Садись и пиши!

ШУЛАМИТ ЛАПИД
БАБОЧКА В САРАЕ
Перевод с иврита Анны Субич.
М.: Книжники, 2025. — 240 с.
Роман израильтянки Шуламит Лапид в некоторых важных, может даже в решающих своих чертах, — детектив. Эти черты в нем в первую очередь и узнаются. Впрочем, сразу делается понятно, что устроен он нетривиально.
Прежде всего, едва ли не с самого начала известно, кто совершает преступление (очень изощренно выстроенное и едва не убившее главного героя), известно даже, почему и ради чего преступник это делает.
Тем не менее далее — в полном соответствии с детективными правилами — выстроено расследование, призванное установить истину, известную читателю, но неведомую главному герою. Расследование займет весь роман, и ближе к концу истина будет установлена. Таким образом будет обеспечена необходимая для детектива интрига.
Из тесных жанровых рамок роман Лапид выбивается не только тем, что автор с самого начала нарушает правила детектива, объявляя, кто преступник. Но тем, что у нашей книги вообще другие задачи. Да, истина торжествует. Как положено в детективе, достигнута она будет в результате безукоризненно рационального расследования, то есть торжествует и разум. И даже зло будет в своем роде наказано. Хотя добро и зло в этом романе не то чтобы резко разделены: всех участников происходящего автор понимает, однозначно положительных и отрицательных персонажей тут нет, все сложные, включая преступника.
Стоит отважиться на небольшой спойлер. Крадут в этой истории, нетривиальным образом, текст. Злоумышленник уводит буквально из‑под носа у знаменитого израильского прозаика Элиши Фридриха электронную рукопись почти готового романа «Бабочка в Токио» и, переработав ее (руками наемного автора), с сохранением известной узнаваемости, издает под вымышленным именем и под другим названием: «Сарай».
Как видим, в заглавии романа самой Лапид два эти названия сращены друг с другом, и это единственное отношение, которое книга имеет к бабочкам и сараям.
Публикация Элишей собственного романа немедленно выставляет его плагиатором (ради этого все и затевалось). Его писательская репутация, до тех пор блестящая, кажется, непоправимо погублена.
И хуже всего то, что злоумышленником, который все это устроил, оказывается его собственная жена — которой он безоговорочно доверял и благодаря которой эта злополучная книга смогла быть написана: Дорит заставляла!
«Каждое утро, собираясь на работу в IT‑отдел банка, она готовила ему термос кофе и бутерброды и неизменно прощалась словами: “Садись и пиши!”»
«Дорит была его спасательным кругом. Благодаря ей он мог неделями и месяцами бездельничать в ожидании нового сюжета, вынашивая образы героев, подбирая верную интонацию. Ее деньги позволяли такую роскошь».
Из каких соображений любящая и преданная Дорит вдруг взяла и сделала все возможное, чтобы сломать человеку жизнь, читатель непременно узнает, все карты раскрывать не будем. Достаточно сказать, что некоторые основания у нее были. Ее доверие оказалось обманутым; более того, оно обманывалось систематически, в тщательно устроенном порядке вещей…
Так что с добром и злом в их чистом виде тут все проблематично. Вот следовательница Хана Регев — по манере поведения, по обращению с людьми — чистейшее чудовище. Но уж если кто и стоит на стороне добра, по крайней мере справедливости, так это она. Кстати, Хана — одно из самых ярких действующих лиц романа. И если ранжировать персонажей по яркости, то вторым, вслед за ней, должен быть назван колоритнейший реб Альтер, «гострайтер», который переделывал украденный роман Фридриха.
Автор откровенно, практически обнажая прием, использует детективную интригу с ее особенностями как инструмент в своих недетективных целях, чтобы рассмотреть и нам показать важные предметы и обстоятельства.

Прежде всего быт и нравы израильской литературной и окололитературной среды, хорошо известной автору изнутри: человеческие типы, связи, страсти, конфликты. История Элиши Фридриха прекрасно удерживает все это как основа и позволяет детально проанализировать.
Однако этого автору недостаточно. Лапид демонстрирует еще множество срезов израильского общества, характерных человеческих типов, ситуаций, практик и обычаев. Ей явно хочется рассказать много всего — и желательно подробно, с деталями. Упоминая какого‑нибудь персонажа, Лапид не упустит возможности рассказать о его прошлом, об истории его предков.
Вот, например, коллега Фридриха — писатель Гидеон Римон‑Гранат, «редкая птица в небе ивритской литературы: писатель, богатый, как Крез»:
«Фабрику “Силика” по производству бутылок и изделий из стекла основали его предки еще в начале двадцатого века. Потом они стали выпускать бутылки и другую продукцию из пластика. После смерти отца управление “Силикой” перешло к Гидеону. И хотя все знали, что именно он руководит компанией, это не мешало ему раз в два‑три года выпускать новую книгу, неизменно в уважаемом издательстве “Аргаман”, и получать исключительно благожелательные рецензии. Гидеон знал, что про него судачат, будто он сам оплачивает издание своих книг. Некоторые даже намекали на то, что “Аргаман” фактически принадлежит ему. В писательских кругах он держался любезно, приветливо, но под его застывшей улыбкой всегда таилось подозрение: к кому они так радушно относятся — к писателю или к толстому кошельку? Вторую часть к фамилии — Гранат — он добавил лет десять назад, когда написал роман о судьбе еврейской семьи в Галиции восемнадцатого века. В интервью он поведал, что писал, собственно, о своей семье и решил вернуть исконную фамилию предков — ту, что была у них до того, как страну захлестнула волна ивритизации имен».
Кажется, этой истории хватило бы на отдельный роман. А такого в книге Лапид очень много. И для персонажей центральных эти ветвящиеся подробности понятны. Но в целом роман — тяготеющий к тому, чтобы разрастись до энциклопедии израильской жизни, — несколько перегружен разнородной информацией, несомненно интересной, однако к развитию сюжета не имеющей отношения.
Основная сюжетная линия оплетена побочными, не добавляющими к ней почти ничего (такова история Лизи и ее сложных отношений с Рони). Но и сам текст надувает внутренние тематические пузыри, существующие как бы независимо от истории Элиши Фридриха.
Ведущей мысли в этом изобильном романе не просматривается. Но перед нами как раз тот случай, когда читать интересно и без нее.
Впрочем, из финала романа видно, чем успокаивается сердце Элиши Фридриха, который даже не стал выяснять отношения с едва не погубившей его Дорит, — у него нашлась забота поважнее. Вот эта мысль, претендующая быть названной главной в романе и прозвучавшая из уст Дорит: «Садись и пиши!»
Роман Шуламит Лапид «Бабочка в сарае» можно приобрести на сайте издательства «Книжники»
Комментариев нет:
Отправить комментарий