его словам, приказе. Гольденвейзер рассказывал, что разговоры о чудо-лучах, смертоносном оружии, якобы использовавшемся на Западном фронте, шли уже давно. В самом деле, слухи о них возникли теперь уже невозможно установить когда, но, во всяком случае, задолго до образования Директории. В начале сентября 1918 года в Крыму княгиня Елизавета Кантакузин записала в дневнике: «Люди говорят о новом оружии — лучах смерти. Будто бы они способны выводить из строя целые полки — не знаю, возможны ли такие ужасные вещи». Соответственно, на закате правления гетмана обрабатывать этими лучами предполагалось как раз петлюровцев. Как вспоминал Илья Эренбург, незадолго до падения Киева, то есть в начале декабря, «различные «осведомленные» беженцы клялись, что у союзников имеются ультрафиолетовые лучи, которыми они могут в течение нескольких часов уничтожить и «красных», и «самостийников». 

Немного погодя «достоверная» информация о страшном оружии попала в киевские газеты. В последний день 1918 года «Наш путь», а в первый день 1919 года «Согласие» опубликовали сообщение Украинского телеграфного агентства о том, что союзники снабдили добровольческие отряды в Одессе, помимо минометов, танков и других орудий современной войны, «машинами для ослепления», то есть теми самыми фиолетовыми лучами. К сообщению прилагался переданный корреспондентом рассказ некоего французского офицера, который якобы лично видел эти машины в работе. Фиолетовые лучи, поведал неназванный собеседник, привезли на фронт американцы. То ли их изобрел целый коллектив американских инженеров, работающих на военное министерство, то ли известный в Америке химик Глейс. Рассказ анонимного «очевидца» о событиях под Реймсом, где новая американская машина была якобы испытана в действии, безусловно, производил впечатление на рядового киевского обывателя: «На наш участок по траншейной железной дороге были доставлены два автомобиля. Над кузовом автомобилей поднимались небольшие круглые башенки, с двумя лентообразными прорезями по окружности. «Новая американская машина для ослепления бошей!» — разнеслось с быстротою молнии по траншеям. В продолжение двух следующих дней машины были установлены в двух исходящих углах нашего участка. Возле машин постоянно возились механики-американцы. Два луча, как два щупальца, протянулись от наших окопов к немцам и бегали по их рядам. Лучи были гораздо уже тех, которые испускаются прожекторами. И свет их был значительно слабее. Если бы не сгустившиеся сумерки, лучей, я думаю, не было бы видно совершенно. Действие их было ужасно. Немцы падали, точно попали под точный прицел нескольких пулеметов. В конце концов они не выдержали и бросились обратно к своим окопам. 

В настоящее время машины эти еще более усовершенствованы. Они передвигаются непосредственно за атакующими и бросают свои ужасные лучи через их головы в лицо противника. Оказалось к тому же, что страшное оружие было отнюдь не смертоносным, а гораздо лучше. Фиолетовые лучи ослепляют мгновенно. Зрение теряется абсолютно. Но сила лучей рассчитана так, что через 4—6 месяцев ослепленный выздоравливает. Таким образом, ослепительную машину, несмотря на ее ужасное действие, нужно считать наиболее гуманным орудием современной войны». 

В попытке докопаться до истины газетчики обратились к ученым. Профессор Георгий де Метц, преподававший физику в университете Святого Владимира, осторожно высказался: о достоверности утверждения, что пораженный лучами глаз через полгода вновь начинает нормально функционировать, «сказать что-либо определенное затрудняюсь». Он же предположил, что речь, наверное, не столько о фиолетовых (не могут же едва заметные лучи в видимом спектре ослеплять!), сколько об ультрафиолетовых лучах, не видимых глазом, но могущих поражать сетчатку. Профессор Руберт, специалист по глазным болезням, вторил коллеге: ультрафиолетовыми лучами, в принципе, можно ослепить, но очень сомнительно, чтобы больного после этого можно было вылечить… 

А еще за день до интервью с учеными, 4 января, та же газета «Наш путь» напечатала фельетон Бориса Мирского (настоящая фамилия Миркин-Гецевич) «Больная красавица». Автор рассуждал об изобретенных американцами ультрафиолетовых лучах с общефилософской, культурной, христианской точек зрения… (Чем, видимо, весьма впечатлил некоторых читателей. Гораздо позже и о лучах, и об этом фельетоне вспомнил в своих известных мемуарах Виктор Шкловский.) Выводы лежали далеко за пределами круга таких житейских мелочей, как Директория, большевики или глазные болезни: «Ультрафиолетовые лучи не против культуры; они именно в культуре. Лучше, конечно, было бы без них; но появление лучей — не случайность, не «отвратительный сон напившегося божества», а логический стан мирового великолепия. Если мир — система, если мир — прекрасный остров, вынырнувший из хаоса, если лифт и телефон в какой-то умозрительной точке сливаются с моралью, то ложно аскетическое христианство, еретичен социализм, неубедительно богочеловечество, а радостна культура, радостен экстаз человекобожия, и ультрафиолетовые лучи имеют священное право пребывать в разноцветном спектре вселенского бытия. Пока есть книга, пока есть наука, пока нет совдепов ни в Париже, ни на Сандвичевых островах — ультрафиолетовые лучи необходимы миру, как необходимо зло для наиболее полного и целостного принятия мира, этой прекрасной «больной» красавицы». 

