вторник, 28 января 2020 г.

ЧЕЛОВЕК - ЛЕГЕНДА

ШИМОН КАГАНЕР (КАЧА). זייל. Человек-легенда. Много ли в Израиле дивизий, которые, кроме номера, носили бы спустя десятилетия имя своего лучшего командира?
Участник израильских войн, чью руку пожимал Давид Бен-Гурион, и чьим мужеством восхищался премьер министр Англии Тони Блэр. Офицер, которого король Иордании Хуссейн лично приглашал в гости. Сегодня его хоронят... Мне посчастливилось встретиться с Качей еще при его жизни..
...Боец первого еврейского спецназа по борьбе с террором (101 подразделение) и командир одной из лучших десантных дивизий резерва, более известной как «дивизия Кача», 80-летний израильский полковник Шимон Каганер (Кача) убежден, что свои войны Израиль всегда вел исключительно ради мира – других целей не было.

Если допустить, что каждый человек состоит из воспоминаний, то Кача, хранящий на протяжении многих лет уникальные документы и фотографии периода первого еврейского спецназа и израильских войн; Кача, товарищами которого были Арик Шарон, Меир Хар-Цион, Мота Гур, Дани Матт, Эзер Вайцман и другие, чьи имена вошли в историю, - скорее носитель коллективной памяти. Меир Хар-Цион - друг его детства (вместе росли в Ришпоне), он же привел его в 101-е спецподразделение Арика Шарона. Участник самых рискованных операций 101-го подразделения в тылу противника, а так же боев за Иерусалим (1967) и сражений по ту сторону Суэца в районе Исмаилии (1973), Кача и по сей день в хорошей форме: возраст над ним не властен. Разве что напомнят о себе следы былого ранения - осколки, с которыми он не расстается уже более полувека.
Кача берет с полки арабский нож с кривым лезвием, поддевает им дверцу стелажа и извлекает пистолет, на стволе которого выбит немецкий крест и дата – 1941 год. Он хранит его с той памятной ночи – 21 декабря 1953 года, когда отправился с Меиром Хар-Ционом и еще двумя бойцами 101 спецподразделения на операцию в Хеврон. Выполнив задание, группа уже возвращалась назад, когда была атакована египетскими солдатами, открывшими огонь из укрытия. Меир сказал Каче: «Когда покажутся - целься в главного. Они его подберут и отступят».
Но тут Меир ошибся. Египетские солдаты бежали, едва их командир упал, как подкошенный. Они и не думали его подбирать. Кача подумал, что тот ранен, вытащил фляжку с водой, чтобы дать раненому воды, но когда подошел, увидел, что офицер мертв. Кача забрал его пистолет, и группа двинулась дальше. Когда он разглядел свой трофей уже в лагере, у него мурашки по телу побежали. Пистолет был немецкого производства. Изготовлен в 1941 году. Наверняка, не раз побывал в деле. Как он попал из Германии к иорданцам, один бог знает. Моше Даян, увидев у Качи этот пистолет, сказал: «Можешь оставить его себе в качестве награды за операцию». С тех пор Кача с ним не расставался. Проблемы начались потом, когда уже в мирные дни от него каждый год стали требовать подтверждения лицензии на трофейный пистолет. В конце концов Каче это надоело, он залил его дуло свинцом и избавился от лишней «головной боли».
Второй трофей - автомат Калашникова, подобранный одним из его солдат в Синае во время Шестидневной войны Кача получил от родителей этого парня, который позднее подорвался на мине. Когда он приехал в дом солдата на «шиву», его отец вынес Каче автомат и протянул ему со словами: «Пусть будет у тебя. Еще пригодится». Родители этого погибшего парня выжили в Катастрофе: мать пятнадцатилетней девочкой покинула Вену с последним транспортом, отец бежал из окккупированной Польши, воевал в составе армии Андерса и остался инвалидом. У их сына был еще брат-близнец, который поклялся восстановить род за себя и за погибшего. И он выполнил свое обещание: в его семье девять детей и шестьдесят четыре внука и правнука. Что же касается Качи, то он прошел с подаренным ему трофейным автоматом всю Войну Судного дня. Когда дивизия получила винтовки М-16, Кача попросил одного оружейника сделать ему из «калашникова» гибрид, чтобы калибр был тот же, что и у его солдат. А в довершение ко всему еще и выбил на стволе свое имя – Кача. Получился именной «калашников».
...Много ли в Израиле дивизий, которые, кроме номера, носили бы спустя десятилетия имя своего лучшего командира? Участников израильских войн, чью руку пожимал Давид Бен-Гурион и чьим мужеством восхищался премьер министр Англии Тони Блэр? Офицеров, которых король Иордании Хуссейн лично приглашал в гости? Кача – это, без преувеличения, целое явление.
