Из заметок матерого стандартиста

Сегодняшняя наша жизнь проистекает среди вылазок, битв и сражений четвертой по счету из вспыхнувших в 20-м веке мировых войн, перетекшей из второго тысячелетия «новой» эры в третье, и ставшей первой в нем.

Началась она в 70-х годах прошлого века. По одним данным – с нефтяного эмбарго мохаммеданских стран, выдвинутого ими промышленно развитым. По другим – с исламской революции в Иране весной 1979 г. По третьим – с вторжения советских войск в Афганистан под новый, 1980 г. Я придерживаюсь третьей точки зрения, ибо это чисто индивидуальное, своими глазами увиденное.
Прилетев под утро в самом конце декабря 1979 г. из рутинной командировки в Москву с подписанными в министерстве бумагами, я увидел, что поле ташкентского аэропорта плотно заставлено военными самолетами. А потом услышал по радио про «ограниченный контингент, выполняющий интернациональный долг»… И вскоре появились солдатские и офицерские могилы на широких просторах домбрабадского кладбища Ташкента…
Революция аятолл выглядела как-то абстрактнее. Тем более, нефтяное эмбарго.
Но и то, и другое, и третье  в хронографической ретроспективе, увиделось как реперы одного процесса – подъема третьей волны Зеленого джихада, не спадающей и по сей день.
Первая же поднялась в 7-м веке. Она была спровоцирована тектоническими процессами распада и разрушения античного мира во главе с Римской империей. Ее инициаторами стали арабы во главе с предводителем Мохаммедом, создавшим религию ислам, которая в своем каноне, сложившемся за первые десятки лет, опирается на три главные составляющие, на этакий жесткий треугольник «Мохаммед–Коран-джихад».
Эта жесткая система позволила арабам и примкнувшим к ним народам, принявшим победоносное учение Мохаммеда, создать за неполные полтора века огромную империю – Халифат, простиравшуюся на тысячи километров: от границ Китая до Атлантики и от Уральских гор до Центральной Африки.
Джихад был крупнейшим, по тому времени мировой войной, священной. Под зеленым знаменем. Потому я и называю его Зеленым джихадом.
Чем он характерен:
— замахом на всемирность, создание единого народа — новой исторической общности, связанной единой идеологией. (Прежде я полагал, что эта идея  – ноу-хау самого Мохаммеда. Однако, при позднем размышлении, решил, что это, скорее всего, творческая переработка павлианского «ни еллина, ни иудея». Просто, во времена Павла, еще не было условий для практического воплощения лозунга);
— принуждением покоренных народов к следованию «единственно верному учению», либо их уничтожением;
— унитарностью интеллектуальной жизни: языка, культуры, не допускающей отклонений от безукоризненного следования «единственно верному учению», которое в глазах участников джихада является высшей целью жизни и смерти;
— полной централизацией власти;
—  массовой переориентацией ментальности населения с трудовой производительной этики (если таковая была) на этику ратного «труда», иначе говоря, милитаризация психологии масс.
Результатом этого принуждения возникают устойчивые психологические комплексы в духе «единственно верного учения», а также — «новый человек», которого, вслед за Ч.Айтматовым, можно назвать «манкуртом».
Если принять приведенные выше признаки джихада за основные, то по их совокупности многочисленные войны: завоевательские походы Древнего мира, монгольское нашествие, наполеоновские походы, колониальные войны европейцев джихадами считаться не могут. У агрессоров либо не было претензий на всемирность, либо — «единственно верного учения» или цели создания «нового человека».
Цели колониальных войн были, в основном, экономическими.
Англичане не окрестили индусов, французы — алжирцев, голландцы — индонезийцев, русские — татар и туркестанцев. Вассальная монголам Русь не потеряла ни православия, ни основ славянской речи и письма. Тюрки, кроваво-джихадно омусульманенные арабами, впоследствии на несколько веков попали под пяту монголов, но так и остались мохаммеданами, с арабской письменностью…
Были, разумеется, культурная и научно-техническая экспансия колонизаторов, «добровольно-принудительное миссионерство», но как показал исторический опыт, все это оказалось легкой поверхностной шелухой. Стоило завоевателям уйти, как освобожденные народы стремительно возвращались в прошлое, нередко, с удовольствием регрессируя.
