В России за последние сутки выявлено 27 927 новых случаев заражения коронавирусом. Это данные оперативного штаба. Это на 1737 случаев больше, чем днем ранее. Умерли за сутки 562 человека, всего с начала эпидемии – 45 280 человек, по тем же данным оперштаба.
Профессор Яков Миркин бьет в набат: "Осенью в России резко подскочила смертность. … В Москве в октябре смертность была на 30% выше прошлогодней, в Петербурге – на 37%. За 2020 год можем потерять на 150–200 тысяч человеческих жизней больше, чем ждала статистика. Кто уходит, прежде всего? Старшее поколение. В Европе, после глубоких локдаунов весной, произошел переход к "управляемой пандемии". Экономику – не закрываем, а пандемию удерживаем на таком уровне, чтобы не наступил коллапс в госпиталях. Волна выше – вводим ограничения, ниже – сразу снимаем их, а потом снова вводим. И далее – по кругу. Ждем вакцинации. А так – каждый пусть решает сам, как себя вести. Заболеете – будем лечить. Тот же подход у нас. Никто уже не пытается пандемию "задушить". И тогда проясняется человеческий смысл происходящего. Мы жертвуем старшим поколением. Жертвуем теми, кто слабее и болен".
Кремль пожертвует пожилыми во время второй волны эпидемии? Альтернативу обсуждают экономист Яков Миркин, демограф Алексей Ракша.
Ведет передачу Михаил Соколов.
Видеоверсия программы
Михаил Соколов: Сегодня в центре нашего внимания пандемия, демография и экономика. В России за последние сутки выявлено 27 927 новых случаев заражения коронавирусом. Рост на 1737 случаев больше, чем днем раньше. Умерли за сутки 562 человека, а всего с начала эпидемии в России скончалось 45 280 человек от ковида, но это по данным оперативного штаба.
Алексей, можно ли считать эти данные, которые поступают каждый день от оперативного штаба, точными и достоверными? Судя по вашим выступлениям, у вас есть к ним большие претензии.
Алексей Ракша: Я бы не рекомендовал никому ими пользоваться, только специалистам, которые могут понимать, как их все же можно применить. С трудом, но можно. Обычному человеку, который не знает хорошо статистику, эпидемиологию, демографию, ими пользоваться категорически не рекомендую. Я бы на месте сайта закрыл бы страницу со статистикой на нем, потому что сколько можно так позориться.
Михаил Соколов: Что значит позориться? В чем, собственно, суть претензий, что там неправильно?
Алексей Ракша: Даже на мой первый беглый статистический взгляд сразу в глаза бросаются такие, например, совпадения, которые переходят в чудеса. Может ли в каком-то регионе каждый день умирать от ковида строго по одному человеку на протяжении 20 дней подряд?
Михаил Соколов: Может быть, они так хорошо работают, что у них такие маленькие потери.
Алексей Ракша: Именно один каждый день, одинаковое число умерших. Или, допустим, два.
Михаил Соколов: Я обращал внимание, что в Москве последний месяц какая-то была загадочная цифра от 70 до 75 практически каждый день. Вы хотите сказать, что и в Москве эти данные подрисовывают, как-то корректируют?
Алексей Ракша: Это вторая собянинская полочка после знаменитой первой собянинской полочки в конце июля – августе, это вторая собянинская полочка. Так, конечно, быть не может ни статистически, ни эпидемиологически, ни с точки зрения здравого смысла.
Михаил Соколов: Зачем государственным мужам фальсифицировать, если называть вещи своими именами, эту статистику заболеваемости, статистику смертности? Им что, погоны сорвут за то, что они, предположим, скажут в какой-то день, что не 75, а 95?
