Поворот круга. Представление в трех действиях, восемнадцати картинах, с прологом и эпилогом
В издательстве «Книжники» готовится к выходу в свет сборник воспоминаний трех авторов — Ривки Рубиной, Елены Аксельрод и Михаила Яхилевича — под общим названием «… И другие».
Предлагаем вниманию читателей фрагменты о Борисе Бермане и Евгении (Менахеме) Ягломе.
Cцена 7. Боря Берман
С Борей Берманом нас познакомили жены — прежние одноклассницы. Решили на лето вывезти семьи в Латвию. Сначала мы с Борей поехали снимать жилье в деревне. Дорога была длинная и скучная. Боря сразу удивил: он слушал мой довольно бессмысленный треп с необыкновенным вниманием. Наклоняясь ко мне, смотрел с пониманием (он был выше меня на полметра), вставлял дельные замечания. Этот его внимательный взгляд я до сих пор чувствую.
Потом, когда мы в латышской деревне поселились в соседних домах, Боря рассказывал о Торе, об иудаизме, об Израиле. Думаю, что он сам тогда был неофитом, но сколько всего уже знал! На пляже, среди дюн, чертил прутиком на песке ивритские буквы, объясняя их мистические значения. Учил отмечать шабат. Замечательно пел субботние песни.
Это знакомство изменило мою жизнь. До сих пор не понимаю, как Боре это удалось. К тридцати годам я был уже вполне сложившимся человеком. Считал, что мне все нипочем. Твердо знал, что Б‑га нет.
В отличие от Бори я рос не только внутри русской, но и внутри еврейской культуры. Бабушка писала книги на идише, дед был еврейским художником, мама переводила Шолом‑Алейхема. Мне казалось, что этого вполне достаточно для национального самосознания. Мои сведения об иудаизме были весьма отрывочными. Дедушка шутя рассказывал, например, что обрезание делают в том месте, до которого достигали волны при переходе через море.
Постепенно под влиянием Бори ироническое отношение к тфилин и кашруту сменилось заинтересованностью.
Почему он сумел преодолеть мое сопротивление? Видимо, его открытость другим культурам помогала разомкнуть зацикленность на всем чисто еврейском, свойственную другим знакомым сионистам.
Возвратившись в Москву, Боря начал преподавать Тору дома. Приходили молодые художники, писатели, режиссеры. Это был единственный тогда в Москве еврейский кружок, объединявший в основном людей гуманитарных профессий. Гуманитариям труднее, чем людям технических профессий, «вставлять» себя в еврейские религиозные рамки. Боря хорошо знал литературу, искусство, это помогало найти общий язык с учениками.
Чтобы почувствовать силу его обаяния, надо было присутствовать на уроках. Записями этого не передашь.
После года занятий Боря сказал, что пора делать обрезание. Он привез нас, пятерых взрослых мужчин, в квартиру Левы Фридлендера. В маленькой кухне хрущевского дома в Тушино уже все было готово. Обеденный стол превратили в операционный.
После брита каждый из нас выходил курить на лестницу. Последним был юный диссидент, назовем его Рома, недавно отсидевший за правозащитную деятельность. Видимо, нервы у него были не в порядке. Выйдя к нам в курилку, он вдруг начал громко рыдать. Я испугался, не знал, что делать, и побежал к Боре, который вместе с Левой накрывал праздничный стол. Боря помчался утешать нашего правозащитника.
Через четверть часа все уже сидели за царским угощением — халы, шпроты, соленые огурцы и разбавленный спирт. Боря сидел рядом с Ромой. Вскоре он его так развеселил, что Рома потребовал «продолжения банкета». Вечер закончился кошерными пельменями на дне рождения у нашей общей знакомой.
Так я стал полноценным евреем.
В 1988 году Боря с семьей уехал. Его звали преподавать в Бар‑Иланский университет, но он предпочел знаменитую ешиву в маленьком поселении Алон‑Швут, где и обосновался с семьей. Боря разработал уникальные программы для репатриантов из России, читал лекции наряду со знаменитыми раввинами и философами. Жизнь его оборвалась на самом взлете: арабский грузовик в тумане выехал на встречную полосу и столкнулся с его машиной.
Сцена 3. Суккот в Тарусе
Суккот — мой самый любимый еврейский праздник. Евреи строят шалаш («сукка» на иврите), в котором заповедано есть и спать семь праздничных дней. В Израиле это сделать несложно: тепло, продаются все материалы для сборки шалаша, но как построить сукку в Тарусе, в Доме творчества художников? Решение оказалось вполне театральным. Соорудил стены из кроватей с панцирными сетками, поставленными вертикально. Завесил их одеялами, крышу сделал из еловых веток. Сложнее было с праздничным столом. В магазине удалось купить трехлитровые банки соленых патиссонов, друзья привезли из Москвы спирт. Сели за стол. Тут всплыла (буквально) неожиданная проблема. Плавающий в солевом растворе патиссон невозможно выловить из банки. С вилки он соскакивал. Взять его рукой тоже не получалось, рука легко входила внутрь банки, захватывала патиссон, но вытащить ее вместе с добычей не удавалось. Выход был найден, вернее, в соседней деревне найдена была девочка с очень тонкими руками, которая весь вечер вылавливала закуску для евреев. Девочку сопровождал папа, он с каждым тостом все активнее включался в праздник. Вскоре он сгонял в деревню за самогоном, привел своих приятелей, и пир закончился хоровым исполнением русских народных песен под баян.
Сцена 6. Уроки Торы
В Москве я стремительно обрастал знакомыми. Открылась ешива в Кунцево. В синагоге начали продавать кошерных кур гигантских размеров, их мощь изумляла. Они были ощипаны, но не полностью. Остатки оперения обладали стальной крепостью. Сталью отливали и сами туши этих животных. В кастрюлю они не влезали. Варить их надо было частями по много часов.
После отъезда Бори Бермана я начинаю ходить на уроки к Жене Яглому. Открытый дом. Огромная квартира на Таганке заполнялась бородатой богемной публикой. Почти все значительно старше Жени. Кусачего пса по имени Патрик запирали в туалете. Там он почему‑то не кусался.
Нельзя сказать, что преподавание еврейских наук — дело совсем безобидное. Хотя к тому времени Сашу Холмянского и Юлия Эдельштейна уже выпустили из тюрьмы, гэбэшники проводят акции устрашения. Готовят облаву на Жениной квартире. Он сам уехал в этот день в Ленинград, но не успел предупредить нескольких слушателей об отмене урока.
Двор десятиэтажного дома на Таганке оцеплен милицией. У подъезда машины поджидают будущих задержанных. На каждой лестничной площадке стоит топтун. В назначенное время группа захвата врывается в квартиру. У стола с книгами сидят три беременные женщины. Операция провалена! На всякий случай гэбэшники фотографируют тексты Торы (вверх ногами), отнимают у женщин паспорта и уходят, хлопнув дверью.
Комментариев нет:
Отправить комментарий