А вот, шрам Зеленого джихада остался неизгладимым на территории всего созданного им халифата, даже спустя много веков после того, как сами арабы убрались оттуда восвояси.
Огромный, хоть и не всемирный Халифат, созданный первой волной Зеленого джихада, оказался, в условиях раннесреднекововых средств транспорта и коммуникаций, неуправляемым. Несмотря на жесткость догматов ислама, стали проявляться межэтнические, межплеменные противоречия, и уже с 9-10 в Халифат начал распадаться. Собственно, арабы и их потомки возвращались в западную Азию к Мекке, Багдаду и Басре. Арабизированные и исламизированные потомки воинов из Северной Африки («мавры») удерживали значительную часть Пиренейского полуострова («Андалус»).
А вот, со Среднего Востока: из Предуралья, границ Сибири, из Средней Азии, с Кавказа, Ирана, арабы слыхнули. В частности, под ударами монголов. Но их внедренным наследием остался ислам. И по сей день.
А с 10 в. против арабской экспансии начали выступать христианские народы, в основном, западноевропейцы. Они развязали мировую религиозную войну, которую принято называть Крестовыми походами. Мохаммедане постепенно утрачивали плоды своих завоеваний, и отступали из Европы.
В конце 15 в. военное и экономическое преимущество христиан достигло уровня, достаточного для изгнания мохаммедан («мавров») с Пиренейского полуострова и, практически, из всей Европы. Так закончилась первая волна Зеленого джихада.
Но тогда же возникла новая.
Пока  христиане Пиренейского полуострова и прочие европейцы занимались приватизацией и перестройкой покинутой «маврами» собственности, из центральной Азии, в русле монгольского нашествия, или, скорее, в прицеп к нему, на восток хлынули орды мохаммедан-тюрок, омусульманенных арабами 4-5 веками ранее. Сравнительно легко пройдя через владения персов, они захватили Малую Азию, ставшую их страной — базой новой экспансии, завоевания Европы и Ближнего востока. Это была вторая волна Зеленого джихада, тянувшаяся до конца 1МВ(20 в.) и схлынувшая лишь после разгрома  Османской  империи. То есть, около века назад.
И казалось, история Зеленого джихада на этом закончилась.
Но, нет, он только впал в полувековую кому, а с 70х годов 20-го века явно начала подниматься третья волна старого и недоброго, все того же, Зеленого, мохаммедова джихада. После практически векового процесса естественной деисламизации мира.
Почему я считаю этот процесс естественным?
На мой взгляд, ислам, не столько, как религия, а, главное, как философия жизни, как Modus Vivendi, не направленный на созидание, а лишь, на захват и ограбление, исчерпал свою мощь еще к веку 16-17-му.  Хотя, вторая волна Зеленого джихада, подпитываясь от развивающейся европейской цивилизации, старалась захватить мир и позже.
Но у нее были два существенных отличия от первой, успешной, поднятой самим Мохаммедом.
Ей не удалось заполонить столь огромные участки мира и на долгие века заселить их мохаммеданами, как это сделали первые моджахиддины-арабы, сдавшие лишь часть Дар эс ислам (контролируемых мохаммеданами территорий) на крайнем западе Европы. Да и то, как они считают, временно, под мощными ударами европейцев.
А второе, то, что турки, движущий этнос второй волны, сумели отказаться от многих привычек кочевников и активно, хотя и перманентно отставая, перенимали научно-технические достижения своих противников – постепенно выходящей из мрака средневековья навстречу прогрессу христианской Европы.
И, начиная с середины 19-го века, завершившегося угасанием метрополии Зеленого джихада — Османской империи,  жизнь по мохаммеданской традиции, предусматривающей в качестве основы существования не труд производительный, а, прежде всего, завоевание и ограбление, пришла в противоречие с демографическим взрывом, ограниченным лишь мощью переносчиков инфекционных заболеваний и продовольственными трудностями, предвиденными Мальтусом.