Алексей Ракша: Тут очень много причин. Сейчас основная причина – это страх, как бы чего не вышло. Чиновник полностью отвечает перед своим непосредственным начальником, больше не отвечает ни перед кем. Соответственно, он крайне заинтересован в том, чтобы начальнику понравилось то, что он делает. Он боится, что за некошерные цифры его просто уволят или какое-нибудь сделают неудобство в работе. Изначально вся эта система вранья была построена для того, чтобы гладенько провести обнуление. Сейчас уже потребность в этом отпала, дальше есть другие факторы. Например, официально везде заявлено, что реакция на эпидемиологическую ситуацию, то есть закрытие, открытие транспорта, баров, ресторанов, спортзалов и магазинов должна зависеть от статистики эпидемии. Каждый губернатор понимает, что закрытая экономика, закрытый транспорт – это ущерб и для репутации, и для политического рейтинга, и для экономики, ему это совершенно неинтересно, не хочется все закрывать. Поэтому ему гораздо проще нарисовать статистику, чем ужаснуться, всех ужаснуть и что-то еще закрыть дополнительно. Люди будут недовольны, федеральный центр будет недоволен. Так что все вполне объяснимо и понятно.
Михаил Соколов: Если такой фальшивой статистикой при реальном кризисе людей доведут до каких-то массовых выступлений? Мы же помним, в первую волну в Северной Осетии был выход людей на улицу, митинги не от хорошей жизни. Это же тоже может быть обратный эффект таких манипуляций.
Алексей Ракша: Нет, не напрямую. К сожалению, нашим людям настолько пропаганда внушила, что это просто обычный грипп – это было на протяжении остатка зимы, всей весны, пол-лета, что очень многие люди до сих пор никак не могут в этом разувериться, даже если у них кто-то умирает, к сожалению, из родных и близких, даже если они сами переболевают. Люди зомбированы настолько, что отзомбировать их обратно очень трудно. К тому же власть постоянно подает противоречивые сигналы, то у нас первые лица без маски ходят, со всеми за руку здороваются, то закрывают, допустим, бары, транспорт работает. Люди не понимают, почему это, а почему не то. Статистика здесь не на первом месте стоит, на первом месте стоит то, что люди злятся от того, что государство не помогает в такой тяжелой ситуации – это главное.
Михаил Соколов: Даже если они, предположим, подкручивают статистику, почему нельзя было сделать, условно говоря, единую систему подкручивания статистики, чтобы такие люди, как вы, или даже попроще, без больших статистических знаний, не ловили их все время за руку, не говорили: смотрите, это жулики, которые всех обманывают?
Алексей Ракша: Делали на скорую руку в марте. Вся эта система была создана в марте, сайт "Стоп коронавирус" создавался в марте, приказ Минздрава 19 марта знаменитый, вся эта система спешно создавалась в марте. Я думаю, что в том числе выступления таких людей, как я, сподвигли Росстат хоть немножечко взять на себя какую-то инициативу и предоставлять более полноценные и правдивые данные, не подкрученные, не сглаженные. А сайт "Стоп коронавирус" как начал работать с этим доктором так называемым Мясниковым, так по инерции и пошло. Мясников, конечно, ушел в июле, но вся система создана, работает. Более того, внутри этой системы все тоже друг другу врут. Допустим, было расследование "Медиазоны" по статистике внутри Минздрава, даже в этой статистике очень много регионов врет.
Михаил Соколов: Я вернусь к этой истории с Владикавказом. Была плохая ситуация и в Дагестане. Такое впечатление, что в какой-то момент они начали выдавать реальную статистику по заболеваемости, потому что было понятно, что люди начнут на улицах падать и так далее. Они затребовали помощь, помощь была оказана от федерального центра. Значит, возможны и такие прорывы?
Алексей Ракша: Так плохо, как в ДИЧ – Дагестан, Ингушетия и Чечня, не было в России больше нигде даже близко. Там был такой размах эпидемии, что других вариантов больше не было. Я не думаю, что они полностью показали статистику, но они стали показывать на 10 дней календарных больший реальный процент, чем они показывали до и после. Там чуть ли не катастрофа произошла, хуже, чем там, было только в Бергамо, Нью-Йорке и Латинской Америке, очень пострадавшие регионы.