Право быть одним из многих
Сам же боец первого еврейского спецназа по борьбе с террором, участник многих войн и живое воплощение истории выживания израильского государства считает себя всего лишь одним из многих и не торопится писать мемуары. Хотя к его старым документам все время добавляются новые, которых набралась уже целая стопка. Вот, например, заключение профессора медицины: «Мы лечим его более тридцати лет. Другой бы на его месте давно опустил руки, но речь идет об очень сильном человеке, который мужественно справляется со всеми последствиями тяжелого ранения». Рядом еще одно заключение, правда, сорокалетней давности. Кача тогда лежал в больнице после тяжелого ранения в живот. Довольно долго часть его кишечника вообще была снаружи и его спасали антибиотиками. А тут начинается Синайская кампания и – никаких шансов на досрочную выписку. Разве он может оставить своих солдат! Кача звонит Шарону: «Арик, пришли за мной в больницу джип». Шарон тут же выполняет просьбу. Врачу остается только дописать в медицинское заключение последнюю строчку: «Курс лечения антибиотиками прерван. Больной из отделения сбежал». У Качи, который не раз попадал в больницу из-за последствий ранения, уже наберется десяток таких справок.
…Тут будет кстати упомянуть историю о том, как во время Шестидневной войны товарищ Качи по 101-му спецподразделению Меир Хар-Цион, оставшийся тяжелым инвалидом с недействующей рукой после вылазки в стан врага в начале 1950-х, в 1967-м поднялся в Иерусалим и присоединился к воюющим за Старый город. Сначала он пришел к Михе Капусте, который когда-то был его солдатом, а в Шестидневную вступил уже командиром. А потом они оба присоединились к бойцам Качи. «Я Меира понимаю. Разве мог он усидеть дома, когда шли бои за Иерусалим? Меир был человеком поступка и всегда добивался того, что задумал», - вспоминал о нем Кача.
«Он еще вырастет в льва»
Шимон Каганер (Кача) начинал армейскую службу в пехотной бригаде Нахаль. Армия тогда была еще слабая и не справлялась с арабскими бандами, проникавшими на территорию Израиля через границу почти каждую ночь. Грабежам и убийствам не было конца. Все понимали: эту проблему нужно решать как-то иначе. Бен-Гурион считал, что нестандартно мыслящий командир и неиспорченные традиционными учениями солдаты, способны совершить маленькую революцию и повести за собой всю армию. Моше Даян, в отличие от него, полагал, что с этой задачей справятся и опытные офицеры.
Шарону тогда было 25 лет. У молодого майора уже много чего было за спиной, начиная с Войны за Независимость. Арик не вписывался в привычные армейские рамки, а храбрости и отваги ему было не занимать. Поэтому ставку решили сделать на него. Но Шарон выдвинул три условия: «Каждого бойца для своей группы я буду выбирать сам - никто в это вмешивается! Мое участие в планировании всех операций обязательно, поскольку только я знаю возможности своих бойцов и их предел. И еще: мы получаем лучшее снаряжение, которое есть в армии. Если же моей группе понадобится особая обувь или нестандартное оружие, нас должны ими обеспечить!».
У Качи хранятся все документы, относящиеся к периоду создания и деятельности 101-го подразделения, которое по сути превратилось в первый израильский спецназ по борьбе с террором. Принципы были железные: все операции проводятся только на территории противника; спецназовцы Шарона атакуют банду еще до того, как она проникнет на израильскую территорию; ни одно действие грабителей и убийц не остается безнаказанным. Что касается последнего принципа – он диктовался не местью, а, скорее, идеологией.
В начале 1950-х бойцы 101-го подразделения и не мечтали о средствах, которыми располагает современный спецназ, и всю разведку на территории противника выполняли, полагаясь на свои глаза, уши и внутренне чутье, и ничем себя при этом не обнаруживая! Кача считает, что современный израильский спецназ готовится долго и действует на самом высшем уровне. Отбирают лучших из лучших. В то время как у бойцов 101-го подразделения практически не было времени на подготовку. Еще вчера Кача был простым солдатом в Нахаль, а сегодня уже выходит в составе небольшой группы на операцию по ту сторону границы - вот так это было!
В 101-е спецподразделение Качу привел Меир Хар-Цион, который родился в Герцлии, а рос, как и Кача, в Ришпоне. Они дружили едва ли не с трех лет. Меир пришел к Шарону раньше, успел себя проявить, и одного его слова было достаточно, чтобы Арик сразу зачислил его лучшего друга в группу. Кстати, он же (Шарон) подбирал и новые имена бойцам 101-го подразделения. Меир, у которого была длинная и сложная в произношении фамилия, благодаря Арику стал Хар-Ционом. Ну а Шимон Каганер стал называть себя Качей еще до прихода в спецназ – в память об одном поселенце, убитом арабами в Тель-Хай.