Мир между тем жил своей приземленной жизнью. Заняв Киев, Директория попыталась в свою очередь столковаться с союзниками на основе противостояния большевикам. Принцип «враг моего врага — мой друг» в гражданскую войну использовался неоднократно и, в общем, небезуспешно. В январе 1919 года проходили переговоры между представителями Директории и полковником Анри Фрейденбергом, начальником штаба генерала д’Ансельма, командующего группировкой французских войск в Одессе. С украинской стороны в переговорах участвовали военный министр УНР генерал Александр Греков, генерал Матвеев и доктор Артемий Мелитонович Галип, бывший при гетмане товарищем министра иностранных дел Афанасьева, но теперь успешно служивший ниспровергателям гетмана. 

Греков общался и с несостоявшимся спасителем гетмана — консулом Энно. Директория не настаивала на помощи войсками, но просила о передаче ей техники: танков и… тех самых ультрафиолетовых лучей. Сам факт переговоров хорошо известен историкам, но о лучах как о предмете этих переговоров мы знаем только из сообщения «Азбуки» — белогвардейской разведывательной организации, действовавшей в то время главным образом в Украине и поставлявшей информацию в штаб Антона Деникина, на Кубань. 

Не исключено, что украинцы сами и распустили слух о смертоносном оружии, которое-де они собираются получить от союзников. И вот в последний день января в одной украинской газете появилось многообещающее сообщение: «У вечорi, 28 сiчня до Київа прибули i висилаються на фронт найновiшої конструкцiї французькi панцирнi автомобiлi з спецiяльними на них пристроями для фiолетового промiння. Вкупi з ними прибув спецiяльний французький службовий персонал для роботи з цими машинами». Та же дата, 28 января, упоминается в том самом адресованном жителям Черниговщины грозном Оповещении. И особенно умиляет фраза о том, что лучи одинаково ослепляют и тогда, когда человек стоит к ним спиной. Как говорится, хотите верьте, хотите нет… 

На практике же все оказалось несколько проще. Вновь слово Константину Паустовскому: «В ночь «фиолетового луча» в городе было мертвенно тихо. Даже артиллерийский огонь замолк, и единственное, что было слышно, — это отдаленный грохот колес. По этому характерному звуку опытные киевские жители поняли, что из города в неизвестном направлении поспешно удаляются армейские обозы. Так оно и случилось. Утром город был свободен от петлюровцев, выметен до последней соринки. Слухи о фиолетовых лучах для того и были пущены, чтобы ночью уйти без помехи». 

Это, конечно, слегка приукрашено. Директория покинула Киев не за одну ночь. Но, что называется, общий замысел ясен: напугать обывателей, дабы спрятались по подвалам и не путались под ногами… И действительно, слухи об ужасном оружии возымели определенный психологический эффект, а их отголоски циркулировали еще какое-то время. По рассказу некоего украинца, выбравшегося из уже советского Киева в середине февраля, большевики очень боялись Антанты, ибо против танков и фиолетовых лучей у них, дескать, не было никаких средств. А всего двумя месяцами позже подокрепшие большевики издевались над бывшими союзниками своей страны: «Единая Антанта с выдуманными разными лжецами фиолетовыми лучами и страшными танками — раскололась теперь и дышит на ладан»… 

Последний раз о лучах вспоминали в последний период гражданской войны, в русско-польскую кампанию. Тогда, согласно рассказам большевиков, некие несознательные обыватели заколебались: да, Красная Армия непобедима, но говорят, что поляки применят фиолетовые лучи — так не нужно ли на всякий случай приготовить подвалы?.. Не сей паники фиолетовыми лучами! — отвечали обывателям уже вполне уверенные в себе представители класса-гегемона. Красная армия «побеждает, и победа впредь непременно останется за ней, так как она и только она обладает фиолетово-красными лучами, поражающими людей в глаза (ум) и спину (душу) не только в замках и дворцах, но и в подвалах и погребах всего мира. Ее красные лучи — коммунизм, который поразит все углы и концы мира и тебя, обыватель, вместе с ними». 

Что же было на самом деле? Да ничего. Не приходится сомневаться, что страшные лучи — выдумка от начала до конца. Никаких упоминаний ни о фиолетовых, ни об ультрафиолетовых лучах как об оружии реальная история Первой мировой войны не сохранила. Несколько позднее, в середине 20-х годов, некий английский изобретатель Гарри Меттьюз заявил об открытии «лучей смерти», с помощью которых он якобы мог сбивать самолеты и останавливать корабли, взрывать боеприпасы и выводить из строя пехоту на расстоянии нескольких километров. Какие-то журналисты утверждали, что видели аппарат Меттьюза в действии, причем фокус якобы и состоял в применении ультрафиолетовых лучей, ионизировавших воздух, после чего нужные эффекты достигались посредством обычных электрических разрядов. Но от всех предложений подтвердить свои заявления публичными экспериментами изобретатель находил тот или иной способ увильнуть. Никакого оружия не получилось, и о мнимом изобретении, естественно, забыли. 

Киевские же слухи в свое время наверняка не прошли мимо ушей Михаила Булгакова. Дважды, в повести «Роковые яйца» (1924) и в пьесе «Адам и Ева» (1931), в его произведениях встречается луч (в «Роковых яйцах» — красный). Правда, не в качестве орудия убийства, а, напротив, как средство оживления в одном случае и спасения от отравления в другом. Тем не менее, возможно, этот образ писателю в какой-то мере навеяли разговоры о фиолетовых лучах — или, может быть, фельетон восхищавшегося этими лучами Бориса Мирского?.. И теперь в доме великого киевлянина маленький листок бумаги напоминает об одном эпизоде той «странной, неестественной жизни» — эпизоде, вполне характерном своей нереальностью.
 "Интересный Киев"