Михаил Соколов: Они, получается, подали хороший пример? Кадырова никто не накажет, в Ингушетии тоже не наказали. Правда, в Дагестане смена власти все-таки произошла, но скорее по возрастным характеристикам Васильев ушел.
Алексей Ракша: Я не очень хотел бы обсуждать тонкости региональной политики. Но, конечно же, если у нас происходит наказание за плохую статистику, то это очень печально. Не зря, наверное, боятся губернаторы показать плохую статистику. Знаменитый пример Калужской области, когда в апреле, когда все только начиналось, цифра о четырех умерших в день прошла мимо губернатора напрямую из Минздрава регионального в федеральный штаб, тут же был уволен министр здравоохранения, потому что не согласовали с губернатором. Таких примеров много очень. Сейчас, видимо, наняли вместо них совсем лояльных людей, которые готовы показывать все что угодно.
Михаил Соколов: Яков, я вижу по вашим колонкам в "Российской газете", что у вас тоже очень высокая обеспокоенность. Вы пишете, что осенью резко подскочила в России смертность. Какими данными вы пользуетесь, что вы считаете достоверным, на что опираетесь?
Яков Миркин: Я пользуюсь данными Росстата. Кроме того,идут довольно быстро, оперативно сообщения из регионов по данным загсов. Хорошо видно, что в октябре-ноябре в ряде регионов так называемая "избыточная смертность" подскочила на 30–50%, даже больше. Это данные из регионов, данные загсов, данные местных региональных информационных агентств.
Михаил Соколов: Я сейчас смотрю ленту новостей и вижу сообщение госпожи Голиковой, вице-премьера: "Рост общей смертности в России за 10 месяцев увеличился на 9,7%". Как вы считаете, это действительно может соответствовать действительности? Росстат пришел свежий прямо к передаче: "Смертность от коронавируса в России в октябре выросла более чем в два раза, составила 22,5 тысячи случаев".
Яков Миркин: Я знаю, что у Алексея Ракши есть свои собственные оценки, к чему мы придем к концу года. У меня получалось, когда я обратился к данным Ростата и добавил октябрь и ноябрь, что где-то не менее 70 тысяч человек. Алексей пользуется собственной аналитикой, его цифры гораздо больше, насколько я понимаю.
Михаил Соколов: Я видел ваш мрачный совершенно прогноз, что избыточная смертность за год составит около 300 тысяч человек, из которых 250 – ковид. Какова база для такого прогноза у вас?
Алексей Ракша: Та же самая, что и у Якова Миркина. Есть статистика Росстата, с апреля по сентябрь в России умерло 15 280 человек больше, чем за эти же месяцы 2019 года. А поскольку у нас каждый год число умерших снижалось и продолжало снижаться вплоть до мая, то нет никаких оснований думать, что у нас без ковида в этом году вдруг ни с того, ни с сего начала расти смертность.
Я анализирую постоянно выходящие новости из загсов, те, которые до сих пор не боятся публиковать статистику, а таких осталось не так много, к сожалению. По моим расчетам получалось, что у нас в октябре избыточная смертность должна составить около 47 тысяч. Можно прямо сейчас идти на Росстат и проверить, на сколько же на самом деле умерло в этом октябре больше, чем в прошлом октябре. Я думаю, 47 тысяч плюс-минус три тысячи. По ноябрю у меня оценка от 75 до 90 тысяч – это плюс 60%. За один месяц такого не было никогда после войны. А общее число умерших в ноябре, скорее всего, составит рекордную цифру со времен Великой Отечественной войны. Поскольку у нас весь ноябрь был спад заболеваемости реальный, остаток ноября была полочка и сейчас сохраняется, я прогнозирую, что декабрь избыточная смертность составит 60 тысяч. Соответственно, за год набирается, с апреля по декабрь, около 300. Но первый квартал был удачным по смертности, была теплая зима, гриппа не было практически, 15 тысяч, наоборот, в плюс. Все равно почти 300 плюс-минус.