Спецподразделение состояло из тридцати пяти солдат действующей армии и пяти «стариков». Один из них, Йоси, увидев 18-летнего Качу в первый раз, сказал: «Этот - совсем ребенок!», на что Шарон ему ответил: «Не волнуйся, он еще вырастет в льва».
101 подразделение просуществовало всего несколько месяцев. Решение Моше Даяна о прекращении его деятельности было воспринято спецназовцами тяжело. Они спросили Даяна: «Почему?». Тот ответил: «Вы сделали хорошую работу, но мне нужны не четыре десятка отчаянных храбрецов, а чтобы вся армия была такой, как вы». И бойцов 101-го подразделения перевели в 48 дивизию, ту самую, которая впоследствии получит еще одно, неофициальное название – дивизия Качи. Слова Бен-Гуриона о том, что если группа справится со своей задачей, она поведет за собой всех остальных, стали реальностью. Этим во многом объясняется успех Израиля в Шестидневной войне и Синайской кампании. Маленькая революция в армии, которую имел в виду Бен-Гурион, произошла очень вовремя.
Как приняли «сорвиголов» Шарона в армейской дивизии? С одной стороны, на них смотрели с уважением. С другой стороны, были и проблемы. Например, был там один офицер-десантник, который служил в дивизии задолго до прихода туда людей Шарона. И с ним случилась такая история… Однажды Шарон назначил Качу командиром в ночной операции за пределами израильской границы, включив в состав группы и того офицера. Кача тогда был простым сержантом и не хотел нарушать субординацию. Он предложил Шарону: «Все, что нужно, я сделаю, но пусть командиром группы будет он, чтобы не получилось неудобной ситуации. Все же он старше меня и выше по званию». Но Арик был непоколебим: «Я назначаю командирами групп только тех, на кого могу положиться, как на себя самого. Точка!» Когда Кача сказал офицеру, что назначен командиром группы, тот заявил: «В таком случае я с вами не иду. В армии должна соблюдаться субординация!». Через пару дней этот офицер подал прошение о своем переводе из 48-й дивизии. С Меиром тоже была история. И даже покруче, чем у Качи. У Меира была такая «спина» в лице Шарона и Моше Даяна, что офицерское звание он получил безо всяких курсов, на которые пытался ходить, но через два дня бросил: «Я вообще не понимаю, о чем они там говорят!». Он был человеком действия. Что же касается Ариэля Шарона и Моше Даяна, те считали, что израильским офицерам есть чему учиться у бойца Меира Хар-Циона, а не наоборот.
Когда спецназовцы 101 подразделения стали частью дивизии, Шарон первым делом приказал им провести роту молодых десантников по Израилю: «Они должны все промерить своими ногами, знать каждую тропинку». Иным это давалось тяжело. Ругались на чем свет стоит.
…В книге Меира Хар-Циона есть эпизод, где он описывает одну из операций 101-го подразделения в Хевроне. Один из бойцов говорит Меиру: «Надо уходить, нам тут больше нечего делать». Дальше Меир пишет: «Я продолжаю молчать. Кача тоже молчит. Он такой же, как и я. Тут каждый из нас проходит экзамен, кто на что способен».
Как-то Меир сказал Каче: «В Израиле люди становятся друзьями или в детстве, или в армии, или когда связаны одной работой. У нас с тобой, Кача, есть все три причины для дружбы: детство, армия и работа». К словам Меира остается добавить: оба получили тяжелые ранения во время боевых операций.
…Однажды Меир отправился с группой товарищей в Иорданию, чтобы отомстить бедуинам, которые зверски убили его сестру Шошану и ее друга. Кача договорился с Меиром, что если на обратном пути он не выйдет на связь в условленное время, придется сообщить Шарону о том, что они ушли на акцию возмездия и не вернулись. Так и случилось. И Кача связался с Шароном. Тот ответил: «Подожди, я должен поговорить с Даяном», после чего вернулся к Каче и сообщил, что в Рамле готов к вылету самолет, и если Меиру понадобится помощь, его можно задействовать. Кача взял бинокль, приготовил ящик с записками, которые собирался разбросать с самолета для Меира в пустыне, чтобы предупредить его о предстоящем аресте за самовольную вылазку. Вызволять группу Каче не пришлось: она уже возвращалась без потерь. Шарон велел Каче лететь вместе с Меиром к Бен-Гуриону в Сдэ-Бокер, но когда они уже были по дороге туда, снова связался с ними и все отменил: «Старик» уже знает. Возвращайтесь назад». Членов группы отвезли в полицию, где они некоторое время находились под арестом.
