Американские евреи говорят на английском, но наши священные книги написаны на древнееврейском
Материал любезно предоставлен Tablet
Поэт и литературный критик Адам Кирш читает даф йоми — лист Талмуда в день — вместе с евреями по всему миру и делится размышлениями о прочитанном. На этот раз речь пойдет о том, что происходит, когда самые авторитетные хранители традиции заходят в тупик.
Нет нужды долго находиться в реформистской или консервативной синагоге, чтобы понять: у американского иудаизма есть языковая проблема. Ее просто описать, но трудно решить. Американские евреи говорят по‑английски, но наши священные тексты — главы Торы, молитвы — написаны на древнееврейском. В итоге большинство из нас не понимает, что мы слышим или даже что произносим во время молитвы. Однако, если попытаться сократить долю иврита в синагогальной службе, читая молитвы на английском, теряется ощущение связи с древней традицией, которая является важной частью еврейской духовности. Единственное реальное решение этой дилеммы состоит в том, чтобы каждый еврей выучил иврит, но нам еще долго придется ждать, прежде чем такой день наступит.
Так что чтение даф йоми на этой неделе было особенно утешительным: благодаря ему мы осознали, что это проблема не исключительно американского еврейства; она сопутствует иудаизму со времен вавилонского плена. Язык Танаха — древнееврейский, однако ко времени составления Талмуда еврейский народ, даже в Святой земле, уже не говорил на иврите как на родном языке; их родным языком был арамейский, довольно близкий ивриту. А евреи в других частях античного мира не знали и арамейского и обходились греческим. Так, Филон Александрийский, знаменитый комментатор Библии, живший в I веке новой эры, основывал свои подробные толкования Торы на ее греческом переводе, известном как Септуагинта; не факт, что он вообще знал иврит. Иудаизм был религией перевода и бытовал в переводе почти с самого своего появления.
Языковая тема возникает во второй главе трактата «Мегила», когда Талмуд поднимает вопрос о том, как следует читать книгу Эсфири. Это может показаться очевидным, но Мишна считает нужным уточнить, что текст должен читаться в том порядке, в каком он был написан: «Тот, кто читает “Мегилу” не в должном порядке, <…> не выполняет свою обязанность». Кроме того, как и Тору, ее нельзя читать по памяти: у читающего «Мегилат Эстер» должен быть письменный текст перед глазами. Далее мы узнаем, что в идеале это должен быть свиток, содержащий только книгу Эсфири, — «Мегилат Эстер». Если же мы пользуемся более крупным кодексом или свитком, например Писаниями, нужно, чтобы страницы книги Эстер были заметно короче или длиннее остальных. Это делается для того, чтобы публика видела, что чтец исполняет заповедь Пурима, читая книгу Эсфири, а не какой‑либо другой библейский текст. Кроме того, при написании «Свитка Эстер» нельзя использовать любые чернила: Мишна перечисляет несколько запрещенных веществ, включая самму, аурипигмент и комос, разновидность древесной смолы.
Дальше Мишна утверждает, что заповедь считается выполненной, только если «Мегилат Эстер» читают вслух и громко — чтение про себя не засчитывается. Откуда мы это знаем? — удивляется Гемара. В конце концов, основанием для чтения «Мегилы» служит библейский стих «и чтобы дни эти были памятны и празднуемы во все роды в каждом племени, в каждой области и в каждом городе; и чтобы дни эти Пурима не отменялись у иудеев, и память о них не исчезла у детей их» (Есф., 9:28). Тут ничего не говорится о чтении книги Эсфири — только о памяти. Но Рава находит ответ на этот вопрос, применяя излюбленный экзегетический прием — аналогию с другим библейским стихом. Как книга Эсфири повелевает нам сохранять память, так и книга Исход содержит наставление Б‑га Моисею: «…запиши это для памяти в книге». «Как там в книге, так и тут в книге», — поясняет Рава в Мегила, 18а.
Ну хорошо, упорствует Гемара, но эта аналогия доказывает лишь то, что мы должны читать историю Эстер по книге. Но из нее никак не следует, что книгу нужно читать вслух, как предписывает Мишна: «Может быть, нужно просто смотреть в книгу [рассказывая историю Эстер]». Откуда же выводится это правило? И вновь мудрецы находят объяснение в Писании, основываясь на другом употреблении слова «помнить». «Помни, как поступил с тобой Амалек, когда вы шли из Египта», гласит Втор., 25:17, а двумя стихами дальше: «Не забудь». Один из ключевых принципов талмудической экзегезы состоит в том, что библейский текст никогда не бывает избыточен без причины: если Тора предписывать «помнить», а затем «не забывать», то это потому, что имеются в виду два разных предписания. «Не забудь», толкует Гемара, относится к сердцу, а «помни» — ко рту: поэтому помнить мы должны не про себя, молча, а вслух и громко.
И в этот момент встает языковой вопрос. Мы теперь знаем, что «Мегилу» нужно читать вслух по книге, но должна ли эта книга быть написана на иврите или перевод тоже подойдет? Ответ Мишны на первый взгляд кажется противоречивым: «Если прочел в переводе или на любом другом языке <…>, не выполнил заповеди. Но те, кто говорят на чужом языке, могут читать “Мегилу” на этом языке. А тот, кто говорит на чужом языке и слушал, как “Мегилу” читали на ашурите [иврите], тот выполнил заповедь».