Возможно, не поддержи тогда европейские колонизаторы, главным образом, материально, исламские народы Азии и Африки, те  были бы вынуждены, естественным образом, вымереть.
Либо, что более естественно и вероятно, в порядке инстинктивной самозащиты и спасения изменить Modus Vivendi. Безусловно, само по себе это заняло бы не одно поколение. Как и то, что ислам, в лучшем случае, сохранился бы лишь как феномен части человеческой культуры, растеряв свои главные качества, агрессивно-бойцовские. Как это произошло, например, с католической ветвью христианства…
Но белый человек 19-го – начала 20-го веков, ослепленный сияющей экспонентой взлета технического и экономического прогресса и глубоко проникшими в образованные массы марксовыми идеями, считал себя, в силах и в праве творить историю.
И он поддержал «братьев младших» едой и лекарствами, деньгами и миссионерами, учителями, врачами и идеологами. Он заставлял «малого сего» зарабатывать свое содержание в поте лица, стараясь приучить его систематически работать. Белый человек не знал и не понимал, что его, в общем-то, лишь недавно возникшее гедонически-легкомысленное мироощущение, вовсе не соответствует отношению к жизни и смерти, к целям «малых сих», им поддерживаемых. Еще свежи были проповеди всечеловеческого равенства Дидро, и не приелась бетховенская «Ода к радости»…
А исламский мир ждал своего часа. Кто в колониальных африканских джунглях, кто в независимых (можно на пальцах рук перечесть), но слаборазвитых странах, кто, сменив чалму и чапан на пиджак и галстук капээсэсовского функционера или мундир офицера советской армии. Но, не забывались ими заповеди Мохаммеда и, главная среди них, о джихаде.
И дождались, дотерпелись. В результате Второй и Третьей (Холодной) мировых войн 20-го века, у Зеленого джихада не осталось в мире агрессивных конкурентов. Коричневый, гитлеровский джихад был уничтожен. Красный, ленинско-сталинский, потерпел сокрушительное поражение в Третьей мировой.
Не преуспел, даже в Европе, и Белый, англо-американский джихад, стремящийся вогнать весь мир в некие умозрительные демократические стандарты… Он смог проникнуть в мир лишь современной техникой, а также распространением английского языка, достижениями культуры и, особенно, субкультуры. Но этого недостаточно, судя по всему, для овладения миром.
У людей же, живущих и действующих по стандартам Мохаммеда, главной задачей остается территориальная экспансия. И они активно осуществляют ее, пользуясь асимметрией отношений в нашем грешном мире.
Будучи закрытым обществом, они ловко оборачивают в свою пользу все возможности общества открытого: свободу передвижения, стандарты цивилизованных международных отношений, наивность либеральных политических заблуждений.
А презренные индустриальное и постиндустриальное производства, должные, по поверьям мохаммедан, прежде всего, служить их непрерывно увеличивающемуся поголовью и его растущим, в квадрате, потребностям, нуждаются в энергии, материализованнной, в значительной мере, в углеводородах, которые по какому-то Божественному замыслу, лежат, большей частью, под мусульманскими стопами. И это позволяет мохаммеданам держать мир за горло, собирать с него дань и на нем обогащаться.
Но главная подспудная, возможно даже, не осознаваемая, ими мечта – вернуться в декорации 7-го века, когда это все начиналось. Когда на огромном пространстве лежали полуразрушенные и бесхозные, но аппетитные куски античного мира. И не стоило тогда им особо большого труда этот старый незащищенный мир захватить и разграбить. И они усиливают с каждым днем давление на наш, помешанный на равенстве и толерантности мир, на Цивилизацию «мирным проникновением», терроризмом, угрозами больших и малых войн.
И уже не знаю, что еще должно произойти, чтобы это поняла большая часть цивилизованных людей и включила защитные механизмы. Воспоминаний об 11 сентября 2001 года, как видно, не достаточно. Так же, как и пары каденций мусульманина в Белом доме…