Много лет спустя Меир Хар-Цион выступил с очень резкой критикой Шарона по поводу его политики «размежевания» и фактически отрекся от него. Кача узнал об этом еще до того, как об этом вышла статья в газете. Он попросил журналистку напечатать в том же номере и его мнение, где постарался смягчить нанесенный Меиром удар. Но прежде Кача предупредил Арика о том, что собирается это сделать. И что он услышал в ответ? «Только обещай мне, что Меир от твоего выступления в газете не пострадает!» Такое у Арика было уважение и бережное отношение к Меиру, несмотря ни на что!
…Каково ему было хоронить своих лучших боевых товарищей? В течение всего четырех месяцев (с декабря 2013-го по март 2014-го) Каче пришлось проводить в последний путь Дани Мата, Ариэля Шарона и Меира Хар-Циона. На вопросы журналистов Кача отвечал односложно: «В конце концов каждый из нас когда-нибудь умрет», нр один Бог знает, что творилось тогда в его душе.
…После траурной церемонии по случаю кончины Ариэля Шарона к Каче подошел бывший премьер-министр Британии Тони Блэр, которому переводчик рассказывал о каждом из тех, кто выступал с прощальным словом. Он пожал Каче руку и произнес: "Я знаю, что ты особенный человек и очень много сделал для Израиля. Но мне понравилось в тебе и другое. Ты говорил сейчас от сердца, не как политики, у которых сегодня на уме одно, а завтра другое, - тут он сделал паузу и не без иронии добавил. - Я и сам когда-то был одним из них».
О том, при каких обстоятельствах пожал Каче руку создатель государства Израиль Бен-Гурион, и о чем говорил с ним король Иордании Хусейн, мы узнаем чуть позже.
...Отказаться от заслуженной награды за Войну Судного Дня, быть на равных с солдатами и беречь их жизнь, как свою…Бойца первого еврейского спецназа и командира одной из лучших десантных дивизий резерва, без преувеличения, можно считать совестью израильской армии.
Не по уставу
Каждому из своих офицеров Кача всегда говорил: «Не старайся быть лучше других, а просто делай максимум того, что ты можешь. Выполни задание и сохрани жизнь солдатам». Ему приходилось встречать отличных офицеров, которые были очень хороши в бою, но не слишком дорожили жизнью своих солдат.
За три года до Войны Судного Дня произошел такой случай. Командир дивизии Кача что-то обсуждал с командиром батальона Дани Маттом. Тут же находился еще командир роты. Вдруг подходит один из солдат Качи: «Кача, у тебя есть минутка? У меня проблема...» Кача обращается к Дани Матту: «Извини» и поворачивается к солдату. Оказывается, тому нужно срочно отлучиться из части домой: что-то у него там случилось. Выслушав солдата, он хлопает его по плечу: «Езжай!». Тот убегает. Дани Матт делает Каче внушение: «Знаешь, мне не нравится дисциплина в твоей дивизии. Ты стоишь с командиром батальона и командиром роты, в середине нашего разговора подходит твой солдат, никому не отдавая чести и обращаясь не по уставу. Такого в дивизии быть не должно!». Кача нашелся что ответить: «Дани, давай по существу. Ответь мне: когда объявили призыв, разве не мои ребята прибыли первыми? А на учениях разве не они показали себя лучшими? Так что же тогда не так?» Командир батальона продолжает гнуть свое: «Это все хорошо для мирного времени, но когда начнется война, очень многое будет зависеть от дисциплины, - и приводит Каче в пример дивизию одного полковника - вот у него дисциплина на высоте. Солдаты всегда отдают ему честь, соблюдается строгая субординация». Но и Кача стоит на своем: «Уверяю тебя, что если случится война, мои ребята никого не подведут! Все будет в порядке». Через три года началась Война Судного Дня. И тот полковник, которого приводил в пример Дани Матт, совершил во время боя тактическую ошибку, из-за которой погибли десять солдат и было много раненых. Те, что выжили, впоследствии устроили бойкот своему командиру. Ну а дивизия Качи проявила себя в той войне очень хорошо, и в ней практически не было потерь. Через какое-то время Дани Матт сам заговорил об этом: «Кача, помнишь тот наш разговор – еще до войны? Ты был прав, и я беру свои слова назад. Если бы ты допустил оплошность, твои солдаты были бы за тебя горой, а дивизия полковника, которого я ставил тебе в пример, от него отреклась: не хотят его больше знать!».