Сразу встает целый ряд вопросов. Сначала Мишна говорит, что чтение Мегилы в переводе не засчитывается за исполнение заповеди, затем — что разрешено переводить Мегилу на язык, понятный аудитории. И наконец, сообщается, что можно читать на иврите, даже если слушатели не понимают его. (На самом деле ашурит — это «ассирийский» шрифт, которым записывался иврит. Имеется ли в виду язык иврит или только сам шрифт — и тогда «Мегила», записанная на иностранном языке, но ассирийским шрифтом тоже подходит? Согласно комментариям к изданию Талмуда Корена, позднейшие комментаторы расходились во мнениях по этому вопросу.) Как же все‑таки правильно читать книгу Эсфири?
Гемара предпринимает смелую попытку распутать загадочное предписание Мишны. Возможно, чтение в переводе запрещено потому, что оно нарушает правило читать «Мегилу» вслух непосредственно по библейскому тексту. Иными словами, можно предположить, что Мишна запрещает не чтение уже готового перевода, а перевод в уме: когда чтец смотрит в древнееврейский текст «Мегилат Эстер», а вслух произносит его на арамейском для аудитории, которая не понимает иврита. Действительно, такая процедура уже напоминает чтение по памяти, а не с листа, потому что текст, который чтец в итоге произносит, генерируется у него в голове. Но нет, в итоге решает Гемара, это не то, что имеет в виду Мишна. Даже чтение вслух готового арамейского перевода не будет засчитываться за исполнение заповеди.
Но как же это согласуется со следующим утверждением Мишны: «…те, кто говорит на чужом языке, могут читать “Мегилу” на этом языке»? Согласно Раву и Шмуэлю, дело в том, что Мишна имеет в виду не любой чужой язык, а исключительно греческий. Из этого мы можем сделать вывод, что греческий язык пользовался особым статусом как один из языков иудаизма, хотя он и не был еврейским языком (тут можно провести параллель с ролью английского языка для современного еврейства). И действительно, немного позже раббан Шимон бен Гамлиэль постановит, что книги Библии могут быть записаны лишь на двух языках — древнееврейском и греческом. Это постановление согласуется с преданием о том, что переводом Еврейской Библии на греческий, результатом которого стала Септуагинта, или Перевод семидесяти, руководил сам Всевышний. Когда египетский царь Птолемей приказал 72 еврейским мудрецам перевести Библию на греческий, все они представили абсолютно идентичные переводы — явное чудо. Это предание придавало авторитет греческой Библии, что было необходимо многим эллинизированным евреям, не знавшим других языков, в том числе и Филону Александрийскому.
Однако элегантное решение Рава и Шмуэля не остается без возражений. Обнаруживается барайта, которая утверждает: «Если читает “Мегилу” на коптском, <…>, эламском, мидийском или греческом, не исполнил заповеди». Это явно противоречит тому, что сказали Рав и Шмуэль. Дело еще больше усложняется, когда Гемара упоминает другую барайту, опровергающую первую: «Если читает “Мегилу” на коптском коптам, на эламском — эламитам или на греческом — грекам, выполнил заповедь». Принцип такой, решает Гемара: можно читать «Мегилу» на любом языке, лишь бы его понимала аудитория.
Согласно этой логике представляется алахически приемлемым читать «Мегилу» на английском языке американской общине, хотя я не знаю, что современная алаха говорит по этому вопросу. Тем не менее Талмуд сохраняет особое место для иврита: слушание «Мегилы» на иврите всегда засчитывается за исполнение пуримской заповеди, даже если человек не знает иврита и не понимает того, что читают. Может показаться, что это противоречит логике предыдущих рассуждений Гемары, но это не так. Скорее, «это так же, как с женщинами и необразованным народом [ам аарец]»; эти категории, как правило, не знают древнееврейского, но все же могут выполнить заповедь, слушая «Мегилу» на священном языке.
И тут Равина вмешивается с примечательным заявлением. Он обращает внимание собеседников на то, что даже мудрецы не всегда полностью понимают иврит, который читают; даже они сталкиваются со словами, точное значение которых утрачено со временем. Самые авторитетные хранители традиции иногда оказываются в тупике. Более того, им иногда приходится обращаться за помощью к «женщинам и необразованному народу», как мы узнаем из ряда анекдотов. Например, однажды мудрецы никак не могли понять, что означает слово «сейругин», пока однажды служанка в доме Йеуды а‑Наси «не сказала мудрецам, которые входили в дом поодиночке, а не все сразу: “Доколе вы будете входить сейругин‑сейругин?”» Так они узнали, что слово «сейругин» означает «порциями», или «с перерывами», что, в свою очередь, прояснило одно из правил Пурима, согласно которому «Мегила» может читаться сейругин, в несколько заходов, а не за один раз. Приятно думать, что иногда даже величайшие учителя Торы могли чему‑то научиться у простых евреев.
Оригинальная публикация: American Jews Speak English, but Our Sacred Texts Are in Hebrew
Комментариев нет:
Отправить комментарий