СПАСИБО ЗА ДРУЖБУ, ЛЕНЯ!

СПАСИБО ЗА ДРУЖБУ, ЛЕНЯ!

(к «шлошим» со дня похорон Леонида Школьника)

Барух  Камянов-Авни

            Мне повезло: в течение лет пятнадцати мы с Леней Школьником были соседями по дому в иерусалимском районе Кирьят-Йовель – квартира, в которой он поселился с семьей после их возвращения из США, была этажом выше моей.
            Сдружились мы с ним не сразу: Лене была известна моя репутации любителя выпить, он и сам был таким же, но после двух операций на открытом сердце алкоголь был ему категорически запрещен, и он капли в рот не брал. Заходил он к нам поначалу довольно редко, пока не убедился, что я не пытаюсь вводить его в соблазн и опасности в этом смысле не представляю. Я тоже нечасто поднимался к нему: во-первых, у него был мелкий нервный и брехливый песик, с которым мы друг друга терпеть не могли, а во-вторых, оба мы были трудоголиками, не склонными к пустой болтовне, и общались по большей части в «Скайпе» и по делу. Расслабиться мы себе позволяли только в дни некоторых футбольных и баскетбольных матчей: оба старались не пропускать игр с участием сборных Израиля и иерусалимских команд, за которые мы болели: «Бейтара» и «Ха-Поэля». Правда, в отличие от меня, Леня был болельщиком-гурманом и смотрел еще и матчи лучших европейских команд, а я был и остаюсь типичным квасным патриотом. Во время важных для нас обоих матчей мы созванивались с ним и обсуждали забитые (или заброшенные в корзины) мячи и острые моменты.
            Леня очень быстро включил меня в свой авторский коллектив, и почти в каждом выпуске сетевого журнала «Мы здесь» стали появляться мои стихи, статьи или реплики в постоянно кипевших в нем спорах. Вскоре я уже не представлял себе жизни без «МЗ» и по нескольку раз в день просматривал его страницы.
            Оказалось, что мы со Школьником сходимся во многом: в мировоззренческих вопросах, в литературных пристрастиях, в отношении к израильским и зарубежным политикам и общественным деятелям. Сам он писал в «МЗ» редко, но все, что появлялось в его редакторской колонке, было отмечено незаурядным журналистским талантом, безупречным вкусом и глубоким пониманием происходящих событий.
            Если журналистом он был отличным, то редактором – уникальным. Занимая вполне четкие позиции по всем обсуждаемым в журнале вопросам, он давал в нем слово выразителям самых разных, порой диаметрально противоположных точек зрения. Леня предоставлял трибуну и рафинированным интеллигентам, и скандальным люмпенам, если чувствовал, что завязавшаяся драчка представляет интерес для многих читателей и способствует привлечению к жизни «МЗ» все новых и новых людей. С моей точки зрения, Школьник был порой слишком терпим к некоторым авторам, склонным нанос=ить своим оппонентам удары ниже пояса, хамить им и провоцировать их на грубость, но, бывало, и его терпение лопалось, и он отстранял их на определенный срок от участия в дискуссиях.
            Леня был замечательным другом. К нему можно было обратиться с любой просьбой, и он бросал все дела и делал все для ее выполнения. На что был способен в дружбе этот человек, проиллюстрирую одним примером. В августе 2015 года мне исполнялось 70 лет. К этому времени я закончил писать книгу воспоминаний «По собственным следам», над которой работал десять лет. Всем своим друзьям я разослал ее электронный вариант в полной уверенности, что если она и будет когда-нибудь издана, то только после моей смерти: и денег у меня на это не было, и возможностей для распространения. За несколько дней до моего юбилея по «Скайпу» раздался звонок – Леня. «У тебя водка есть? – спросил он. – Доставай, я сейчас к тебе зайду». – «Тебе же нельзя!» – «Да я только пригублю, символически». Через минуту в дверь постучали, и на пороге возник мой сосед. В руке его был полиэтиленовый пакет. «Раскрой», – сказал он. Я раскрыл – и испытал настоящее потрясение: в пакете были два экземпляра моей прекрасно изданной книги. Оказалось, что Школьник задумал и сделал мне к юбилею сюрприз. В Нью-Йорке у него был друг, хозяин русскоязычного издательства «Либерти» Илья Левков. Илья одно время жил в Израиле, знал мои стихи и согласился выпустить мемуары за свой счет. Моя благодарность обоим беспредельна.
            Еще одно свойство Лени стало известно мне только после его смерти: невероятная, просто патологическая скромность. Я знал, что Школьник когда-то переводил стихи с идиш, но то, что он и сам оригинальный поэт, и поэт экстра-класса, стало мне известно только что из прощальных слов его друзей в «Фейсбуке», процитировавших несколько совершенно замечательных стихотворений. Надеюсь, что Илья Левков издаст его посмертный сборник, а я счел бы за честь подготовить его к печати.
            Как многие незаурядные люди, Леня был феноменально непрактичен. Иврит он не знал и, получив по почте очередное письмо из банка, государственной или муниципальной организации, страховой компании, приходил к моей жене, которая, досконально изучив израильскую бюрократию, объясняла ему суть вопроса и составляла списки шагов, необходимых для его решения. Леня возвращался домой, садился к компьютеру – и забывал обо всем напрочь. До следующего письма. Он так и не получил положенные его семье деньги – и немалые! – по страховке жизни его умершей несколько лет назад жены, хотя для этого ему нужно быть только вместе с сыновьями съездить куда-то и что-то подписать. Дом, в котором мы живем, подлежит сносу в рамках кампании «Пинуй у-винуй», причем за наши трехкомнатные квартиры мы получим гораздо лучшие, четырехкомнатные, в BDовом доме. Для подтверждения своего согласия на участие в ней надо опять же куда-то съездить и что-=о подписать. У Школьников на это времени так и не нашлось, и теперь против них может быть подан судебный иск, ибо они тормозят начало проекта. Теперь это уже проблема не Лени, а его сыновей, которые, похоже, унаследовали отцовскую непрактичность…
            Весной Леня заболел и попал в больницу: воспаление легких и язва желудка на фоне острой сердечной недостаточности. Он как-то сразу сник, почти перестал есть, за каких-то пару месяцев потерял килограммов двадцать, стал заговариваться, и мне стало ясно, что дело плохо. Когда я впервые приехал к нему в реабилитационный центр в городе Маале-Адумим, я пытался как-то растормошить его, говорил о том, что тысячи людей во всем мире ждут новых номеров «МЗ», что он нужен сыновьям, а для всего этого необходимы силы и он должен заставлять себя есть и пить. На все мои слова у него был один ответ, произносившийся шепотом, – так он был слаб: «Есть и пить буду дома».
            Домой ему уже было не суждено вернуться…
            Прощай, Леня! Пока мы все, твои друзья, живы, мы будем помнить тебя.

Пытался передать Леониду целебный прополис, но было уже поздно...

Мои глубокие соболезнования его близким и друзьям.    Давид М.