…После окончания Войны Судного Дня Качу вызвали на комиссию, где распределяли награды для отличившихся в боях. Он отказался получать награду и был в своем решении непреклонен: «Если награждать – то всю дивизию. Что я могу бы сделать один, без своих солдат? Как я им в глаза потом посмотрю?». Все годы Кача жил в полной уверенности, что принял тогда правильное решение. И еще он не забыл слова Моты Гура, с которым одержал победу в битве за Иерусалим в Шестидневной Войне: «Где знак доблести – ищи чей-то просчет. Когда все идет по плану, нет нужды потом совершать подвиги и раздавать награды». Для Качи нет большей награды, чем письма Арика Шарона, Моты Гура и Дани Матта, которые он хранит много лет. Не говоря уже о книге, написанной его другом и товарищем по 101-му спецподразделению Меиром Хар-Ционом, которую он подарил Каче с личным посвящением, и пожелтевших от времени фотографиях, которые напоминают Каче о прошлом.
От нежинских огурчиков к еврейским коровам
По-русски уроженец Израиля Шимон Каганер не говорит, но кое-что помнит. Например, фразу, которой мама всякий раз реагировала на записки учителя о том, что ее сын интересуется девочками больше, чем учебой: «Не хочу учиться, а хочу жениться!»
Предки легендарного спецназовца Качи, в точнее Шимона Каганера прибыли в Эрец Исраэль из Нежина в начале прошлого века. И, похоже, теперь самое время обратиться к началу истории, потому что не бывает дерева без корней, а человека – без рода и племени.
Родители его родом из Нежина, где у деда по линии отца – Каганера - была фабрика, на которой делали знаменитые на всю Россию соленья - нежинские огурчики. Семьи родителей Качи жили по соседству, а Ося и Ида считались женихом и невестой уже с пятнадцати лет. Под влиянием старшего брата Ося стал активистом нелегального еврейского движения еще когда учился в гимназии. В 17 лет его арестовали и выслали в Казахастан. Связь между Осей и Идой прервалась. Ида решила ехать в Палестину и ждать Осю там. В 1925 году она отправилась туда со своим старшим братом. А Осе неожиданно повезло: жена Горького, помогавшая политзаключенным, убедила Сталина отправить ссыльных евреев в Палестину. К тому времени Ося уже третий год отбывал ссылку в Казахстане. Когда ему сказали, что теперь ему можно уехать в Палестину, но без права возвращения, он возмутился: «Коммунисты придумали этот трюк, чтобы сломить сионистов! Так что я остаюсь здесь и буду продолжать свою борьбу». Ося не знал, что после его ареста Ида уехала в Палестину. И надо же такому случиться: буквально накануне, когда он должен был подписать согласие на выезд в Палестину, либо отказаться, товарищ передал ему почтовую открытку с фотографией, полученную от кого-то из Эрец-Исраэль. На снимке были отчетливо видны три еврейские девушки, работающие в поле. Когда Ося узнал в одной из них Иду, он тут же изменил свое решение и подписал согласие на выезд. Он стал называть себя Ашером, и, прибыв в Палестину, отправился на поиски Иды. Оказалось, что она уже во Франции - учится на агронома.
Теперь о том, как она там оказалась. Для этого отмотаем ленту времени назад. Когда в России начались погромы, дядя Иды эмигрировал в Америку. В Чикаго он неплохо заработал и, увидевшись с племянницей в Палестине, воскликнул: «Ида, ты с ума сошла? Собираешься всю жизнь оставаться сельскохозяйственной рабочей? Лучше уж тогда агрономом!», - и оплатил ей учебу во Франции. Так что Осе пришлось разыскивать ее новый адрес и сообщать во Францию, что он ждет ее в Палестине. Ида тут же ему ответила. Кача хранит у себя эти письма. Его родители писали друг другу по-русски, но в конце непременно добавляли несколько слов на иврите. Они договорились, что на каникулах Ида приедет в Палестину, и тогда прояснится, как быть дальше: все же три года не виделись! Ося к тому времени находился в Рухаме и работал на участке, купленном бароном Ротшильдом для еврейских поселенцев. Чтобы встретить невесту, он взял коня с повозкой и целых три дня добирался до Яффо, куда прибыл корабль. Ида провела в Палестине неделю. Влюбленные решили пожениться, когда Ида закончит учебу. Она вернулась в Эрец-Исраэль в 1930-м году. В первый же свободный от работы день, когда из-за проливного дождя в поле невозможно было выйти, Ося и Ида поехали в рабанут. Дядя (тот самый, из Чикаго) предложил им в подарок купленный им участок земли (там сейчас центр Рамат-Гана): «Делайте с ним что хотите!». На что Ося заявил: «Мы будем жить своим трудом!» и убедил жену отказаться от подарка. Родители Качи были одержимы сионистскими идеями.
