Как посмертное извлечение спермы стало новой реальностью израильской войны
Диана Блеттер в The Times of Israel пишет, что в Израиле развернулась беспрецедентная дискуссия о рождении детей от погибших солдат. С начала войны против ХАМАСа врачи провели уже 250 процедур посмертного извлечения спермы у военнослужащих и сотрудников служб безопасности и еще 21 процедуру у гражданских лиц. При этом в стране до сих пор нет закона, определяющего, кому принадлежит этот генетический материал и кто может использовать его в будущем.
История Хадас Леви стала первой и символической. Когда 18 декабря 2023 года ее жених, капитан‑резервист Натанэль Сильберг, погиб в бою в Газе, ее первой мыслью было отрицание: «Этого не может быть». А второй — желание сохранить часть его жизни: «Я хочу иметь от него ребенка». 11 июня 2025 года, спустя полтора года после гибели Сильберга, 35‑летняя Леви родила мальчика, став первой женщиной в Израиле, зачавшей ребенка от мужчины, погибшего во время войны, при помощи посмертного извлечения спермы. «Пока ребенок не родился, я жила скорбью, — говорит она. — А теперь я просыпаюсь утром и чувствую радость».
После нападения ХАМАСа 7 октября 2023 года и гибели более чем 1200 человек израильские эмбриологи и специалисты по репродуктивной медицине начали получать десятки обращений. По данным Минздрава, из 250 случаев извлечения спермы у военнослужащих в 193 случаях просьбу подали родители, желающие сохранить возможность появления внуков. До войны такие решения требовали одобрения суда. Но после начала боевых действий министерства здравоохранения и юстиции разрешили временно извлекать сперму без судебного решения, если того желают ближайшие родственники. Что делать с материалом потом, государство пока не решило.
Хадас Леви, врач‑педиатр из Иерусалима, была обручена с Сильбергом, но не состояла с ним в браке. Чтобы использовать его генетический материал, она в 2024 году подала иск в Иерусалимский семейный суд, добиваясь признания себя гражданской супругой погибшего и получения разрешения на экстракорпоральное оплодотворение. Суд удовлетворил оба ходатайства. Процедура ЭКО прошла в клинике «Хадасса», где Леви сама работает. Роды принял ее коллега и друг акушер Ишай Сомполинский.
«Это был особенный момент, — рассказывает он. — Я потерял на войне родственника, поэтому участие в этом рождении стало для меня личным исцелением».
Леви назвала сына именем отца: «Рождение его ребенка означает не позволить врагу оборвать нашу семейную ветвь. Они пытались нас уничтожить, но я не дала им этого сделать. Теперь Натанэль живет во мне и в нашем ребенке».
Подобных случаев становится все больше. В июле 2025 года суд в Эйлате разрешил матери погибшего солдата Маора Айзенкота использовать извлеченную сперму сына, чтобы при помощи суррогатного материнства родить внука: это было первое подобное решение с начала войны. На сайте Минздрава сказано, что этот вопрос «затрагивает сложнейшие сферы — закон, медицину, философию, религию, достоинство человека, достоинство умершего, права потомков и семьи».
Профессор Белла Савицки из Ашкелонского академического колледжа, специалист по общественному здравоохранению, 7 октября 2023 года потеряла сына — бойца элитного подразделения «Эгоз». Когда ей сообщили о его смерти, прошло уже 48 часов. Чтобы получить разрешение на извлечение спермы, требовалось решение суда, она потеряла еще десять часов.
«К тому времени, когда врачи начали процедуру, прошло уже 70 часов, и материал оказался нежизнеспособным», — вспоминает она.
Эта личная трагедия побудила Савицки заняться научным исследованием и начать кампанию за создание системы предварительного согласия. В опубликованном ею опросе 600 израильтян более 70% мужчин заявили, что Армия обороны Израиля должна спрашивать у новобранцев их согласие на извлечение спермы в случае гибели. Среди резервистов число согласных достигло 78%.
«Каждая минута важна, — говорит Савицки. — После смерти сперматозоиды живут не более 24–36 часов. Мы теряем материал, потому что тратим время на юридические процедуры».
Почти половина опрошенных мужчин, однако, заявила, что не хотела бы, чтобы за них решали родители. Более 30% не согласились бы, чтобы это делала партнерша.
«Вот почему необходимо спрашивать у самих солдат, пока они живы», — подчеркивает профессор.
Пока в Израиле нет закона, который определял бы, кто имеет право использовать сперму после извлечения — родители, невеста или супруга. Армия официально заявляет, что не планирует включать вопрос о согласии в процесс призыва. В некоторых странах Европы процедура вообще запрещена, даже при письменном разрешении умершего. Савицки считает, что создание базы согласий помогло бы не только врачам, но и семьям, находящимся в шоке: «Иногда люди принимают решение “да” или “нет” в состоянии горя, и его уже нельзя изменить».
Руководитель банка спермы медицинского центра «Рабин» доктор Эран Альтман рассказывает, что «в первые дни после 7 октября телефон разрывался — десятки людей звонили и просили помочь друзьям, потерявшим близких». По его словам, Министерство здравоохранения оперативно организовало координацию между четырьмя основными центрами — «Ихилов», «Рабин», «Шиба» и «Шамир», чтобы ускорить доставку тел. «Если ждать слишком долго, сперма погибает, — говорит он. — Мы должны действовать в течение нескольких часов».
Процедура технически несложная: с помощью иглы из яичек извлекают микроскопическое количество жидкости и проверяют ее под микроскопом. Если живые клетки есть, их замораживают. Но даже при успешной заморозке около 40% сперматозоидов теряет жизнеспособность после размораживания.
В случае Натанэля Сильберга врачи получили девять образцов. «Если бы не удалось, это был бы конец. Мы испытывали огромное напряжение, — вспоминает Альтман. — Сначала казалось, что все мертво, но команда не сдалась, и одна из проб ожила».
Итак, в июне Леви родила здорового мальчика. На фото Хадас улыбается, держа ребенка на руках, рядом с доктором Альтманом, который проводил извлечение спермы.
«Это была не просто медицинская история, — говорит доктор Сомполинский, принимавший роды. — Это был акт жизни, ответ на смерть».
И все же, как замечает профессор Савицки, за каждым таким рождением стоят сотни нереализованных возможностей. «Сотни солдат погибли, — говорит она. — Мы никогда не узнаем, чего они хотели. Никто не спросил их при жизни. Они ушли, не оставив продолжения самих себя. И это самое печальное».
Комментариев нет:
Отправить комментарий