Михаил Соколов: Россию можно ставить рядом с европейскими странами с высоким уровнем смертности?
Алексей Ракша: Пожалуй, только рядом с Испанией, наиболее пострадавшей в Европе. Пока что накопленным итогом, насколько я знаю, в Испании избыточная смертность порядка 75–80 тысяч, но будет, может быть, ближе к 90 к концу года. Население Испании 70 миллионов, то есть удвоение, а в России население 147 миллионов, то есть тоже около двух промилле. Мы, скорее всего, среди всех развитых стран, а нас считают развитой страной, выходим на первое место по итогам года, о чем я уже месяц назад говорил. Впереди нас, возможно, Беларусь, скорее всего Иран и точно Перу, Эквадор, Боливия, Мексика. Далеко не во всех развивающихся странах есть нормальная статистика. Хорошо, что она у нас есть.
Михаил Соколов: Я вижу, что у вас особую обеспокоенность вызвало то, что происходит со старшим поколением. Фактически вы пишете: "Мы жертвуем старшим поколением. Жертвуем теми, кто слабее и болен". Это вы о политике партии и правительства нынешней так говорите? То есть это власть, которая сознательно ведет такую политику, что старшие возраста остались менее защищенными, чем все остальные?
Яков Миркин: Я думаю, что лучше нам всем уточнить. Когда я говорю "мы", я говорю об обществе. Общество, которое, конечно же, существует вместе с властью. То, что происходит в России, на самом деле очень похоже на то, что происходит в других странах, во всяком случае странах Европы, где появилось то, что я называю "экономической жертвой", как во время войны, когда власть понимает, что любое ее решение приводит к жертвам большим или меньшим, она пытается найти баланс между тем, чтобы существовала экономика, продолжала работать, не было всяких ужасов и катастроф от остановки экономики, с другой стороны удерживать пандемию. Потому что ни одна страна в Европейском регионе (Азия, Китай, Южная Корея – это другие вещи), ей не удалось удержать пандемию, обрушить на корню. Соответственно, она придерживается политики рубить хвост собаки по кусочкам. Это очень напоминает войну. О больницах говорят, что это напоминает фронтовые госпитали, когда происходит отбор, кто выживет, кто не выживет и так далее. Но это еще и вызов обществу, потому что пандемия избирательна, соответственно, в жертву приносится старшее поколение. Но кто приносит эту жертву? Когда люди пишут о том, что не мешайте нам нормально жить, мы все понимаем, что основные риски смерти сосредоточены именно в этой группе старше 60+, 70+ и так далее. Когда власть в любой европейской стране, в том числе и в России, не может, вводя ограничения той или иной тяжести, добиться того, чтобы максимально прекратились контакты, чтобы огромная часть населения не ели, не пили вместе, встречались и так далее, не вели себя таким образом, чтобы поддерживать нормальный образ жизни. Если вдуматься в смысл происходящего, мы можем говорить о том, что общество приносит в жертву старшее поколение. Это видно не только в России, это видно в других странах, прежде всего странах европейских, в США, которые находятся примерно в таком же положении. Это можно было бы предотвратить глубокими локдаунами, когда на две-три недели прекращаются связи. Мы видим по второй волне, что никто не собирается повторять весну, все пытаются держать так называемый баланс между работающей экономикой и жертвами. Это новая вещь, новая проблема. Я не помню ситуации, кроме военной, когда бы власть и население, добиваясь продолжения жизни, функционирования экономики, при этом вели бы себя таким образом, чтобы целое поколение приносилось в жертву.
Полный текст будет опубликован 11 декабря.
Опрос на улицах Москвы
Комментариев нет:
Отправить комментарий