Кача родился в 1934 году, был первым сыном и получил имя Шимон в честь отца Иды. Потом родилась сестра Эмануэла, названная в честь бабушки Мани, и младший брат Авигдор, названный в честь своего деда по отцовской линии. Сестра Качи – преподает архитектуру, брат – профессор, ну а себя он считает простым мужиком, фермером, посмеиваясь над тем, что больше всего близкие гордятся именно им.
Младший брат Качи родился через двенадцать лет после старшего (Качи), когда Ашер (Ося) вернулся с войны: он ведь служил в английской армии артиллеристом, воевал против Роммеля. Когда Каче было девять лет, отец еще воевал. В первый Пэсах, который семья отмечала без него, он прислал своему первенцу поздравление, где писал, что надеется на победу народа Израиля, и обещал будущий праздник встретить уже вместе с сыном.
В 1946-м, когда Ашер уже вернулся с войны, однажды вечером в дверь их дома постучали. Вошли двое мужчин. Каче тогда показалось, что они прилетели с Луны, ведь до этого он никогда еще не видел мужчин в костюмах и галстуках! Незнакомцы оказались агентами по продаже земельных участков. Ну а Каганеры угощали их по русскому обычаю чаем, а не кофе. Гости предложили родителям Качи два участка в районе Герцлии с большой скидкой. Глава семьи деловито спросил, какая там почва, есть ли вода? Те улыбнулись: «Эти участки предназначены для застройки, а не для сельского хозяйства. В будущем они многократно возрастут в цене. Сделка очень выгодная!». Но Ашер только что вернулся с войны, денег у него не было, и весь семейный капитал заключался в девяти коровах, о чем он гостям сразу и сообщил. «А почему бы вам не продать коров? Вот и деньги появятся!» - не унимались гости. - «Продать коров? Нет уж, спасибо!» - решительно заявил Ашер. Когда они уехали, Кача сказал отцу: «А, может, стоило согласиться? Ведь если участки подорожают, их можно будет продать по другой цене и купить гораздо больше коров. И тогда у нас будет большая ферма». Отец взглянул на сына так, словно видел впервые: «То есть купим дешево, а продадим дорого? Ты это имел в виду?» - «Да!» И тут Ашер с чувством произнес: «Шимон, запомни, мы не спекулянты и всегда будем жить только своим трудом! Это «там» (в Нежине) нас называли жидами-спекулянтами, а тут мы у себя дома, на своей земле, и того, что ты мне предлагаешь, не будет никогда!» С этими убеждениями Ашер Каганер не расстался до конца жизни.
Невеста из бочки и испорченный сюрприз
Кача считает, что у него были отличные родители, и сумели правильно его воспитать. Во всяком случае, Каче не так важно, ЧЕМ занимаются его дети и внуки, а важно, КАКИЕ они люди. И еще ему важно, чтобы они никогда отсюда не уехали. Их еврейский дом – здесь. Его невозможно выстроить в Америке или Европе. И у них есть ответственность перед будущими поколениями, перед историей.
Кстати, у жены Качи Рут тоже интересная семейная история. Ее дед прибыл с семьей в Палестину из Литвы в конце позапрошлого века. Когда его супруга умерла, оставив его с маленьким ребенком, он какое-то время помыкался один, а потом не выдержал и написал письмо родне в Литву: «Нет ли у вас на примете подходящей еврейской девушки, которая согласилась бы выйти замуж за вдовца и стать хорошей матерью его ребенку?». Ответ не заставил себя ждать: «Невесту нашли. Отправляем на корабле. Встречай». У деда Рут был в Тель-Авиве магазинчик и он знал в порту многих грузчиков. Договорился, что они сразу сообщат ему, когда прибудет корабль. Но тут случилась беда: турки не позволили евреям сойти на берег. На помощь пришли те же грузчики-арабы. Они спрятали невесту в бочку из-под селедки и спустили с корабля с прочим грузом, а вечером доставили ее к отцу. Так что Кача с его завидным чувством юмора не упускает возможности напомнить об этом жене: «Если бы я знал, что твоя бабушка прибыла сюда в бочке из-под селедки, то еще подумал бы, жениться на тебе или нет».
Когда Каче исполнилось семьдесят лет, семья решила устроить ему сюрприз – созвать на юбилей множество гостей. Возвратившись однажды домой, он обнаружил на столе груду неподписанных конвертов, а внутри их - открытки и тут же устроил домочадцам дознание: «Это что?» - «Приглашения на твой юбилей. Тут только часть, мы не знаем точного адреса людей, которых собираемся пригласить». Кача принялся рвать конверты, потом спохватился: «А где остальные конверты?» - «В мешке. Уже подписаны. Собирались нести на почту». – «Несите мешок сюда. Не будет никакого юбилея!» Его дети возмутились: «Но мы уже сами большие и вправе решать!» На что отец им ответил: «Когда я стану большим и мне будет лет 90, тогда и устроим юбилей».
Семейная реликвия
Где-то в начале 1990-х в Израиль прибыли кузены Качи по материнской линии. Он был на резервистских сборах, но вырвался на день, чтобы с ними повидаться. И первое, что выпалил им с порога: «Ну, господа Кагановы, и где вы были эти пятьдесят лет?» Впрочем, встреча получилась замечательная. Наконец-то все собрались в Израиле. Но до этого произошло еще одно знаменательное событие. Отец Качи в середине 1960-х ездил в Москву. Его старшего брата Воли уже не было в живых. Он встретился с его вдовой, и она отдала Ашеру семейную реликвию, которая передавалась с конца позапрошлого века по мужской линии рода - от старшего сына к старшему сыну. Женщина полезла под кровать и извлекла из тайника миниатюрный ТАНАХ на иврите со словами: «Твой покойный брат, Ося, был первым сыном в семье и получил ее от отца. А я теперь вынуждена прятать вашу семейную реликвию под кроватью, потому что в России за такие вещи преследуют. Вот я и решила: пусть она лучше будет у тебя: отдашь своему первенцу Шимону!». Отец Качи привез реликвию в Израиль и ничего не рассказывал сыну о ней целых одиннадцать лет! Он ждал особого случая и дождался, когда вся семья собралась отмечать присвоение Каче очередного воинского звания. Вручая сыну ТАНАХ, он сказал: «Знаешь, Шимон, если бы твой прапрадед, который начал в нашей семье эту традицию, знал, что в итоге она окажется у его праправнука – полковника израильской армии, защищающей народ Израиля, он бы пустился в пляс от радости даже в могиле». С тех пор Кача не расстается с этой реликвией. Но это еще не конец истории!
Однажды Кача поехал на Кавказ в гости к своему другу. Поездка была отличной, но на обратном пути полковника неожиданно задержали таможенники, обнаружившие на досмотре ТАНАХ. Они заявили, что он не имеет права вывозить за пределы их страны подобные раритеты! Кача пытался убедить их, что привез книжечку с собой из Израиля. Те не верили. Между тем, началась посадка в самолет... Таможенники уперлись, но и Кача не уступил. Нетерпеливые пассажиры из очереди начали ему кричать: «Отдай им то, что они просят, и нас не задерживай!» И тогда Кача заявил таможенникам: «Хорошо. Вы можете взять у меня эту вещь, но только вместе с моей рукой!» На тех это почему-то вдруг подействовало, и Качу с его ТАНАХом через границу пропустили.
История трех снимков
За спиной Качи – большая цветная фотография, снятая в июне 1967 года на Храмовой горе. Бен-Гурион с улыбкой пожимает ему руку.
Шестидневную войну Кача начинал командиром роты, а заканчивал заместителем командира дивизии. Этому предшествовало одно событие. В первую ночь после начала боев за Иерусалим заместитель командира дивизии был ранен, и Мота Гур назначил вместо него Качу. Вместе с полномочиями он получил под непрекращающимся огнем карту раненого, все его бумаги и бинокль. Так что новую должность Каче пришлось осваивать в условиях боя. Спустя годы Мота Гур напишет ему в посвящении на титульном листе своей книги о Шестидневной Войне»: «Ты стал заместителем командира дивизии в трудный момент, когда она несла потери, но то, как ты бесстрашно вел себя под огнем, вселяло в солдат уверенность в победе».
Когда дивизия Качи находилась на Храмовой горе, появился Бен-Гурион. Он оглядывался по сторонам в поисках знакомых лиц и в этот момент его взгляд упал на Качу. Бен-Гурион улыбнулся, подошел и протянул ему руку. Они были знакомы, Бен-Гурион даже помнил о том, что еще до Синайской кампании Кача получил в одной из операций тяжелое ранение. В момент рукопожатия кто-то из фотографов – а их там крутилось немало - щелкнул затвором камеры. Прошло двадцать лет. И вдруг товарищ Качи привозит из Америки журнал, выходящий в Нью-Йорке, и там – эта фотография! И на ней Бен-Гурон и Кача в каске со скошенным краем - осколок оставил отметину!
…В период переговоров Израиля с Иорданией об условиях мирного договора Качу включили в состав делегации. Когда официальная часть закончилась и началось неформальное общение, король Хусейн спросил Качу: «Что я могу сделать для тебя?» Тот ответил: «Если между нашими странами будет мир, мне бы хотелось побывать в вашем королевстве, встретиться с офицерами, которые воевали против нас в Иерусалиме летом 1967-го, и принять их у себя, в Израиле». В архиве Качи сохранилась фотографии, где запечатлен момент его беседы с королем Хусейном и встречи с иорданскими офицерами, которые были противниками израильтян в Шестидневной войне.
Мне остается рассказать историю третьего снимка сорокалетней давности, запечатлевшего застолье офицеров. Один из них стоит и с улыбкой что-то говорит Каче, сидящему вместе со всеми за накрытым столом. Перед тем, как оставить Исмаилию и вернуться домой, в Израиль, израильтяне устроили прощальный ужин по ту сторону Суэца, пригласив на него офицеров ООН. На всякий случай «шифровались», скрывая от гостей свои настоящие имена - ведь офицеры ООН общались и с противниками израильтян - египтянами. Качу его товарищи во время ужина именовали Закан (борода). Но в какой-то момент полковник ООН вдруг встал и сказал, обращаясь к командиру дивизии: «Надеюсь, что когда-нибудь мы узнаем и ваши настоящие имена, правда, Кача?» Все, конечно, сразу поняли, что, оказывается, в ООН об израильтянах знали гораздо больше, чем тем казалось, и, конечно, оценили юмор.
Несостоявшаяся миссия
Когда началась Война Судного Дня, дивизия Качи была на севере, в районе Бейт-Шеан. Кача уже знал, что Шарон на юге, и там очень «жарко». Рвался туда. Сам искал для себя войну. Но командир округа сказал: «У вас особая миссия, помяни мое слово - вы еще войдете в историю, и ты будешь меня за это благодарить. Завтра ты с членами оперативного штаба должен прибыть в аэропорт. Там получите секретное задание». И вот они уже в самолете. Кача открывает карты и видит: задание рискованное и очень смелое. Он со своими бойцами уже в воздухе, но в последний момент все отменяется: авиация нужна на Суэце, и их не смогут прикрыть с воздуха. Возвращаются назад и наконец-то (!) дивизию бросают на южный фронт, в Синай. Офицер связи из оперативного штаба Шарона узнает об этом первым и тут же связывается с Ариком: «Тут твой бородатый друг с севера прибывает». Арик сразу понимает, о ком идет речь и говорит ему: «Очень хорошо! Он нам нужен тут!» И Кача со своими бойцами сразу подключается к операции в районе Суэцкого канала, продвигаясь к Исмаилии. В этих боях дивизия потеряла одного солдата.
…По случаю двадцатилетия окончания Войны Судного Дня Ариэль Шарон напишет Каче: «Спасибо за твой вклад. Я знал, на кого можно положиться. В Войну Судного Дня твоя дивизия была для нас на южном фронте как луч солнца, пробивающийся сквозь тучи». Это письмо полковник хранит вместе с запиской от своего бессменного водителя, прошедшего с ним не одну войну: «Кача, береги себя!»
«Мы воевали ради мира…»
После соглашения о прекращении огня между Израилем и Египтом дивизия Качи еще довольно долго продолжала оставаться в «Африке» (по ту сторону Суэца). Едва появилась первая возможность съездить домой в отпуск, на летном поле выстроились две очереди – из офицеров и солдат. Кача стоял в одной из них (офицерской), когда увидел, что в обход первой и второй очереди к самолету проходят солдаты, которых почему-то беспрепятственно пропускают. Поймал одного из них (он был ему незнаком): «В чем дело? Как это у вас получается?» А тот шепчет ему на ухо: «Скажи, что ты из дивизии Качи – и тебя пропустят!». Качу в армии знали и уважали все. Он с каждым говорил как с равным, невзирая на разницу в возрасте и звании. Сам же он считал, что командир не обязан быть товарищем каждому солдату, но солдат должен чувствовать, что его жизнь командиру так же небезразлична, как и его собственная.
…Мне остается добавить к истории о Каче кое-что еще. Все его дети - десантники. И все они живут в Израиле. Потому что, как и их отец считают, что у евреев нет и не может быть другого дома. На одном снимке Кача снят вместе со своими детьми и внучкой перед совместным прыжком с парашютом. Все пятеро - в форме ЦАХАЛа. «Если нам и приходится еще воевать, то мы воюем не ради войны – ради мира», - говорит мне Кача.
Шели Шрайман (из сборника "Пропуск в вечность для маленькой страны")

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..